Ваня понял, что Алексей Николаевич - это как раз развалившийся на
диване, самый молодой, но и самый уверенный в себе. Тот, что сидел, лениво
улыбался и молчал.
- Справедливо! И вот я взываю к Алексею Николаевичу и обращаю его
просвещенное внимание, что молодой человек как раз из этих... Вы не можете
не понимать, что это уже сегодня пионер и комсомолец, а очень может быть - и
коммунист через небольшой срок...
- Октябренок, - подсказал сидящий сбоку.
- И октябренок... Тьфу! Вы легкомысленны, Никодим Сергеевич, вы не
правы... Да вы пейте кофе, молодой человек!
К чести Вани следует сказать, что как ни был он наивен, как ни мало
понимал происходящее, а никакая сила не заставила бы Ваню глотнуть дивно
пахнущего кофе, положить в рот аппетитно отсвечивающий ломтик рыбы.
- И все же я хотел бы, чтобы Алексей Николаевич сами решили, так ли
нужно все это затевать... Не я и даже не вы, Тит Карпович, при всем
уважении!
- Ну неужели Алексей Николаевич будут в протестации! Не так много
людишек вламывалось сюда! Не правда ли? Или я ошибаюсь?
Теперь мундироносный изгибался под другим углом, в направлении сидящего
на диване, и его изгиб сделался куда подобострастнее.
Алексей Николаевич усмехнулся, разразился потоком иностранной речи.
Даже Ваня уловил промелькнувшее в потоке слов "мерси" и догадался, что
сказали по-французски.
Лицо мундирного скривилось; махая рукой, он пытался отвечать на том же
языке, но видно было, что дается это ему с трудом. Никодим Сергеич
усмехался, а потом поманил Ваню рукой.
- Что, все уже стало понятно? - участливо спросил Никодим Сергеевич.
- Не-а... - честно ответил Ванюша.
- Так вот, понятно тебе или нет, а давай чеши отсюда побыстрее. Это ты
усвоил, малый?
- Ага! Спасибо!
И Ваня вышел, повинуясь этой уверенной руке, вышел в коридор -
прозаический, обыкновенный, в котором аромат кофе сразу же перебился запахом
пыли, химикалиев и еще какой-то обычной в аудиториях затхлости.
Придя в себя, Ваня сразу же и немедленно помчался в сторону лестничного
пролета. Чашку из невесомого фарфора он так и держал в руке и потом не мог
никак вспомнить, в какой именно момент она бесследно исчезла, словно ее
никогда не было.
В некоторых отношениях оказался Ванюша умен и в своей группе ничего не
говорил. Мол, проверил он этаж, и все в порядке... А что принял водки на
грудь больше, чем выпивал обычно, и тем самым вызвал добродушные насмешки -
что ж с того?!
В некоторых отношениях оказался Ванюша глуповат - на следующий же день
побежал в большое серое здание, в КГБ, и рассказал там внимательному
дяденьке с пронзительными глазами, кого видел в здании института и при каких
обстоятельствах. Дяденька задал очень много вопросов, и даже Ваня понял, что
его ловят на противоречиях. Но противоречий в рассказе Вани не было, потому
что он ничего не соврал, а как раз старался рассказывать все как можно более
точно.
Кроме того, в этот день Ваня оказался в заведении, где ему кололи
иголкой сгиб локтя, вводили какую-то сыворотку под кожу, задавали раз по
тридцать одни и те же вопросы про пьющего дядюшку и про то, не падал ли он с
крыльца вниз головой. А он не падал, и он так и сказал тетеньке, которая его
допра... в смысле, расспрашивала.
Потом с Ванечки взяли подписку, что он не будет разглашать ни своего
приключения, ни всего, о чем беседовали с ним в большом сером здании, и
намекнули, что, может быть, он раскрыл заговор шпионов и тайный притон
китайских и американских агентов и что об этом - молчок, а уж они всем, чем
надо, займутся.
Ванечка оказался человеком, который умеет делать выводы, и больше не
совался никуда.
В большинстве же отношений оказался Ванюша Иванов самым обычным
человеком - не очень умным и не очень глупым. В надлежащий срок закончил он
институт, уехал к себе в село, где тоже жил просто и разумно: быстро
женился, завел двоих детей и хозяйство - частью крестьянское, построенное на
обработке земли, а частью охотничье, промысловое, в котором главное - уметь
добывать то, что растет или бегает само собой в тайге.
Наверное, его случай можно было бы отнести на счет пьющего дядюшки,
неумеренного употребления водки им самим, наследственного отягощения и так
далее. Все можно, если бы не одно обстоятельство... Дело в том, что корпус
сельскохозяйственного института, выходящий на Мира (Воскресенскую), - это
бывший жилой дом Николая Гадалова, богатейшего из красноярских купцов.
В 1920-е годы перебывало в нем выше крыши разных советских учреждений,
все и не перечислить, а с 1935 года расположился сельхозинститут.
Между прочим, Ванюша и понятия не имел, что в этом доме хоть что-то и
когда-то находилось, кроме сельхозинститута. Он искренне считал, что дом и
построили специально для института, примерно как и корпус технологического
института, расположенный от него всего в квартале. Но вот ведь дела! Для
технологического-то института и правда построили отдельный корпус, занявший
целый квартал, но к сельскохозяйственному это не имеет ни малейшего
отношения.
И более того... В этом огромном здании, где жила и большая семья, и
многочисленная прислуга, у каждого были как бы свои излюбленные места.
Например, один из сыновей Николая Гавриловича, Алексей Николаевич, сделал
себе кабинет для общения с узким кругом друзей, компаньонов и знакомых.
Сделал как раз в той аудитории, в которую неосторожно вошел Ваня. Сам же
Ваня ничего об этом не знал тогда и никогда не узнал впоследствии. Я его не
стал просвещать, и не знаю, кто бы взялся еще.
Но, во всяком случае, я после этого рассказа лучше понимаю вахтеров,
которые не любят уходить далеко от дверей и хорошо освещенных привходовых
частей, углубляться в недра старинного здания. Что они видят и слышат, я не
знаю. Я даже не исключаю, что они не видят и не слышат решительно ничего,
что это просто интуиция подсказывает им - где их место, а куда ходить не
стоит. Но, во всяком случае, я их теперь, кажется, хорошо понимаю.
И еще я теперь верю в рассказы некоторых студентов. В то, что иногда в
аудитории, где читали лекции по истории КПСС, раздавался странный звук,
больше всего напоминавший сдавленное хихиканье. Могу себе представить, как
забавлялись Гадаловы, их друзья, родственники и компаньоны, даже их
случайные знакомые, слушая официальные советские бредни.
ГЛАВА 4
ДУША ДЕРЕВЬЕВ
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей,
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
Н.ЗАБОЛОЦКИЙ
Недавно я пообщался со своим старым знакомым, Сережей Орловским. Отцом
Сергея был профессор Николай Васильевич Орловский, известнейший
ученый-почвовед. Человек еще из той, довоенной профессуры, он был лично
знаком и с Николаем Вавиловым, с Д.Н.Пряничниковым, А.Г.Дояренковым...
словом, со многими знаменитыми учеными.
Вообще-то считалось, что у Николая Васильевича ужасный характер: на
всех защитах диссертации он обязательно бросает черный шар. В наше время
член ученого совета уже не бросает в темной комнате в специальный ящик
круглого черного шара, высказываясь против того, чтобы видеть коллегу
кандидатом или доктором наук. В наше время голосуют специальными
бюллетенями, но слово осталось, так и говорят: "кинуть черный шар". Так вот,
по крайней мере в одном случае Орловский бросил белый шар, поддержал
коллегу, и это была моя мама. После защиты диссертации всегда бывает момент
между тем, когда члены ученого совета уже зашли в комнату для голосования,
но результаты еще неизвестны. В эти пятнадцать минут Николай Васильевич все
ходил вокруг членов ученого совета и гостей, все стучал об пол полкой и
доказывал:
- Я белый! Я белый шар кидал!
И это была чистая правда - все шары были белыми - единогласная защита.
Только ведь Орловский еще не знал этого и ждал, что если будут черные шары,
то все тут же подумают на него...
Ну так вот, эту историю рассказал мне Сергей Орловский, а поскольку он
не оговорил, что его фамилии поминать не следует, я и называю, от кого ее
услышал.
На даче Сергея росли две огромные березы. Под одной из них Сергей очень
любил отдыхать, часто прислонялся к ней спиной. Постепенно одна из этих
берез накренилась, корни уже не держали ее, и береза повисла на другой.
Березы могли обе рухнуть на забор и на грядки, жена попросила эту березу
убрать.
Что тут делать? Сергей пригласил двух знакомых. Березу зацепили
веревкой, и сам Орловский держал, тянул веревку, чтобы береза не упала на
забор. Двое пилили березу. Во всем этом нет пока ничего странного -
обычнейшая дачная сценка. Странность началась с того, что Сергей вдруг
обнаружил себя стоящим посреди веранды на даче. Как он здесь очутился? Что
делал? Непонятно... Вроде пилили березу?
Спрашивает у жены:
- А что береза?
- Как что? Давно напилена, разрублена...
- Как это разрублена?
- А ты посмотри в окно, вон же она!
Сергей выглянул в окно, а береза и правда разрублена, распилена, часть
ствола даже расколота и сложена в поленницу. И вообще солнце стоит с другой
стороны; уже не утро, а день кончается. Но убей бог, если Сергей помнил, как
заваливали березу, как ее пилили и рубили! Как он держал веревку, он еще
помнил. А потом - полный провал в памяти.
- Та-ак...
Человек неглупый и весьма хорошо образованный, Сергей начал
прикидывать: а что он еще подзабыл? И нашел просто колоссальные провалы в
памяти.
- Тамара... Ты поспрашивай, что мы делали, что я собирался делать...
- Как твоя диссертация, Сергей?
- Какая диссертация?
Ну вот, забыл про собственную диссертацию.
- Помнишь, как мы в аварию попали?
- Не-ет... А мы попадали?
Жена кивает головой. Сергей вышел, внимательно осмотрел машину: нет
никаких следов побитости.
- Тамара, ты сама вспомни: разве мы в аварию попадали?
А они очень даже попадали в аварию; просто машину не побило, потому что
КамАЗ догнал "Жигули" на трассе и толкнул легковушку сзади так, что ее
выбросило на поле. Внешних признаков никаких, еле-еле заметные вмятины, а
напугало Орловских изрядно, и ситуация была очень опасная.
И эти два момента, с диссертацией и с аварией, - только самые яркие из
тех моментов, которые забыл Сергей Орловский за самое короткое время.
Естественно, эти провалы в памяти вызывали у него некоторое беспокойство, и
Сергей вел машину в город с особой осторожностью (хотя жена и
проэкзаменовала его по правилам дорожного движения). А приехав в
Академгородок, Сергей тут же помчался к врачу, сделать энцефалограмму мозга.
Поскольку человек он довольно педантичный, то обследование проходил Сергей
недавно и новую энцефалограмму было с чем сравнивать.
На новой энцефалограмме ясно было видно - появился лишний зубец. То
есть картина ритмов мозга изменилась в промежуток между двумя
энцефалограммами, между маем и июлем 2000 года. "В потустороннее я не верю,
но вот новый зубец появился", - так прокомментировала две энцефалограммы
врач Т.В.
Из-за чего могли измениться ритмы мозга? Сергей предположил, что на
него подействовало биополе березы. По некоторым данным, у березы очень
сильное биополе, и если человек постоянно сидел возле этой березы, любил ее,
прислонялся к ней, гибель дерева могла сильно подействовать на биополе
человека, деформировать его.
Как отнестись к такого рода историям?
Долгое время ученые считали, что никакого такого биополя в принципе не
существует. Не существует так же, как не существуют и привидения, и
потусторонний мир... Словом, биополе входило в число явлений, о которых
говорят: "чего ни спохватишься - ничего-то у вас нет".
Но вот Владимир Александрович Допретов в Нижнем Новгороде, занимаясь
движением электричества в растениях, выявил кое-какие интересные вещи.
Дело в том, что в древесном организме есть хлорофилл не только в
листьях. В стволе дерева, в заболони, содержится так называемый внелистовой
хлорофилл. По заболони движутся вверх растворенные в воде вещества,
извлеченные корнями из земли. Если есть процесс переноса электрона - то,
значит, есть и электромагнитное поле. А раз так, его можно зафиксировать
какими-то приборами... Владимиру Александровичу как будто удалось
установить, что каждое растение имеет электромагнитное поле, но коллеги
отнеслись к тому по-разному: не все, что писал В.А.Допретов, подтвердилось.
А вот книга Ивана Семеновича Марченко, ученого из Брянска, -
"Взаимодействие растений через излучение". Книга вышла в Смоленске в 1978
году тиражом всего в 1000 экземпляров. Он доказывает, что растения передают
информацию друг другу... Но, увы, и его данные можно понимать по-разному.
Впрочем, о способности растений общаться писал и такой крупный ученый,
как Влаиль Петрович Казначеев из Новосибирска. Вот его-то эксперименты никак
не назовешь плохо подготовленными или малодоказательными.
В одном из своих опытов Влаиль Петрович брал культуру раковой опухоли и
культуру здоровой ткани. Культуры разделяло специальное стекло, пропускающее
только некоторые виды излучений: дальний ультрафиолет... И было доказано:
здоровая ткань заболевает во всех случаях!
Влаиль Петрович слишком серьезный ученый, чтобы тут же сочинять
какую-то теорию. Но какая-то связь между культурами явно существует; это уже
факт, а факты вещь очень упрямая.
Но самые поразительные результаты получил Марк Годик из Института
радиологии. Работал он с самыми точными приборами из тех, которые могут
уловить самые слабые напряжения магнитного поля: со СКВИДами. СКВИД меряет
перемещение буквально отдельного кванта! Марк Годик взял в свою лабораторию
четверых честолюбивых молодых людей из физико-технического института, три
года только настраивал аппаратуру, гонял ее в разных режимах, а потом уже
приступил к экспериментам.
Марк Годик уверял, что может даже определить, когда игла энцефалографа
пишет "крик боли", "крик радости" или "крик страха". Наверное, слово
"уверял" в этом случае не совсем правильно... Потому что уверять-то можно
решительно во всем, а вот повторить можно далеко не всякий эксперимент. Этот
эксперимент повторяли, и не раз... Сначала показывают гостям аппаратуру,
предлагают попробовать. Наносят быстрый удар добровольцу - и аппаратура
выписывает "крик боли", а у окружающих - "крик ужаса". Как работает техника,
понятно? Понятно. Какие пики, нарисованные иглой, указывают какие состояния,
понятно? Да, тоже понятно. Тогда - главный эксперимент!
К двум стоящим рядом деревьям подходит человек, бьет одно из деревьев
палкой. И у деревьев вырывается "крик" - у одного "крик боли", у другого
вырывается "крик ужаса".
Жаль, что эти эксперименты уже нельзя увидеть... По крайней мере, в
России. Группу Марка Годика, один из первых "купленных" в СССР научных
коллективов, "закупили" на Западе. Канадцы предложили этим ребятам такое
денежное содержание, что даже в конце 1980-х годов, когда развалилось еще не
абсолютно все, они были не в силах устоять. А там грянул 1991 год, и
возвращаться стало некуда.
Прокомментировать изучение биополя деревьев я попросил ведущего
научного сотрудника Института леса и древесины Красноярского научного центра
Академии наук, доктора физико-математических наук и профессора Вячеслава
Григорьевича Суховольского.
- Ну, приходи... - звучит в трубке, и вот мы со Славой сидим в его
лаборатории в Институте леса. Чудесный вид на синие, зеленые, сизые горы за
Енисеем, на уютный Академгородок. Сколько счастливых часов я провел в свое
время в этом институте! Сколько казенного спирта мы с друзьями выхлестали в
этих стенах из стеклянных химических мензурок! Сколько коньяка разлили в
чашки с черным кофе! Сколько увлекательных разговоров, споров, бесед,
рассказов, пьянок, обид, мордобоев, романов видели эти стены! Ах,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг