этом виноватыми?
Так же непонятно, насколько этот бич был виновен в удушении нескольких
кур Феклы Степановны, или же все-таки кур задушил кто-то другой? Что душил
человек, очевидно - у всех птиц головы были попросту свернуты набок. Но кто
сказал, что, кроме бича, некому свернуть головы курам? И вообще - бич унес
бы тушки с собой, а не бросил кур тут же, в разломанных клетках.
Уж совсем непонятно, с чем имел дело героический дядя Костя из ГИБДД и
УВД, столкнувшись с бичом прямо на деревенской улице. Бич стоял себе и
стоял, не говоря ни звука и только глядя в сторону милиционера, а тот, что
уже ни в какие ворота не лезет, страшно перепугался. То есть он-то сам об
этом не говорил, но когда дядя Костя вихрем влетел в домик, там как раз
сидели, дожидаясь его приезда из города, трое очень решительных людей. Эти
трое как раз и ждали дядю Костю для разговора, как лучше покончить с
повадившимся бичом, и они, конечно же, обратили внимание, в каком состоянии
ворвался в дом дядя Костя.
- Странный он какой-то... очень тощий, ребра все наружу, и молчит...
Так более чем неопределенно прозвучало объяснение дяди Кости, когда его
попросили рассказать, что же случилось.
Еще через день Степан Петрович, заядлый охотник и рыбак, специально
просидел всю ночь, держа между колен дробовик 12-го калибра. Только под утро
он услышал как будто движение возле веранды, а потом кто-то осторожно стал
подниматься по ступенькам. Степан Петрович так же осторожно вышел через
другую дверь и стал тихонько обходить свой дом. Степан Петрович ходил в
своей жизни на лося, на кабана и медведя и был в себе совершенно уверен.
Стояло четыре часа утра, мир представал серым, холодным от росы и от серого
неба с полузакатившейся луной. Бича Степан Петрович увидел совсем не там,
где ожидал, - не на веранде, а уже отошедшим метров на двадцать от дома.
Позже Степан Петрович никак не мог объяснить, как же он успел так быстро
отойти на такое большое расстояние.
- Стой, стрелять буду!
Но тощий бич уходил по тропинке между огородами, как будто и не слышал
ничего.
- Стоять! Стреляю! - заорал Степан Петрович, и его вопль слышался,
должно быть, на километры в этой предутренней гулкости. Но бич шел как шел,
не думая обращать внимания на вопль.
Степан Петрович саданул в небо из правого ствола - пулей. Тут же
проорав опять про "Стрелять буду!", выстрелил уже на поражение, картечью.
Стрелял он хоть и в полутьме, но в крупный объект, и не сомневался, что
попал. Во-первых, видел он, что прицел верен. А во-вторых, в момент выстрела
бич явственно дернулся - его ударило картечью. Но и тут бич не издал ни
звука и очень быстро ушел. Не убежал, а именно ушел. Степан Петрович был
уверен, что не сводил с него глаз, пока разламывал ружье, опускал в стволы
новые патроны: он умел это делать не глядя. И тем не менее бич куда-то
пропал, и опытный Степан Петрович не нашел ни капли крови на лопухах, через
которые шел бич после того, как в него уже ударили картечины. Как
провалился, проклятый!
Хотя, справедливости ради, на какое-то время бич вроде бы исчез, - о
нем, по крайней мере, ничего не было слышно.
Страшная тайна
Позже выяснилось, что ближе всех познакомились с бичом как раз младшие
Горшки. Где были старшие - история умалчивает, но вот зашел как-то тощий
дядька к ним в домишко и вывалил на стол несколько капустных кочанов. Так
прямо и вывалил, а сам стоит и качается.
- Дяденька, пошли с нами чай пить!
Стоит, качается. Не отвечает.
- Дяденька, ты выпил, что ли?!
А он все молчит... постоял, покачался, и ушел.
В другой раз пришел, принес полведра молодой картошки. Допустим,
догадывались Горшки, что картошка украдена у Федоровых, но, как нетрудно
понять, отдавать картошку не пошли. И опять стоял, качался и молчал. Горшки
с ним пытались беседовать, даже вроде теребили, тащили куда-то. Бич и не
подумал пойти, куда звали, молча повернулся, вышел и мгновенно пропал
невесть где.
Появился через два дня, принес Горшкам конфет - целый кулек. Да между
нами говоря, одна из задушенных кур Феклы Степановны тоже попала к Горшкам,
и ее тоже не стали никуда относить... Дети подсунули курицу маме, а та
попросту ощипала ее и стала варить на курице бульон, а потом борщ.
В общем, это был полезный бич, и особенно для молодежи.
Постепенно юные Горшки стали даже ждать визитов своего благодетеля,
гадали, откуда бы он мог приходить, и когда он появлялся, не знали, под
какую божничку посадить. Тот, впрочем, и не садился, а только стоял,
покачиваясь взад-вперед, молчал и редко проводил в доме больше нескольких
минут.
Вот эти визиты бича к Горшкам и были той страшной тайной, которая
объединяла Горшков и Катю с Мишей. Неказистая тайна? Как сказать... Дети
вообще любят тайны, особенно тайны от взрослых. А это была тайна даже лучше
очень многих детских тайн. Как-никак, о бичах шумело все садоводство; весь
мир взрослых - тот самый, от которого так сладки тайны. Но вот мир взрослых
не знал, что один из бичей ходит к Горшкам, а Миша и Катя это знали.
Узнали они тайну случайно, когда как-то шли с камней на Енисее; было
уже почти темно, и на фоне гаснущего неба дети увидели тощего человека,
который входил в дом Горшков. После этого не зайти к Горшкам было совершенно
невозможно, и дети тут же и зашли. Ничего такого уж потрясающего они не
увидели - какой-то странный, болезненно-тощий мужик, очень смуглый, с
изуродованным, свернутым набок лицом. Одет он был в рваную, под цвет тела,
рубаху и такие же бесформенные, нелепые штаны. Мужик ничего не говорил, и
потом Горшки объяснили - да, мол, ничего и никогда не говорит. Бич исчез
почти сразу, и дети остались одни в теплой компании Горшков.
Уже в августе, в самое звездопадное время, развернулись события,
поставившие в этой истории точку.
Даша и в августе торговала шубами довольно часто, но только что-то у
нее не очень хорошо получалось. Приезжала она уже не такая веселая, как в
начале лета, а оставаясь в дачном поселке, иногда плакала, - когда думала,
что ее не видят дети. А дети чаще всего видели или догадывались.
В этот день Даша тоже уехала в город, чтобы вернуться только завтра.
День был дождливый, сумрачный. Темнеть начало рано, и никто, даже дед
Владимир, не потащился на камни. Катя с Мишей все-таки пошли, а когда
налетел очередной шквал с дождем, спрятались в лодочный сарай; сарай не
протекал, в нем было свалено тряпье, и дети пригрелись и заснули. Так
получилось, что только впотьмах они засобирались домой.
Вечером того же дня, уже в синие сумерки (а дети как раз собираются
домой), Оксана Громова увидела, как тощий мужик входит в домик Горшков.
Истина не пришла, да и не могла прийти девушке в голову. Конечно же, она
решила, что бич вовсе не принес что-то Горшкам, а заявился что-то спереть...
Инстинкт подсказал девушке, что это тот самый бичуга, который так напугал ее
и Юру Лифантьева две недели назад.
Заорать на все садоводство? Уйдет... Или возьмет в заложники, перережет
всех Горшков. Умная Оксана быстро кинулась к самым грозным людям, которых
знала, - к Степану Петровичу и дяде Косте из ГИБДД. К счастью, оба были дома
и даже находились в одном доме. Дядя Костя с красавицей женой как раз
выходил от Степана Петровича. У дяди Кости оружие всегда при себе, Степан
Петрович сорвал со стены свой дробовик.
Бич вышел из домика Горшков, на этот раз хорошо видный - еще не так
сильно стемнело.
- Стой, стрелять буду!
Но высокая и тощая фигура уже исчезала вдали, за поворотом. Как и
обычно, бич шел широкими шагами, ни на кого не обращая внимания. Он шел по
дороге, спускаясь к реке Караулке. Оттуда есть ход на камни, а можно дальше
идти по дороге, в сторону стационара технологического института. На этот раз
защитники садоводства догоняли преступника: он так и шел широким шагом,
очень быстро, но они-то бежали во всю прыть, потому что хорошо видели, кого
догоняют.
Бич свернул по тропинке в сторону кустов. От Степана Петровича и дяди
Кости его отделяло от силы метров двадцать.
- Стой, стрелять буду! Не шутим!
Тут бич внезапно встал и повернулся к преследователям лицом.
- Стой, стрелять буду!
А тот стоит, покачивается, молчит. Так они и стояли какое-то время друг
против друга, а потом Степан Петрович пробежал немного вперед и поднял ствол
ружья:
- Лучше стой, негодяй! Все равно тебя не отпустим!
Ни звука не произнес бич и продолжал так же странно раскачиваться, а
потом вдруг пошел прямо на Степана Петровича. Пошел так же уверенно, быстро,
широко шагая, как только что удалялся от преследователей.
- Ах, ты так?!
И Степан Петрович опустил дуло, выстрелил бичу по ногам. Длинный сноп
огня на мгновение выскочил из дула. Потому что стрелял Степан Петрович
допотопным черным порохом, из старых запасов, а громыхнуло так, как может
громыхнуть в узкой лощинке, да еще в промытом воздухе, после дождя. Ударом
картечи бича развернуло, отбросило от тропинки. На какое-то мгновение он
припал на раненые ноги, почти сел, но тут же вскочил и пошел на Степана
Петровича. При этом бич не издал ни звука, и походка его ни капельки не
изменилась.
- Стой! - на этот раз орали оба.
Бич шагал, как будто заведенный.
И тогда Степан Петрович выстрелил из второго ствола, с расстояния
меньше трех метров. Громыхнуло чуть менее страшно, потому что во втором-то
стволе была пуля. Центрированная пуля весом 9 граммов, на крупного зверя, и
сразу за выстрелом раздался странный скрипящий звук, который невозможно
описать, - звук пули, разносящей череп. Бич полетел на землю, трепыхаясь,
как тряпичная кукла, и дальше всего у него была закинута голова, потому что
пуля ударила над переносицей и снесла все, что находится выше.
Эхо замирало за стволами, а тучи вроде чуть-чуть разошлись, и даже
стало чуть-чуть светлее.
- Лихо вы его! - бросил дядя Костя, сунул револьвер в кобуру... И тут
же выхватил обратно, руки бича шарили по траве, ноги мерно двигались, как
будто он куда-то шел.
- Кто кого лихо!
Голос у Степана Петровича стал вдруг низким и хриплым, совсем не такой,
как обычно. А бич продолжал странно двигаться - бесцельно, непонятно,
неприятно.
Дядя Костя подходил к лежачему, и надо было видеть, как он шел:
классическая поза, сторожкость в каждом движении, наготове оружие... Ноги
бича стали дергаться как-то еще более странно, вроде в стороны, да еще стали
мелко вздрагивать. Дядя Костя подошел вплотную, взглянул...
- Степан Петрович, подойди...
Голос у дяди Кости тоже изменился и стал странным.
Дяди, конечно, не знали, что все это время дети стояли, а когда пошла
стрельба - присели в траву за кустами, метрах в двадцати - двадцати-пяти от
того места, где упал бич. Они все видели и, естественно, очень хорошо
слышали все разговоры убийц.
- Никто все равно не поверит... - сипло сказал Степан Петрович. - Хоть
это предъяви, а не поверят.
И он вяло ткнул рукой в лежащее на земле тело.
- А как я обо всем начальству доложу? - Голос дяди Кости стал даже не
странный, а жалобный. - Всегда думал, что так не бывает...
- А я и сейчас думаю, что так не бывает; себе не верю, Константин,
глазам своим...
- Верь не верь...
- То-то и оно. Вот те и бич!
- Слушай, а куры ему зачем?
- Непонятно...
- Тут все непонятно. А смеяться над нами будут...
- Будут. Тут к бабке не надо ходить... Даже когда поверят.
Степан Петрович закурил; получилось у него с третьего раза, и он даже
весело хмыкнул, глядя на трясущиеся руки.
- Что, после медведя не бывало? - усмехнулся дядя Костя.
- Не бывало... А вот знаешь, Константин, я когда молодой был, у нас в
колхозе было как-то: овинный ходил. Хочешь верь, хочешь нет, а вот ходил,
одного даже за руку схватил. Видно было, что когти, и знали все, что подрать
больше некому, а думаешь, поверили ему?
Дядя Костя молча помотал головой.
- То-то...
Взрослые еще помолчали несколько секунд, и даже дети видели - они и
хотят что-то сказать, и боятся.
- В общем так, - заговорил дядя Костя, набрав воздуха полный рот,
словно собирался прыгать в воду. - Я так думаю: этой штуки вообще быть не
должно... Ни к чему, да и знаешь, Петрович, ведь засмеют... Всю жизнь так и
проходим: "Это которые покойника второй раз застрелили!", "А расскажи,
Петрович, как ты с зомби воевал!".
Эти слова, как бы сказанные кем-то, дядя Костя смешно выделил голосом,
а Степан Петрович энергично кивал.
- В воду его... - прохрипел Степан Петрович наконец.
- Если не всплывет...
- Камнями!
- Да ты дослушай! Вон на берегу сарай для лодок, и там я днем видел
топор... Уловил?
- Ага! Тогда давай... это... отнесем?
- Так прямо, руками?!
Дядя Костя содрогнулся от брезгливости.
- Ишь, затрепетал! - добродушно усмехнулся Степан Петрович. - Давай
схожу, мешков принесу, если боишься голыми руками.
- Не боюсь, а вот... сам видишь.
Степан Петрович пожал плечами, пошел к знакомому ребятам сараю, скоро
принес топор и несколько мешков. Пока его не было, дядя Костя отошел от
того, что лежало. А инициатива, как видно, переходила к Степану Петровичу, и
именно он взял топор.
Лезвие шло в то, лежащее, даже не как в полено, а скорее как в гнилой
пень: легко шло, и почти не было звука. Топор опустился несколько раз, и
Степан Петрович стал кидать в мешок какие-то бьющиеся, извивающиеся куски
серо-коричневого цвета. Дядя Костя глянул, и схватился за живот руками.
- Не здесь! Давай в воду трави!
Дядя Костя согласно кивнул, побежал на берег Енисея. Туда же направился
и Степан Петрович с шевелящимся мешком на спине.
Уж кто-кто, а дети превосходно знали, сколько нужно времени пройти по
этой тропинке на берег и обратно. И не были бы они дети предприимчивой
Дарьи, если бы не сбегали к останкам. Лежало там, правда, немного: какие-то
страшно сухие ошметки, происхождение которых дети и не пытались угадать,
что-то вроде шланга, но тоже сухого, сморщенного; обрывки такого же цвета
ткани, изрубленной и смятой топором, - значит, разрубаемый был все-таки
одет.
Но самое сильное впечатление оказала на детей ступня ноги. Одна нога
лежала почти не порубленной, а вот другую Степан Петрович аккуратно разрубил
в трех местах, и каждая часть сама по себе судорожно сокращалась, дергалась,
как будто пыталась ползти. И непонятно, что было страшнее - пальцы ноги,
которые как будто пытаются пощекотать ступню, или перерубленная сухая мышца,
которая ритмично сокращается, дрожит на сухожилии и все никак не
остановится.
Это зрелище преследовало детей еще много лет спустя и приходило к ним
во снах, трудно сказать, к кому чаще.
Ни крови, ни любой другой жидкости, без которой не обходится разделка
трупа, не было на траве. Все было страшно сухое, неживое, и в то же время
это, безусловно, были части человеческого тела. Легко было понять, что части
тела того самого бича.
Вернулись дяди, прошли в двух шагах от места, где, затаившись, сидели
дети. У дяди Кости глаза красные, но в этот раз взвалили мешки уже двое.
- Легкий какой...
- Может, он уже тыщу лет лежал, за столько времени высохнешь тут, -
философски заметил Степан Петрович.
Дети были умные и хитрые, и они снова пропустили дядей мимо себя. Дяди
прошли без топора и мешков и говорили между собой про то, как скажут в
садоводстве: что вот, стреляли в бича, потом еще долго гнались, а он снова
непонятно как ушел.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг