- ...Так вот, - собрался я с духом, - я хочу спросить о
кульках.
- О каких кульках?
- Об упаковке. Точнее - о листках, из которых делались
кульки для продажи вишен. На этих листках обнаружил я запи-
си...
- А-а-а... Так вот зачем вы пожаловали... А зачем же го-
ворите: Таня, Таня? Так что же, товарищ корреспондент, ска-
жите прямо: агитация, злостная пропаганда какая была на
листках? Конечно, документ от газеты вы нам предъявите...
Потом... Отвечай, сестра! Что за листки ты хранишь? Откуда
они у тебя? Прямо говори! Мы кто? Мы советские люди. Такие
же, как вы, товарищ корреспондент.
- Я ведь сказал: я вовсе не корреспондент, просто написал
в газету...
- Понимаю, понимаю, извините. Так говори же, сестра, что
за листки у тебя?
- И скажу! И отвечу! - затараторила хозяйка. - Мой покой-
ный Иван Гаврилович как был лесником, так охапками приносил
такие листки... из санатория... Там когда-то имение было.
Важные господа при царе жили. От них одни только бумаги ос-
тались... А Иван Гаврилович эти бумаги для оклейки вот этих
стен приносил, чтоб по ним ну... шпалеры, обои пустить...
- Так знайте же, - не удержался я, - на этих листках, мо-
жет, записана тайна тысячелетней жизни!
- Тысячелетней, говорите? Ага! А грибки в маринаде на вас
смотрят, товарищ корреспондент. Хороши грибки в маринаде под
"Столичную". Выпьем. Вот и долголетие будет!
- Послушайте же, - попытался я урезонить Валентина Степа-
новича, - очень важные листки для науки, для людей...
- Ясно, товарищ корреспондент, все ясно. - Тут Валентин
Степанович вдруг глянул в окно: - Сестра! Клавдия! Кроли-
ки-то твои из клеток побежали... Скорей!
Брат и сестра переглянулись и поспешно вышли из домика.
"Что делать? Как убедить этих людей, как получить от них
все листки?.." - мучительно раздумывал я.
За столом с отсутствующим лицом сидела жена Валентина
Степановича.
Я тоже молчал. Время тянулось невероятно медленно. Каза-
лось, прошли не минуты, а часы.
- Ну и кролики! Беда с ними, едва в клетку загнали, -
громко воскликнул Валентин Степанович, входя в домик вместе
с сестрой.
- А хочу я вам сказать... - вдруг на певучий лад загово-
рила хозяйка дома, - хочу сказать: моей Тани не ждите. Ко-
нечно, угощайтесь, мы гостям рады, но Таня с женихом по выс-
тавкам гуляет... А насчет листков вот что получается. Со
всей душой их дала бы вам. Но на рынке - сами знаете: то од-
ному надо творог завернуть, то другому - зеленый лук, треть-
ему - крыжовник... Продаешь, а рядом соседка попросит. Разве
откажешь? Ну, и раздала все листки. Так что не беспокойтесь.
Кто ж их знал, что те листки понадобятся.
Я молча поднялся.
- Не повезло вам, товарищ корреспондент, - сказал сочувс-
твенно Валентин Степанович.
- Я же не корреспондент. Я, собственно...
Хозяйка и ее брат, продолжая что-то говорить, проводили
меня до калитки. За мной с резким стуком задвинулась щекол-
да.
А на плотине, изогнув шею, мне вслед злобно прошипел гу-
сак.
НЕТ! ЭТО НЕ СОН!
- Как я напутал! Как напутал! - терзался я, тяжело подни-
маясь по лестнице.
Не зажигая огня, не глядя на кота Топа, который трогал
меня лапкой, сидел я в пустой квартире. Окна были раскрыты
на тихую Ленивку. В комнатах становилось все темнее и тем-
нее. Я сидел, уронив руки на резные деревянные поручни крес-
ла, поддерживаемые арапчатами, которые, по воле резчика,
смеялись. Надо мной?
Вот, шурша, под окном пробегает машина - она спешит к
своей цели. Вот на Москве-реке коротко прогудел пароходик.
На нем катаются москвичи; их конкретная цель - отдых. Все
кругом имеет какую-то свою "целевую установку". А я? К чему
мне стремиться?
- Какая бессмыслица! Какая нелепая трата времени!.. -
вздыхал я.
Наконец я поднялся с кресла.
Зажечь лампу. Взяться за работу. Пожалуй, за этот тяжелый
пакет - рукопись начинающего автора. Буду читать.
Зазвонил телефон. Резко и настойчиво. Я нехотя снял труб-
ку.
- Слушаю!
- Мне Григория Александровича!
- Я у телефона. Кто говорит?
- Таня... Бобылева Таня.
- Таня?! Откуда вы говорите?
- Из Шелковки. С почты. Простите меня. Виновата. Обещала
вас встретить у калитки нашего дома в Шелковке. Опоздала по
уважительной причине: утром пошла было с моим другом, худож-
ником Петей, и его товарищами на выставку в Пушкинский му-
зей. Знаете, верно? Так вот, очередь была страшная. Мы поду-
мали-подумали: а не пойти ли нам в загс? Так и решили. Заня-
ли очередь на выставку, а сами побежали в загс. Подали заяв-
ление. Теперь - все. Пусть мамд как хочет. Не отступлюсь.
Это вам спасибо. Хоть вы с мамой и не говорили про то мое
дело, а меня крепко поддержали своим рассказом в газете. Так
что спасибо вам все-таки большое.
- Хорошо, хорошо. Но скажите мне поскорее, как там у
вас...
Но Таня меня не слушает.
- Из загса я уж на выставку не пошла, а на всех скоростях
полетела в метро, а из метро - на автобус. Думала, успею.
Просчиталась самую малость. Такая досадища! Примчалась домой
- вы уже ушли, а мама и дядя Валентин Степанович растаплива-
ют русскую печь у дачников. Вы им сказали, что печатаетесь в
газете, приехали за какими-то листками. Дядя и перепугался.
Он что-то был раньше с газетчиками не в ладу. Вот они с ма-
мой и решили: от греха подальше... Лучше пожечь все листки.
- И сожгли?! - вскричал я, схватившись за голову.
- Только начинали. А как я поняла, у вас есть какой-то
интерес (может, я не так выразилась - тогда извиняюсь) к
этим упаковочным листкам, так я сразу же накричала на мать,
на дядю, раскидала щепки и поленья. Листки выхватила из пла-
мени - и сразу в пакет. Звоню вам по телефону с почты. Завт-
ра привезу самолично. С утра пораньше. Все. Пока все.
Телефон умолк.
А я... я стоял у телефона и машинально поглаживал его ру-
кой. Какой ты добрый, старый телефон!
И вечерняя темь мне казалась белым светом.
Нет, это не сон: Таня Бобылева сдержала обещание.
Утром передо мной лежали листки, вытащенные из горящей
печки. Те самые листки, из которых женщина в кофте с разными
пуговицами, продавая вишни, сворачивала кульки.
Позабыв обо всем на свете, я схватил первый попавшийся
листок. Оказалась переписка двух врачей-психиатров. Я погру-
зился в чтение.
И предстал предо мною совсем иной мир.
Часть вторая
ПОТЕРЯННАЯ МЕЛОДИЯ
ПЕРВОЕ ПИСЬМО ДОКТОРА ОЗЕРОВА ПРОФЕССОРУ
СМЫСЛОВУ
14 так, я прочел первый попавшийся листок. Взялся за
другой и сразу увидел: листки перепутаны. Не мудрено:
верно, очень торопливо пихали их в огонь проворные руки
мамаши и дядюшки Тани Бобылевой в Шелковке!
Я стал осторожно разбирать листки. Одни обгорели но
краям - огонь русской печки едва лизнул их; другие по-
коробились, почернели и ломались при первом прикоснове-
нии.
Терпеливо подбирал я эти драгоценные нолуистлевшие
листки. И вот прочитал:
"Дорогой мой друг и коллега
Степан Иванович!
Жду твоего врачебного и товарищеского совета.
Мне, как тюремному врачу, надлежит обосновать медицинское
заключение о действительной душевной болезни политического
преступника Веригина, по образованию медика, обвиняемого в
действиях, направленных к возмущению в народе и в войсках.
Для меня, как эксперта, его болезнь столь же бесспорна,
сколь бесспорен для суда факт свершения тяжкого государс-
твенного преступления оным человеком.
Твой Николай Озеров.
Прилагаю запись моей первой беседы с Веригиным.
Я пришел в тюремную камеру, чтоб освидетельствовать Вери-
гина по поводу его вменяемости и дать экспертное заключение.
Арестант встретил меня вопросительным взглядом. Я отреко-
мендовался и спросил, как его здоровье.
- Дважды два... дважды два... Произнесите, доктор, произ-
несите же только эти два слова, - неожиданно, но очень нас-
тойчиво сказал Веригин, не ответив на мой вопрос.- Итак,
дважды два? - повторил он. Взгляд заключенного сделался нас-
мешливо-выжидательным.
- Хорошо, хорошо господин Веригин, - поспешно сказал я. -
Сейчас произнесу эти два слова. Но, пожалуйста, напомните
мне, какой сегодня день?
- А-а... Вы вот о чем! Чаадаева объявили безумцем... И
Чацкого, конечно, сочли сумасшедшим... Так вы, доктор, по
поручению начальства пришли ко мне в камеру, чтоб проверить,
в своем ли я уме. Не так ли? - Ясная, веселая улыбка преоб-
разила лицо Веригина. - Извольте! Отвечу на ваш вопрос. Се-
годня среда. 15 июля 1858 года. По святцам это день святого
равноапостольного князя Владимира, а попросту - именины.
Что? Удовлетворены? Верно?
- Верно.
- Ну, а теперь, доктор, повторите за мной: дважды два.
- Что ж, извольте. Дважды два...
- Стоп! Довольно, доктор, сознайтесь: чуть вы произнесете
эти два слова - "дважды два", - как тут же в голове возникло
и третье слово: четыре.
- Ну что же? Где дважды два, там и четыре. Но не понимаю,
к чему вы клоните.
- А вот к чему: чуть подумал "дважды два", как готово
слово "четыре". Слово "низ" тотчас же вызывает в сознании
людей слово "верх", при слове "свет" немедленно появляется
слово "тьма", слово "да" сейчас же родит слово "нет", "день"
- "ночь". Их много, таких непременных слов. А вот на слово
"жизнь" тотчас у всех людей на свете мысленно возникает
слово "смерть".
- Да, господин Веригин, где жизнь, там и смерть. Жизнь
кончается смертью.
- Обязательно? Навсегда?
- Как дважды два - четыре.
- Так нет же! Настанет время, и наши потомки будут вспо-
минать нас и жалеть, что наш век был так короток и они не
смогли увидеть нас.
- Вы хотите сказать...
- Я понял, как распорядиться со смертью.
- Так расскажите.
- Амеба не знает трупа, - медленно начал Веригин. - Она
бессмертна. Один ученый подсчитал: от одной особи ресничной
инфузории тысячу триста восемьдесят четыре поколения. Ну и
прекратил счет. А человеку отпущено семьдесят, самое большее
- сто лет. Природа "даровала" человеку разум, ассоциации,
волю, но укоротила жизнь.
- Теперь ответьте мне на два вопроса, - сказал я. - Пер-
вый вопрос: вы хотите, чтоб человек жил вечно? Ищете бесс-
мертие?
- О нет! - живо отозвался Веригин. - Вечно живут только
боги, выдуманные людьми. А я... я ищу (и найду) то тысячеле-
тие, что природа отобрала от человека. Счет веду на тысячу
лет.
Почему на тысячу, а не на миллионы... миллиарды?
- А потому, что в природе есть такой счет. Вот секвойя:
часы жизни этого дерева природа завела даже не на одну тыся-
чу лет. Ну, это особый разговор.
- Теперь, коллега Веригин, второй вопрос: как вы думаете
даровать человеку тысячелетнюю жизнь?
- Исхожу вот из чего. Вы врач, и я врач. Видим - человек
болен. А что такое болезнь? Это значит - упала, ослабела
энергия сопротивления организма какому-то внешнему или внут-
реннему воздействию. Но вот человек умирает. Значит, он из-
носился, источник энергии прекратился. Энергия иссякла. А я
нашел то необходимое, чтоб восстановить эти живые единицы,
этот источник энергии.
- Так-то так, - говорю я, - но все это теория, а на прак-
тике как? Чем думаете вы отменить закон бытия?
- В то утро, 15 июля 1855 года, на моих глазах произошло
событие. И событие это подсказало мне мою догадку.
- Как отодвинуть смерть на тысячелетие?
- Да. Так. Только вся беда в том, что...
Тут вошел унтер и доложил, что арестанта вызывает следо-
ватель.
На этом беседа оборвалась".
ВТОРОЕ ПИСЬМО ДОКТОРА ОЗЕРОВА
"Дорогой Степан Иванович!
Душевно признателен тебе за дружескую готовность помочь
мне в моем ответственном казусе.
Следуя просьбе твоей, спешу выслать тебе в самой точной
форме описание обстановки жизни больного политического прес-
тупника Веригина.
Фамилия, имя, отчество. Веригин Дмитрий Дмитриевич.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг