решениям партии и правительства геологам надлежит немедленно найти
столько-то месторождений урана, столько-то золота и столько-то молибдена и
никеля. А те, само собой, идут и сразу же находят все, что нужно.
Действительность оказалась печальнее и строже, потому что необходимые
начальству полезные ископаемые самым контрреволюционным образом не желали
нигде находиться.
Кураторы из КГБ советовали сажать и стрелять за саботаж и геологов, и
месторождения молибдена, но времена были уже не те, начальство одолевали
сомнения - поможет ли? Пытались воздействовать премиями, выговорами, обычным
набором проработок. Карские недра так и не откликнулись на призыв партии и
правительства, и от краткого мига величия у института осталось в основном
здание - трехэтажный корпус в самом центре города, еще сталинской постройки,
в стиле псевдоклассицизма. Огромные комнаты, высокие потолки, гулкие
коридоры, лепнина...
Сам же институт влачил убогое существование даже в доперестроечные
времена, а уж теперь-то и институтом называть его было как-то неловко.
Средний возраст сотрудников перевалил за пятьдесят, и даже те, кто остался,
занимались темами "для себя", что логично - должны же люди хоть чем-то
заниматься за триста рублей в месяц? Но с другой стороны, что можно
требовать от человека за триста рублей в месяц?
Японец, по правде говоря, сам по себе настораживал. Был он все-таки
какой-то странный, а может, просто очень непривычный - очень маленький,
очень желтый, очень монголоидный, а главное - очень улыбчивый и
навязчиво-приторно-вежливый.
Начал он вообще с того, что суетливо наливал Морошкину какой-то
подозрительный коньяк. В иностранцев, нарочно травящих русского человека,
старый Ефим Морошкин почти что верил, но и сам по себе коньяк, даже без
отравы, заставил его скривиться.
- А давайте лучше водочки!
Ефим Анатольевич извлек бутылку и пару кружек, ловко нарезал хлеб. Сам
японец пил микроскопическими дозами, рассказывал, насколько водка лучше
всякого там сакэ, и про то, как хорошо знают и уважают Морошкина в Японии.
Было понятно, что Морошкин японцу сильно нужен и что он хочет от него
что-то узнать, но что - никак не говорил. Расспрашивал о тайге, об
экспедициях, где бывал Ефим Морошкин, обещал хорошо заплатить. А на прямые
вопросы - за что он собирается платить, сын Ямато просто улыбался (в таких
случаях - особенно ненатурально), пропускал вопрос мимо ушей и сразу же
задавал другой вопрос, свой собственный.
Как криптозоолога особенно его интересовали животные, которые
неизвестны науке. Не встречал ли профессор Морошкин таких животных? Ефим
Анатольевич рассказал ему о том, как наблюдал странную разновидность белки -
посреди лета, в июле, несколько белок темно-серой масти играли на сосне, в
двух шагах от его шурфа. Причем это не в зимнем наряде, а в каком-то
совершенно непонятном.
Японец слушал, задавал вопросы, даже сделал какие-то записи
иероглифами. Но чем дальше, тем устойчивее у Морошкина складывалось
впечатление - интересует его что-то другое. Как ни мало волновали Морошкина
душевные движения японца и как ни был японец закрыт, но чувствовалось
безразличие. Разве что так, легкий интерес вообще.
А не встречались ли профессору другие странные животные? Покрупнее?
Кое-что Морошкину встречалось, как не встретиться за годы работы в
почти ненаселенных, малоизвестных районах Сибири. Профессор, краснея, робко
задал деловой вопрос: а будет ли оплачена и как именно будет оплачена его
информация? Про кое-что более крупное? И тут же японец выхватил откуда-то из
внутреннего кармана толстенную пачку долларов, тускло сверкнувшую
зелено-серым светом. Японец ловко отделил кредитку от пачки, и Морошики-сан,
к собственному удивлению, почувствовал в руке эту крупную зеленую кредитку.
- Это же не к спе... - начал было Ефим Анатольевич, краснея все сильнее
и сильнее. Японец жестом показал, что все это чепуха, и сунул пачку обратно.
"Штук двести..." - невольно подумал Морошкин. И опять невольно
покраснел. Потому что думать о деньгах Ефим Морошкин не привык и не умел, и
сами по себе мысли о деньгах считал, в общем-то, занятием постыдным. Но
толщину пачки почти подсознательно он отметил. Выходило, что японец так,
между делом, таскал во внутреннем кармане до двадцати тысяч долларов.
...А история и впрямь была странная, давняя и в общем-то почти
невероятная. Ефим Анатольевич порой сам переставал верить в собственные
впечатления. Тогда, в конце 1950-х, он обследовал почти ненаселенный край на
востоке Саян. Молодого Ефима Анатольевича с напарником забросили в верховья
речки, и в задачу их входило в основном плыть по реке, сплавляться до
населенных мест у подножия гор. Так и плыли они с напарником, плыли на лодке
вдвоем по почти неисследованным, неизвестным местам. Целый месяц они не
видели других людей, потому что во всем огромном, чуть ли не с Шотландию,
Тоджинском краю жили всего несколько сотен людей из племени тофаларов -
оленеводов и охотников да еще, по слухам, беглые старообрядцы.
Лодку проносило мимо мыса, где стоял лось, подняв голову, и недоуменно
смотрел на людей. Так и стоял, по колена в воде, даже не думая бежать.
Стоял, смотрел, пытался понять - что за создания плывут? Лось впервые видел
такие существа.
Стояли светлые июньские вечера. Белок приходилось выгонять из палатки,
они сигали по спальникам, забирались в котелок, отнимали у геологов сухари.
А сама невероятная история случилась под вечер, когда пристали к тихому
плёсу. Звериная тропинка отходила от плёса, вела вдоль берега. Напарник
ставил палатку, а Морошкин решил пройтись по тропе - просто посмотреть, что
здесь и как, куда занесло, - если уж ночевать на плёсе.
Много позже он ясно припомнил, что тропинка вела не в глубь леса, а шла
вдоль берега реки, что ветки не били в лицо - значит, ходил по тропинке
кто-то крупный, высокий. Ведь даже медвежьи тропинки низкие, ветки смыкаются
на высоте метра-полутора. Но это все было потом. А пока, на тропинке, Ефим
Морошкин страшно удивился, вдруг увидев кого-то в рыжей меховой шубе. Этот
кто-то бежал по тропе впереди, метрах в тридцати.
- Эй, парень! - заорал Морошкин.
Местный припустил еще быстрее. Морошкин побежал за ним - и для азарта,
и надо же нагнать бедного местного, объяснить, что они люди мирные, от них
не надо ждать беды. С геологами, наоборот, надо всегда делиться - свежей ли
рыбой, молоком ли.
Местный бежал очень быстро, и Морошкин удивлялся, какие у него короткие
ноги, длинная коричневая шуба. А потом местный вдруг прянул за ствол и стал
выглядывать оттуда.
- Эй! - опять крикнул Морошкин. - Ты чего?! Мы тебя не тронем, мы
геологи!
Местный выглядывал из-за ствола и улыбался. Улыбался во весь рот, в
самом буквальном смысле от уха до уха. Он, что ни говори, был все-таки
какой-то странный. Весь в рыже-бурой шубе, мехом наружу, с рукавами. Волосы,
лицо какое-то странное, и эта улыбка.
Чем больше Ефим Морошкин смотрел на эту улыбку, тем меньше хотел
подойти. Он сам не мог бы объяснить причины, но факт остается фактом -
местный словно отталкивал взглядом. Морошкину самому было как-то неловко, но
в сторону этого местного, в шубе, он так и не пошел. А наоборот, начал
двигаться в противоположном направлении, к лодке и к палатке, словно они
могли защитить от этой улыбки, от пронзительного взгляда синих
точечек-глазок.
Напарник уже поставил палатку, почти сварил уху, удивлялся истории про
местного. Морошкин бы охотно уплыл, но уже почти стемнело, плыть дальше
стало невозможно. В палатку с собой взяли ружья, в изголовье сунули топор.
Но приключений в этот вечер больше не было.
История, конечно, кажется невероятной, Ефим Морошкин это понимает. Но,
впрочем, в соседней лаборатории сидит старый друг Морошкина, Николай
Александрович Горских. Вообще-то, занимается Коля Горских никак не
криптозоологией, а почвами. Но во время плавания по тоджинской реке он как
раз и был напарником и историю Морошкина вполне даже мог подтвердить.
Японца с Колей познакомили; Тоекуда низко кланялся, вручил визитку, и
ученые продолжили уже рассказ вместе...
Ученые плыли по реке среди множества островов. Они рассудили, что на
островах ночевать им будет как-то безопаснее. Этот, в шубе, он вроде бы
ничего плохого и не делал, а как-то без него спокойнее.
Остров был длинный, намытый. Ученые решили сначала обойти его, каждый
по своему берегу, просто так, на всякий случай.
Морошкин быстро наткнулся на тропу, и по этой тропе человек тоже мог
идти свободно, без всяких бьющих в лицо ветвей.
Тропа вела к сооружению, больше всего напоминавшему огромный, небрежно
сделанный шалаш. Шалаш из ветвей толщиной в руку, даже в бедро. Ветвей не
отрубленных, а, судя по всему, сломанных или открученных. В шалаше никого не
было, только налипла на ветках, валялась на истоптанном полу рыжая и бурая
шерсть.
Пока Морошкин рассматривал шалаш, пытался понять, что вообще
происходит, в стороне раздался страшный шум.
- Коля, ты? Что там у тебя? - прокричал обеспокоенный Морошкин.
- Да вовсе не у меня, - раздался голос Коли Горского совершенно в
другом месте, - это у тебя что-то шумит. Ты что, через кусты там ломишься?
И друзья как-то заторопились увидеть друг друга, встретиться, и в
глазах каждого читалось одно и то же - сильное желание уплыть побыстрее с
этого острова и уж, во всяком случае, на этом острове не ночевать.
Наступила тишина - уже не напряженная, а спокойная. Само по себе
приятно было вспомнить, пережить вновь это давнее, полузабытое, времен
молодости, первых экспедиций по Сибири.
Дымился "Беломор", Морошкин плескал водку в кружки, и тогда японец
сделал свое очень солидное и очень веское предложение: "Если уважаемые
господа русские геологи так хотят, они могут и не уточнять, где именно
происходили все эти события, а просто представить само существо живым или...
гм... в виде добычи. Сумму, которую они хотят получить, пожалуйста, пусть
они напишут вот тут, в блокноте у Тоекуды. Стесняться не надо. Скромные
люди - это хорошо. Но правильная оплата - это тоже вполне хорошо".
А есть и другой вариант - он, Ямиками Тоекуда, снаряжает экспедицию в
Восточные Саяны. И приглашает уважаемых господ быть проводниками экспедиции,
с оплатой соответствующих расходов и соответствующей зарплатой. Желательную
сумму зарплаты пусть господа тоже занесут в блокнот.
- Отвечать прямо сейчас не надо, - улыбался господин Тоекуда-сан в
ошеломленные физиономии русских геологов, в их полуоткрытые рты. - Я буду в
Карске еще долго, у вас будет время решить, как лучше.
Но вообще-то его, Ямиками Тоекуду, особенно интересуют затерянные
миры - места, где сохранилась реликтовая растительность, мало изменились
природные условия. Вроде бы там встречаются и животные ледникового периода.
- Да-да, - забормотал Ефим Анатольевич, - у нас тут полным-полно
реликтов Великого оледенения. Вот хотя бы брусника - очень древнее растение,
очень. У нее и ягоды очень вкусные, полезные, их собирают в лесу, в
сентябре. А сама брусника росла в Карском крае еще задолго до оледенения. И
приспособилась, сохранилась. Она вечнозеленая, брусника, если размести снег,
то листья будут зеленые. Они и плотные такие, эти листья, мясистые, такие
листья не бывают у листопадных деревьев, такие бывают как раз у южных,
вечнозеленых.
Тоекуда слушал внимательно, кивал и записывал, но видно было - про
бруснику он знает. С таким же выражением лица слушал он и про реликтовые
орхидеи, про венерин башмачок, рассказы о реликтовых животных - о кунице, о
беркуте.
Впрочем, они ведь не биологи, они геологи, они могут многого не
понимать, просто не знать. Наверное, лучше всего зайти в Карский музей, это
в двух кварталах отсюда.
Здесь имеет смысл отметить, что русские ученые еще не научились быть
людьми рыночного общества. Скрыть от людей своего круга золотоносного
японца, монополизировать общение с ним не пришло в голову ни Ефиму
Анатольевичу, ни Николаю Александровичу. А знать что-то интересующее японца
в Карском музее и правда могли, и неплохо.
Карский краеведческий музей - огромное здание, построенное еще в 1912
году по фантазии купца Чернова. Купец бредил Древним Египтом и денег на
музей дал, но с условием, что здание построят в египетском стиле и с
фресками на египетские темы. Что и было сделано. На берегу Кары возник не
особенно вписывающийся в архитектуру города огромный дом с четырьмя пилонами
и по каждому из них - фрески, скопированные с древнеегипетских росписей.
Сидели в хранилище, в подвале музея. В пыльной комнате громоздились
огромные сундуки с материалом.
Стеллажи оставляли только узкие проходы, и полки стеллажей были
завалены черепками, полусклеенными сосудами, какими-то позеленевшими кусками
металла - судя по цвету, бронзы.
Опять японец разливал коньяк, и опять хозяева деликатно переходили на
водку. Почему-то археолог Карского музея, Макар Поликарпов, коньяк тоже не
особенно жаловал.
Впрочем, и ничего особенно нового Макар Поликарпов не рассказал, разве
что настоятельно сворачивал на археологические темы и все порывался
рассказать, где и что нашли и где можно попытаться найти еще больше и
интереснее.
Вот насчет реликтовых степей кое-что он смог прояснить, но даже и не
сам, а через сотрудника, Игоря Андронова, - тот занимался животными
ледникового периода.
У Андронова получалось, что затерянные миры могут быть на севере
Карского края, скорее всего - в горах Путорана или на крайнем юге, тоже в
горах - в Саянах.
В Саянах водится северный олень, у которого самки не имеют рогов, с
пятнами по шкуре. У всех северных оленей, вообще-то, на шкуре нет пятен, у
оленят пятна исчезают примерно к году. Вот у предков северного оленя были
пятна на боках, а у самок не было рогов, и у саянских оленей эти признаки
почему-то сохранились.
А в горах Путорана водится снежный баран. В эпоху Великого оледенения
точно такой же баран водился по всей Сибири и по всей Северной Америке.
После отхода ледников баран жить смог далеко не везде, его ареал разорвался.
Сейчас есть четыре ареала снежного барана: на Камчатке, в горах Джугдыра - в
Якутии, в горах Корякского нагорья, ну, и вот здесь, на Путоране.
В этом месте у Ямиками Тоекуды явственно стукнуло сердце. Совпадение!
Чижиков работал на Путоране. Его доклад был про реликтовые степи под
Путораном, как раз... Кажется, след взят!
- Но если на Путоране живет реликтовый баран, там ведь могут
сохраниться и другие животные.
- Могут. Но ведь места неисследованные, дикие. Чтобы утверждать
наверняка, нужно туда поехать и поработать как следует.
И снова стукнуло сердце у Ямиками Тоекуды.
- А если бы у коллеги были средства, была бы возможность провести такую
экспедицию?
- Провести можно, но нужно готовиться. Деньги - это мало. Нужны люди,
нужно снаряжение. Особенно - люди.
- Может, вы и возглавите группу, Игорь?
- Вообще-то, лучше бы Михалыча. Он такие вещи умеет делать.
- Подумайте, я с вами еще свяжусь. В пока - вот...
Игорь покраснел, но бумажку тоже взял, как и Морошкин. И про
реликтового оленя, и даже про Михалыча Тоекуда слышал далеко не в первый
раз, но полагал, что знать это Андронову совершенно необязательно.
На вечер Тоекуда наметил встречу с Печенюшкиным в Карском ученом
городке, обедать же намерен был в гостинице. Как раз придя на обед,
почтенный Ямиками-сан впервые обнаружил, что кого-то он уж очень сильно
интересует. Зная, в какую страну и в какой период ее истории он едет,
Ямиками Тоекуда принял меры - например, соединил тоненькой шелковой ниточкой
крышку и основную часть своего чемодана. Так, на всякий случай. Интуиция
подсказывала господину Ямиками, что это может пригодиться.
И вот ниточка исчезла. В отсутствие господина Ямиками кто-то
интересовался содержимым его чемодана.
Несколько минут Ямиками-сан стоял, размышляя, какой вариант поведения
выбрать? Потом, насвистывая, он натянул еще одну шелковинку и отправился
обедать. И ничто не выдавало его особой озабоченности и волнений, охвативших
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг