Родители (вопрос наследственности) .
Воспитание Д. Д. Веригина.
Какие способности преобладали у Веригина в раннем детстве?
Кого из деятелей наука Веригин считал для себя образцовыми?
Какой писатель или поэт был у него самым любимым? Почему?
Где Веригин учился?
Отец - врач.
Мать - дочь инженера-путейца.
Никаких отклонений от душевной нормы ни по отцовской линии,
ни по материнской не наблюдалось.
Родители Веригина, воспитывая в ребенке натуралиста, разви-
вали в нем жажду познания природы и дар удивления перед ее
тайнами. "Удивиться - открыть - победить" - вот таков был
завет родителей сыну.
Естественные и математические.
Отца ботаники Теофраста и великого хирурга Николая Ивановича
Пирогова.
Пушкин. Овидий. Считает, что Пушкин многообразен, как приро-
да в ее вечной изменчивости. Овидия признал своим за его
"Метаморфозы", за поэтические образцы бесконечных видоизме-
нений.
Сначала дома. Отец преподавал ему математику и занимался с
ним Энтомологией по Реомюру. Мать учила его языкам и музыке.
Даже была уверена, что из него выйдет композитор. Он сдал
экстерном за курс гимназии. А после занимался на медицинском
и слушал лекции.
Окончил ли университет?
Что делал после университета?
А после Севастополя?
Почему задержан и отдан под суд.
На физико-математическом факультете университета в Москве.
После сдачи всех экзаменов, получив диплом врача-хирурга,
покинул университет. Севастопольская кампания. Там под руко-
водством Пирогова приступил к операциям.
Врачевал в одном из уездов Российской империи.
После войны бывал за границей. В Лондоне встречался с Герце-
ном и Огаревым. Огарев был ему ближе, чем Герцен. К тому же
с Огаревым он был знаком, был дружен еще в университете. Од-
нако от Герцена получал прокламации и воззвания. Прибыв в
Россию, стал распространять эту литературу в казармах среди
офицеров. Но кто-то выдал его полиции.
Конечно же, дорогой Степан Иванович, я врач, а но следо-
ватель - и не напрямик задавал вопросы подсудимому. Этот
"материал", извлеченный из моих бесед с Веригиным, я предс-
тавил в виде вопросов и ответов только для твоего удобства и
в целях лучшего понимания сути дела, чтоб тебе виднее была
больная точка его души.
Продолжаю запись моей беседы с Веригиным.
- Так вот, Дмитрий Дмитриевич, расскажите мне о вашей до-
гадке, - начал я. - Как она выглядит?
- Она связана с ростом цветка под мелодию моей флейты.
"Похоже, он заговаривается. Плохо дело!" - подумал яу но
переспросил:
- Как вы сказали? Цветок рос под мелодию?
Веригин как-то замялся. Смутился. Лицо его стяло задумчи-
вым.
- Это длинная история, доктор, но я вижу, что вы не торо-
питесь. Пожалуй, я все-таки попробую. Когда в детстве я с
отцом ходил по полям и лесам, отец много говорил мне о рас-
тениях. О том, что они наши друзья и помощники. "Не было бы
растений - не было бы кислорода, - говорил он. - А лекарс-
тва? Большинство их приготовляется из трав, плодов, листь-
ев". Мой отец был убежден, что в растительном мире есть
средство от всех болезней - туберкулеза, рака, проказы, чу-
мы...
Мать поддерживала отца, но шла еще дальше. Она уверяла,
что растения чувствуют ласку и отвечают на нее - их листья
делаются крупнее, цветы ярче. "Они мне улыбаются", - говори-
ла мама. Отец смеялся.
Мне было лет одиннадцать, когда мы с отцом пошли на охо-
ту. Присели отдохнуть на краю болота. Отец показал мне рас-
тение, которое поедает насекомых, - росянку. Впервые узнал я
о хищных растениях. Меня это поразило. Я поверил во всеобъ-
емлемость растений, в их могущество, в их родство со всей
природой, а значит, и с нами. Моя мать умерла, когда я еще
не закончил курс наук в университете. Я очень любил свою
мать, и ее преждевременная смерть меня потрясла. Вероятно, в
это время у меня и появилась мечта о продлении жизни челове-
ка.
Веригин замолчал, прикрыв глаза рукой.
Я тихо вышел из камеры".
ТРЕТЬЕ И ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО
ДОКТОРА ОЗЕРОВА
"Назавтра я опять посетил Веригина.
- Вы, кажется, еще что-то хотели поведать мне, Дмитрий
Дмитриевич?
На лицо Веригина набежала тень:
- Вы правы, доктор. Я еще не все рассказал вам. Только
вот не знаю, стоит ли говорить. Я и сам в это и верю, и не
верю. Часто после бессонной ночи в хирургическом бараке я
под утро приходил на берег моря. Туда, где на самом обрыве
росли сосна и три куста иван-чая,
Веригин умолк. Словно забыл обо мне.
- Что же дальше? - тихо спросил я.
- Так вот, - встрепенулся он, - я часто приходил к этому
обрыву. И знаете, доктор, со мной всегда была вот эта ма-
ленькая флейта. И я, чтобы передохнуть, играл одну любимую
мелодию. Я сам ее сочинил. Я играл, и казалось мне, что я не
один, что кусты иван-чая прислушиваются к моей мелодии. И
больше того - однажды мне показалось, что (поверьте, док-
тор!) какому кусту чаще играешь, тот лучше растет. Поднима-
ется выше других. Да, да... словно слушает и под мелодию
растет. Поверьте мне: не один и не два раза я приходил к
этим трем кустам иванчая.
- Кипрей? Обыкновенный кипрей?
- Да. Кипрей. Или иван-чай.
- И растет под мелодию?
- Именно. И чуть мне это показалось, я решил проверить.
Стал приносить линейку. Вбил палочки около каждого куста,
стал на них делать пометки. Зарубки. Выбрал один куст. Поиг-
раю - измерю. И на палочке отмечаю. Опять поиграю. И вижу -
растет. Чуть ли не на глазах. Опережает остальных. Понимае-
те?
Я развел руками.
- Я и сам не верил, - тихо продолжал Веригин. - Но вот...
убедился. А понять ничего не мог.
- Это и есть ваше открытие?
- В то памятное утро, 15 июля 1855 года, в тот самый час
я (в который раз!) увидел: не только растет куст иванчая,
которому я играл, но на глазах моих начинают развертываться
лепестки его лилово-красных цветков. И сразу же мне пришла в
голову...
- Эта догадка, которая должна отодвинуть смерть на тыся-
челетие?
- Да! Вы угадали, доктор! - воскликнул Веригин.
- Так в чем же состоит эта догадка?
Веригин горестно всплеснул руками:
- Тут удар пушки... контузия... я очутился в госпитале.
- Так что же? - добивался я.
- Не знаю, доктор, что и сказать.
- Забыли?
Веригин молчал, стиснув руки.
- А когда вы выздоровели... вы приходили к кусту? Играли?
- Приходить-то приходил, но мелодию я забыл. Контузия от-
няла.
- Так что же? Чуть вспомните мелодию - вспомните и свое
открытие, как укротить смерть?
- Хочу верить, что так и будет. Только бы вспомнить!
- Флейта при вас. Так вот. Сейчас принесут цветок. В
горшке. А вы заиграете. Посмотрим: будет цветок расти?
- Нет, нет! Не надо, доктор. Смешное дело! Я ведь уже го-
ворил вам - я пробовал. Много раз. До контузии. И после.
Разные мелодии - это не то. Цветы их не любят. А вот ту,
единственную, которую эти цветы понимали, ее-то я и забыл.
Веригин покраснел. Взгляд его стал раздраженным и нетер-
пеливым.
"Ага! Он явно устал. Перенапряжение", - подумал я.
- Да! Забыл! - почти крикнул Веригин. - Контузия прокля-
тая! Та единственная мелодия вылетела из памяти. Напрочь.
Вот и все. И все. И не хочу об этом больше думать.
Но Веригин вдруг качнулся, прижав ладони к вискам:
- Мои записи... вычисления... понимаете? И все... все ос-
танется в судебном архиве. Немыслимо!
С невольным сожалением смотрел я на Веригина. Он поймал
мой взгляд. Выпрямился.
- Доктор! - схватил он меня за руку. - Не сострадайте
мне! Об опасностях для себя я не думаю. Верьте мне: не я,
так другой споет об этом лучше! Но стрелки часов природы бу-
дут передвинуты! Тысячу лет будет жить человек... вечно
юный.
Мы расстались. Уже за стенами тюрьмы я с горечью говорил
себе:
"Забытый мотив... передвинуть часы природы... цветок...
флейта. Душевнобольной человек!"
Вот она, жизнь человеческая!
С нетерпением жду твоего совета, дорогой Иван Степанович,
как лучше на суде оградить больного человека от нависшей над
ним судебной расправы.
Твой Николай".
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО ТЮРЕМНОГО ВРАЧА
НИКОЛАЯ ЕВГЕНЬЕВИЧА ОЗЕРОВА ИЗ МОСКВЫ
ПРОФЕССОРУ СТЕПАНУ ИВАНОВИЧУ СМЫСЛОВУ
В ПЕТЕРБУРГ
"Дорогой друг и коллега Степан Иванович!
Суд свершился. Все пропало! Хожу как потерянный.
Подсудимый сам на судебном заседании резко отверг мое ме-
дицинское заключение.
- Я избрал свой путь! С него не сверну. Легенда об Икаре
- только легенда, - говорил подсудимый. - Но человек больше
легенды, мифа, которые он сам же создал. Так что же! Поиски,
направленные к раскрытию тайн жизни и смерти, делают сумас-
шедшие?! Не посчитаете же вы безумцем, сумасшедшим, душевно-
больным замечательного инженера, гениального живописца Лео-
нардо да Винчи - ведь он через сотню-другую лет после алхи-
миков пытался преодолеть земное притяжение, создать механи-
ческий летательный аппарат. Свои наблюдения над полетом птиц
он связал с математикой и с механикой. Сначала легенды, за-
тем алхимики, и вот уже в мир приходит Леонардо со своими
расчетами, с наукой. И предсказывает человеку: ты будешь ле-
тать лучше птицы! Что бы со мной ни случилось, я буду бо-
роться за свой поиск. Это мой долг перед собой, перед наро-
дом, перед человечеством.
Была еще врачебная экспертиза. Но и она отвергла мое зак-
лючение.
Короче говоря, в приговоре прочли: "Двенадцать лет ссыл-
ки". Не мог я удержаться от слез, слушая приговор.
Вот и не знаю, как вернуться мне к моей будничной меди-
цинской работе - лечение болезней, лекарство, выслушивание
жалоб арестантов, доклады начальству, - как сызнова войти в
привычную колею жизни. Словно какой-то праздничный магне-
тизм, исходящий от Веригина, призывает меня...
Крепко обнимаю. Твой Ник. Озеров".
РАПОРТ И ДОНОС
Продолжаю разбирать листы. Терпение... терпение... А что
на этом обгоревшем, измятом клочке? Что такое?
Через весь листок поставлена наискось размашистая запись:
"Начальнику канцелярии по особым делам:
1. Веригина не считать в живых.
2. Дело прекратить. Направить в архив".
(Подпись с росчерком.)
"Веригина не считать в живых"?! Что это значит? Гляжу на
другой, покрытый пятнами листок, читаю... не могу поверить:
"Приложение к делу о государственном преступнике Веригине
Дмитрии Дмитриевиче, осужденном на 12 лет ссылки, согласно
статье... Уложения о наказаниях . . . жандармов Макарова
Агафона Семенова и Лугового Ефрема Иванова.
РАПОРТ
Настоящим рапортуем о пропаже и гибели в пургу за селом
Скоблики М-ской губернии и уезда преступника Веригина Дмит-
рия Дмитриевича. И мы, конвоиры Макаров Агафон и Луговой Еф-
рем, в этом присягаем...
Как въехали мыеюд вечер в село Скоблики, напоили там ко-
ней. А потом поехали дальше, чтобы ночевать в селе Дюжево,
что стоит от села Скоблики в десяти верстах. Проехав овраг
за селом Скоблики, стали видеть, что ветер поднялся и снег
пошел. Коням и ямщику было невмочь ехать дальше, поскольку
ветер в аккурат лепил им снегом в глаза. Поворотили назад в
Скоблики, чтоб там ночевать. Однако же арестанта держали меж
собой, как положено. Пурга разошлась, кони оступились с до-
роги и провалились в снег. Пристяжная постромки порвала, су-
понь у коренника развязалась, возок в овраг опрокинулся. И
пришла беда в том, что коренной как с места рванул, так во-
зок бить стал его по задним ногам. Коренной и понес этот во-
зок. А нас из возка вывалило и в разные стороны разбросало.
Ямщик, видно, в село Скоблики побег, куда, наверно, направ-
ление имели кони с возком. Мы один другого кликали в темноте
и в пурге и едва дозвались и сошлись. А на наш крик преступ-
ник будто из оврага и темноты едва слышно сначала отзывался.
Крикнул раз и другой. И замолчал. Мы на его голос пошли бы-
ло. И не нашли. Выходит, что его уж совсем занесло. В ту по-
ру пурга унялась немного, а мороз все крепчал. И сами мы
стали замерзать. Добрались едва до села. Стучали мы в окна,
чтоб народ преступника искал. Но сделать сие можно стало,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг