ослабить, но океанским волнам мы могли противопоставить лишь дамбы и силовые
поля, которыми нельзя было перекрыть все. С архитектурных шедевров всюду и
везде срочно снимались структурные копии, однако какой-нибудь
восстановленный позже до мельчайшей щербинки Руанский собор был бы лишь
дубликатом, его заново воссозданные стены уже не хранили бы прикосновения
рук создателей, и мы сразу чего-то лишались.
Над побережьем, куда наконец вырвалось звено наших реалетов, не
оказалось туч, и, пролетая над одним из старых городов, мы все увидели
воочию. Все снова притихли, когда эта панорама раскрылась. На земле, в
спешке, которая была заметна и с воздуха, машины и люди возводили дамбы,
ставили заслоны силовых полей, которые мерцали вдали радужными, как в
мыльных пузырях, отливами. В топкой грязи предместий муравьями копошились
киберы, над ними мошками вились люди. Город уже подвергся атаке, кое-где
вода сверкала прямо на улицах. Простертый от белых зданий набережной простор
океана был безмятежен, как в добрые старые времена, но его искрящаяся
солнцем гладь в любой час могла вздыбиться, рушась на эти дамбы, на эти
здания, на всех, кто этому обвалу противостоял. Люди, конечно, успели бы
отлететь, но каково им было бы увидеть мутный водоворот там, где был город,
который они не смогли защитить? Нет, что ни говори, наша работа, по
сравнению с этой, была благодатью, хотя и считалось, что именно мы находимся
на переднем крае.
Реалет качнуло в крутом развороте, море, кренясь, отвалило назад. Строй
грузовых машин в точности повторил маневр.
- К оружию, граждане, к оружию! - объявляясь в дверях пилотской,
провозгласил Феликс. - Спутник передал засечку, идем на сближение!
- Сколько их? - быстро спросил Нгомо.
- Врагов не считают, а уничтожают. - Луч солнца косо перечеркнул лицо
Феликса, его искрящиеся глаза смотрели возбужденно и весело. - По штуке на
боевую машину, довольны?
- Ого! - воскликнул кто-то.
- И мы, как обычно, первые? - уточнил Нгомо.
- Естественно, другие не успеют, мы ближе всех.
- Значит, в одиночку с копьем на льва, - задумчиво подытожил Нгомо и,
еще немного подумав, кивнул: - Можно.
- Нужно! - звонко выкрикнула Жанна. - Феликс прав: врагов не считают, а
уничтожают!
- Это не я, - мягко поправил ее Феликс. - Это было сказано много
столетий назад.
- Тем более!
Феликс неодобрительно покачал головой, Жанна вспыхнула, не отводя от
него глаз. Зря она, конечно, все это говорила, вернее, так говорила, дело
предстояло серьезное. Каждый понимал, чего стоит промедление, и каждому было
ясно, что это такое - схватка один на один. С копьем на льва, вот именно, с
копьем на льва. Невольным движением я поправил на бедре ничего не значащий
теперь разрядник. Мало-помалу шум голосов затих, каждому хотелось остаться
наедине и внутренне приготовиться к тому, что нам всем предстояло.
Что ж, на войне как на войне. Феликс уселся рядом со мной и не торопясь
развернул на коленях карту. Тем временем гул моторов стал резче, от
призрачно мерцающих плоскостей реалета потекли голубоватые струи
уплотненного воздуха, земля внизу заскользила быстрей.
Задумчиво, по-детски постукивая светокарандашом по губам, Феликс долго
вглядывался в испещренную какими-то отметками карту, затем решительно провел
длинную черту.
- Странно, - пробормотал он. - Что же их ведет по ниточке?
Он сказал это, видимо, для себя, так тихо, что услышал лишь я один.
- Ты о чем? - В моей памяти ожил вопрос Алексея.
- Об этом. - Феликс щелкнул карандашом по карте. - Огневики всегда
движутся по прямой. Всегда.
Я кивнул, это было всем известно, такая особенность перемещения
огневиков помогала с ними бороться.
- Мы сразу их давим, сразу, - так же задумчиво проговорил Феликс. -
Никто не спрашивал себя, что было бы, если бы мы им дали... погулять.
Карандаш рассек воздух.
- Погулять! - Я покрутил головой. - Ну и вопрос... Об этом даже страшно
подумать.
- Верно. Но так же верно другое. Сегодня ночью мне приснился гадостный
сон. Будто меня не то допрашивают, не то экзаменуют рыжие, похожие почему-то
на спрутов, только безглазые, огневики. - Он поморщился. - Впрочем, не это
важно. Но там был один любопытный вопросик... Словом, проснувшись, я сделал
одну простую вещь. Я проэкстраполировал движение всех, какие были,
огневиков. Вышло что-то несуразное: на линии их движения позже всегда
возникали хроноклазмы.
- Ничего себе! - Я присвистнул. - И как это понимать?
- Не знаю. Мы уничтожаем огневиков, но мы их не понимаем. Не
по-ни-маем! - Феликс ударил кулаком по колену. - Что они такое? Откуда
берутся? Их выносят хроноклазмы, но лишь в одном случае из двух. Что кроется
за этой статистикой? Чем больше огневиков, тем слабее хроноклазм. О чем
говорит эта закономерность? Почему - может быть, это самое главное -
огневики всегда устремляются к будущим очагам? Тысяча и одно "почему", а мы
знай себе палим из мортир.
- У нас нет выбора, - сказал я.
- Это у камня нет выбора - падать ему или лежать.
- Ты думаешь?
- Я ищу.
- И?..
- Теоретик лучше понимает камень, пчелу и цветок, когда от них
удаляется. У меня все наоборот. Чем я ближе к огневикам, тем, кажется, лучше
их понимаю. Но с ними приходится драться, вот в чем беда! А чтобы драться,
надо озлобиться.
- Еще бы!
- И это тупик. Мы на все смотрим сквозь призму своих представлений и
своих эмоций. Двойной светофильтр! Вся наша умственная работа сводится к
попытке сорвать эти очки и взглянуть на мир непредвзято. Иногда это почти
удается. Есть во мне сейчас ненависть, злоба?
Он вопросительно посмотрел на меня.
- Нет. - Я покачал головой. - Нисколько.
- Возможно. Зато есть предвзятость. Эх, хоть на минуту почувствовать бы
себя огневиком!
Он говорил вполне серьезно. Я содрогнулся.
- Не могу себе это представить...
- Я, к сожалению, тоже. Зачем, ну зачем вы избрали меня командиром? Как
было бы все просто без этого!
- Просто - познать?
- Жить. Чувствовать, познавать, жить - все это одно и то же.
- А сражаться?
Он помолчал.
- Верно, ты прав, - ответил он нехотя. - Это все едино и неразделимо.
Иногда мне кажется...
- Да?
Он не ответил. Его лицо замкнулось, напомнив мне тот миг, когда он
вглядывался в бурю, только сейчас взгляд был обращен внутрь, к себе, то
золотистое, что было в глазах Феликса, потухло и потемнело. О чем он думал в
эту минуту?
Возможно, все бы пошло по-другому, проникни я тогда в его мысли.
Но это длилось недолго. Лицо Феликса вздрогнуло, как от толчка, он
поспешно взглянул на наручный курсограф.
- К вопросу о противоречиях, - сказал он с улыбкой. - Извини...
Он аккуратно сложил карту, встал и двинулся в пилотскую. Ничто в нем
больше не напоминало созерцательного художника или мыслителя, даже спина
стала прямой, уверенной, командирской. Он знал, что на него смотрят и по
нему равняются. Поговаривали, что в его роду были солдаты, офицеры, даже
генералы. Сейчас в это легко было поверить, хотя, собственно, у кого из нас
не было воинских предков?
Я глянул в иллюминатор. Как всегда перед боем, сердце посасывал
холодок. Внизу проплывала степь, мягко серебристая, ковыльная, с редкими,
похожими на причудливые ракушки домиками возле одиноких рощ и озер. Вскоре,
однако, домиков не стало, их обитателей, очевидно, предупредили об
опасности, и они успели свернуть свои жилища, благо это мог сделать и
семилетний ребенок. Как-то незаметно исчез и ковыль, степь сморщилась,
побурела, точно враз состарившееся лицо.
- Бэдленд, - донесся до моего слуха удовлетворенный голос Нгомо. -
Удачное место выбрали огневики, дурной земли не жалко.
- Всякую жалко, - возразила Жанна.
Я недолго прислушивался к их спору. Руки сами искали занятия, я вынул,
разобрал и снова собрал разрядник. Взгляд же следил за бурой внизу пустыней.
"И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле..." - с
навязчивостью молитвы всплыла в памяти с детства знакомая строчка стихов. С
бесцветного неба наплыла свинцовая мгла, степь потемнела, заволоклась. Рокот
двигателей притих, тело на миг сделалось невесомым, реалет камнем пошел
вниз. Было помутневшая земля снова раскрылась во всей своей наготе и шири,
но это длилось недолго, - она устремилась к нам, и туманное кольцо
горизонта, стремительно суживаясь, стянуло простор.
Мягкий толчок, мы сели. Словно разделив наше нетерпение, люк тотчас
откинулся, все устремились наружу.
Нас встретила тишина безветрия. Небо было мглистым и каким-то плоским,
вдали оно незаметно смыкалось с такой же плоской и безвидной землей, только
степь была побурей, она остро пахла пылью, и на ней всюду топорщились
колючки. Однообразие нарушала лишь глинистая, с неровными скатами ложбина,
на дне которой поодаль пасся меланхоличный верблюд, которому, видимо, так
надоела всякая, в том числе сыплющаяся с неба техника, что наше прибытие он
не удостоил вниманием. Унылое место, однако, Нгомо был прав, лучшего не
придумаешь. Ведь от порослей колючек, да, пожалуй, и самой ложбины вскоре
вряд ли что останется.
Жанна умчалась прогонять верблюда, а мы занялись разгрузкой севших за
нами машин, причем каждый украдкой поглядывал на восток, откуда должны были
появиться огневики и где теперь Жанна сражалась с двугорбым упрямцем,
который был явно рассержен тем, что ему не дают спокойно отобедать лакомыми
колючками. Пока только эти две фигуры маячили на горизонте.
Мы должны были успеть, Феликс не мог ошибиться в расчете времени
встречи, однако меня познабливало, я тоже поглядывал на восток, делал все
проворно и механически, ибо мыслями был уже там, где находился враг. Барьеры
останавливали людей и животных, но не огневиков; под их натиском силовые
поля лопались, как пленки мыльных пузырей. Единственное, что достоверно было
известно об огневиках, так это то, что они - сила. Иногда они принимали
облик, схожий с обликом живого существа, отчего и возникла гипотеза, что до
биологической жизни на Земле развивалась какая-то иная, плазменная, нам
неведомая, может быть, протопланетная или даже звездная. Но все эти догадки
немногого стоили, так как чаще всего огневики походили лишь на самих себя,
то есть вообще ни на что. Ничего не удавалось понять, да и времени не
оставалось, чтобы присмотреться, - огневики перли, сметая все, леса
вспыхивали, реки вскипали при одном лишь их приближении. Их надо было сразу
остановить, иначе всю планету быстро испещрили бы шрамы пожарищ. Выход был
только один - немедленное уничтожение.
Легко сказать! Настоящего оружия против огневиков, в сущности, не было.
Тоже парадокс. Уж если в прошлом что совершенствовалось, так это оружие. Но
когда с войнами удалось покончить, оно стало ненужным. И мы мало что могли
противопоставить огневикам. То есть, конечно, спешно изготовленные и
опробованные термоядерные бомбы разносили их в клочья. Но это было лекарство
худшее, чем сама болезнь, нам хватало и того генетического ущерба, который
испытания ядерного оружия нанесли в свое время человеку и биосфере, -
последствия давали знать до сих пор. Даже в нашем отряде был человек,
которого они коснулись: Жанна. Да, именно она перенесла генооперацию еще
тогда, когда ее сердце билось под сердцем матери.
Оставались лишь те средства разрушения, которые применялись в горных
работах и в космосе. Но ими трудно было одолеть этих тварей (если это
действительно были твари). Сами сеющие огонь чудовища стойко противостояли
нашей технике. Конечно, они были уязвимы, конечно, гибли, но какая мощь,
какая невероятная живучесть и какой напор! Земля содрогалась, когда они шли.
А Алексей еще просил к ним приглядеться... Если бы он знал, как это все
выглядит, кожей почувствовал бы, что значит противостоять огневику,
потомился бы в ожидании боя, вдохнул бы всю его мерзость и дрянь. Тут не то
что просьбу, имя свое забудешь, маму не вспомнишь! Некогда, невозможно, и
ведь никому потом не объяснишь, как это бывает, когда ты вышел из мясорубки
и все вокруг пахнет горелым, в десяти водах от этого запаха не отмоешься...
Все "черепахи" уже съехали по откидным пандусам, развернулись цепью,
все скуггеры взмыли вверх и рассыпались строем. Каждый из нас занял свое
место у борта машины. Последней примчалась раскрасневшаяся Жанна, которая
наконец справилась с верблюдом, прогнала упрямца далеко в степь и теперь на
ходу оттирала с куртки зеленоватую жижу его презрительных плевков. Мы с
трудом подавили улыбки. Феликс погрозил ей. В ответ она с вызовом вскинула
голову и королевской походкой прошествовала к "черепахе". "Смейтесь,
смейтесь, - говорил ее весело-дерзкий взгляд. - Сколько мужчин - и хоть бы
один... По-вашему, раз скотина, значит, гибни?!"
Феликс, крякнув, снова уткнулся в свой визор, по которому со спутников
нас информировали о перемещении огневиков.
Потянуло ветром, у наших ног закрутилась пыль. Нехороший был ветер,
горячий, с запашком гари, слишком знакомый. Он ластился к лицу, и было
тошнехонько вот так стоять под мглистым небом на плоской невзрачной земле,
зная, что ничего этого скоро не будет.
- По машинам! - взмахнув рукой, закричал Феликс.
Последнее, что я увидел: Жанна, белкой скользнувшая на броню, Нгомо,
чье посеревшее лицо оскалилось улыбкой (он помахал мне), Феликс, который,
широко расставив ноги, продолжал стоять и смотрел, как мы исчезаем в люках.
Все, люк захлопнулся.
Теперь я на все глядел сквозь перекрестие прицела. Вокруг расстилалась
та же мирная степь, слева и справа горбились другие "черепахи", над ними уже
дрожал столб перегретого воздуха. В щитках эмиттера уныло посвистывал ветер.
Едва не касаясь мглистой облачности, в небе застыли скуггеры, похожие на
диковинных крылатых ежей.
Для разминки я несколько раз взял их на прицел. Повинуясь взгляду,
черное перекрестие скользнуло по глади ветрового спектролита и замерло точно
на скуггере. Все действовало исправно, за доли секунды я мог поразить все,
что находилось в пределе видимости, хоть крохотный бугорок на горизонте,
хоть всю степь сразу. Тем не менее меня била дрожь. По опыту я знал, что это
пройдет, но заранее справиться с этим ознобом мне ни разу не удавалось.
О приближении огневиков возвестило облачко. Воздушное и невинное, оно
возникло на горизонте и тут же вытянулось строчкой белых барашков, словно
там, вдали, парил и мчался допотопный паровоз. Гряда облаков стала быстро
заволакиваться рыжеватой пылью, расти, и все это далекое, мутное, теперь уже
дышащее, как хриплая громоносная труба, покатилось на нас.
Я включил инфразвуковую защиту и стронул "черепаху". Степь поплыла,
колыхнулась, тесная коробка машины наполнилась сдержанным гулом мощных
двигателей.
- Павел! - В наушниках плеснулся радостно-возбужденный голос Феликса. -
Слушай, я, кажется, догадался! Сообразил, что такое огневики!
- Ну? - Сиденье подкинуло меня. - Ну?..
- Эх, некогда объяснять! Олухи мы, олухи... В энергии, дело в энергии!
Ладно, извини, не утерпел. Поздно, действуй, все!
В наушниках щелкнуло.
Я увеличил скорость, размышлять было некогда. Черт побери, молодчина
Феликс! Все будет хорошо, все и так прекрасно, если сначала Алексей, затем
Феликс... Надо только побыстрей со всем этим там, на горизонте, управиться.
Там все уже было клубящимся хаосом и мутью сотен смерчей. Мы
разворачивались всему этому наперерез. Инфралокатор наконец выделил семь
тепловых, в разбросе друг от друга, очагов, движением взгляда я тут же
перевел прицел на ближайший. Едва различимые скуггеры кружили над фронтом
теперь близкого, взрывом распухающего, громоносного вала.
Цель!
Сделано, перекрестие стоит как влитое.
Максимум!
Перекрестие налилось алым светом...
Огонь!
Мысленная команда не заняла и секунды. От других эмиттеров, точно так
же, как от моей "черепахи", вдаль протянулись лилово-бледные на сумрачном
фоне полосы. Синхронно с неба ударили скуггеры.
Что-то ахнуло в глубинах пыли и пара, багрово засветилось внутри.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг