подругу. Полынов сдержал желание погладить птицу. Звук, похожий на шлепанье
босых ног, стал удаляться и вскоре пропал. Полынов покинул парк, но уже не
стал искать экзотический кабачок, а поужинал в первом же, какой встретился,
ресторанчике.
Возвращался он другой дорогой, через самую старую часть города, где
дома еще помнили лихих дуэлянтов, а то и закованных в металл феодалов.
Впрочем, металла на этих тихих улочках было и сейчас достаточно, - чуть не
на каждом перекрестке стояли, сидели, простирали длани конные и пешие
исторические деятели местного масштаба. Самым тяжеловесным был памятник
Тиллу, который, невиданно расширив в каком-то там веке пределы страны,
заточил, убил, сжег больше своих сограждан, чем любой воинственный недруг. У
попираемого бронзовыми копытами подножья лежали цветы. Настроение Полынова
испортилось окончательно, хотя в другой вечер он скорей всего даже не
заметил бы этого проявления мазохистских чувств, - мало ли таких памятников
и таких цветов! Тем большее удивление он испытал, обнаружив на крохотной
площади поразительную и даже несовместимую со всем прочим скульптуру.
Посреди площади, как живой, стоял прикованный к столбу человек, чьи ноги уже
охватило жадное пламя костра. Освещенные изнутри языки спектролитового огня
бросали отсвет на искаженное лицо, которое, однако, было величественно в
смертной муке, одухотворено страстью, что сильнее боли. Словно подхваченное
отблеском, тело взмывало над пламенем костра, над тщетой инквизиторского
усердия; оно взлетало, как стартующая ракета, и это движение контрастно
усиливала тупая плоскость монастырской стены, перед которой стоял памятник.
Не надо было пояснений, чтобы понять - Джордано Бруно.
Полынов благоговейно приблизился. И вздрогнул. Здесь тоже лежали цветы,
но тут же на низком постаменте белела выведенная мелом надпись: "Разум -
сифилис человечества".
Мгновение - Полынов был уже за оградой. Мел въелся в шершавый камень,
но он тер, тер, не щадя ладоней, и не расслышал поскрипывающих шагов, а
когда поднял голову, то увидел внушительную фигуру полицейского, который
смотрел на него, словно раздумывая, - брать за шиворот или погодить.
- Так, - промолвил полицейский. - Нарушение правил - зачем?
- Надпись, - задыхаясь, выговорил Полынов. - Хулиганская надпись,
которую я стер. Неужели вы ее не видели?
- Иностранец? - полицейский качнулся. - Все равно не дозволено. Платите
штраф.
- Но как же так? - вскричал Полынов. - Какие-то хулиганы позорят вас,
позорят страну, а вы...
- Вас не касается, вы потоптали цветочки, - равнодушно глядя мимо
Полынова, полицейский протянул руку, уверенный, что штраф тотчас скользнет в
ладонь.
Ничего не оставалось делать, как отсчитать бумажки. Получив деньги и
протянув квитанцию, полицейский величественно удалился.
Звонить Лессу было рано. За окном номера в мглистое ночное небо тупыми
колоннами упирались здания с бессчетным количеством этажей. Все видимое
пространство было загромождено плоскостями домов. Далекие пунктиры окон
придали им сходство с панелями вычислительных машин. Некоторые точки окон
зажигались, другие гасли, и это еще больше усиливало сходство. Полынов
задернул штору.
На столике вежливо подал голос видеофон.
- Слушаю, - сказал Полынов.
- Простите за позднее вторжение, - послышался в трубке напористый
голос. - Говорит Бизи, корреспондент газеты "Темпора". Я здесь, в отеле, и,
честно говоря, вы доставите мне кучу неприятностей, если откажете в
крохотном интервью. Всего минут десять, не больше!
Интервью у Полынова брали много раз, но сейчас для этого вроде не было
повода. Как и зачем его разыскали? Полынов не мнил себя фигурой, о
перемещениях которой трубят телеграфные агентства. Экранчик не передавал
объема, и на лице репортера, стандартно-приветливом и
стандартно-невыразительном, ничего не удавалось прочесть.
- Видите ли, - сказал Полынов, колеблясь, - на традиционный вопрос "как
вам понравилось..." я пока ничего не могу ответить. О науке мне говорить не
хочется. А все другое вас вряд ли может заинтересовать. Поэтому...
- Минуточку! Поставим вопрос иначе. Разве вам, известному психологу, не
интересно наблюдать, чем живет и дышит обыкновенный гражданин той страны, с
которой вы хотите познакомиться? Только, пожалуйста, не говорите, что все
газетчики одинаковые!
Полынов от души рассмеялся.
- Жду вас, - бросил он в трубку. - Заходите.
Видеофон не лгал. Лицо Бизи действительно оказалось тем самым, о
которых говорят, что оно не имеет особых примет. Но видеофон скрыл одну
важную особенность взгляда вошедшего. Глаза Бизи взирали, ничего не отдавая,
смотрели равнодушно и вместе с тем цепко, но эту цепкость трудно было
приметить. Такого "закрытого" взгляда не бывает у репортера, для которого
важно в любой обстановке тотчас установить контакт с любым человеком. Такой
взгляд скорей присущ закулисным политикам, опытным кадровикам и работникам
секретных служб, хотя, разумеется, не всем.
Предлагая гостю кресло, Полынов поспешно соображал, в какой мере верна
неприятная догадка и что все это, черт возьми, значит?
- Итак, - сказал он, - раз я имею дело с обыкновенным рядовым
газетчиком...
Полынов выдержал паузу.
- Разрешите? - Бизи вынул из нагрудного кармана сигару. - Смысл вашей
интонации мне понятен. Искренне восхищен, - он наклонил голову. - Все верно.
Позвольте представиться: Бизи, сотрудник департамента социальных проблем.
Извините за этот маленький камуфляж. Как журналист я имел шанс встретиться с
вами наедине, а это, поверьте, очень важно.
- Не знаю, - медленно проговорил Полынов, - что меня сейчас удерживает
от намерения указать вам на дверь.
- Любопытство, - коротко ответил гость, закуривая.
Полынов посмотрел на него с невольным уважением.
- Послушайте, Бизи... А может, не Бизи?
- Нет, фамилия подлинная. И департамент тоже. Можете удостовериться.
Он протянул запрессованную в пластик карточку.
- Однако вы не просто сотрудник, - сказал Полынов, возвращая
документ. - Разговор, стало быть, официальный? Хотя, что я, для официальных
переговоров не являются в плаще и маске. Вы не находите начало несколько...
э... опереточным?
- Что делать, обстоятельства, - Бизи спокойно разглядывал дымящийся
кончик сигары. - Во всяком случае, разговор не доставит вам никаких
неприятностей. Помимо тех, которые уже были в этот вечер. Если они, конечно,
были.
- Вам-то какое дело?
- А, все-таки были!
- Вы что, следили за мной?
- Никоим образом! Глупо, а, кроме того, мы заинтересованы в вашем
добром отношении. Тут чистая дедукция. Раз вы гуляли, то скорей всего могли
кое-что заметить, и это "кое-что" вряд ли вам понравилось. Вы имеете
представление о задачах нашего департамента?
- Откуда?
- Да, конечно. Кстати, маленькая просьба: пусть этот разговор останется
между нами.
- А вы не находите, что это уже слишком? Я ничего у вас не выпытываю.
Оставьте, пожалуйста, свои тайны при себе.
- Не могу. Мне надо вас с ними познакомить.
- Зачем?
- Необходимость. Вы сами убедитесь, что ваше молчание никому не нанесет
ущерба. Ни вам, ни вашей родине. Скорей наоборот.
- Объясните.
- Представьте, что вы инфекционист. К вам является некий, согласен,
довольно подозрительный Бизи, который информирует вас, что в стране началась
эпидемия. Эпидемия, которая может распространиться... далеко. В ваших или
нет интересах узнать, что это за эпидемия? Сохранение в тайне такого
разговора до отъезда из страны, по-моему, не столь уж большая цена за
подобную информацию.
- Откуда я знаю, что дело обстоит именно так?
Бизи окутывало облако дыма, и частота затяжек, пожалуй, была
единственным признаком его волнения.
- Если дело обстоит не так, - невозмутимо ответил он, - если я вас
обманываю, то вы будете вправе нарушить свое слово и разгласить все до
последней запятой. Такой поступок, между прочим, станет концом моей карьеры.
- Тогда почему вы не можете обратиться официально?
- Увы! - Бизи развел руками. - Полагаю, вы согласитесь, что так и
должно быть, когда узнаете все. И еще. Хотя мы и беседуем как сугубо частные
лица, мой визит к вам - не только моя инициатива.
- В любом случае я оставляю за собой право поступить так, как считаю
нужным, - жестко сказал Полынов.
- Ладно, пусть будет по-вашему! Сейчас, здесь, - хочу я того или нет, -
с моей стороны возможна только полная откровенность. Дело вот в чем. С
некоторых пор в нашем обществе развилось умонастроение, которое нас
беспокоит. Тревожен сам характер этого умонастроения, но еще тревожней то,
что мы не можем выявить причину. Мы пришли к заключению, что эта проблема
настолько сложна, неожиданна, что рядовые специалисты с ней не справятся.
Разрешить ее, пожалуй, может специалист только вашего класса.
- Это вы называете откровенностью? Вы же ничего не сказали! Что за
умонастроение? Какая проблема? При чем тут я?
- Терпение. Умонастроение можно выразить одной фразой: "Долой науку!"
Точнее, даже так: "Смерть разуму!"
- Откуда вы взяли, что эта проблема нова? Не изучена? Подобным
умонастроениям столько же веков, сколько самой цивилизации.
- Верно. По есть одна маленькая особенность. Вы, конечно, читаете
газеты, следите за международными известиями.
- Не очень внимательно, признаюсь. Последнее время я был...
- Знаю. Но готов спорить, что вы летели сюда с убеждением: "Вот тихая,
спокойная страна, где давно уже не происходит ничего серьезного. Конечно,
газеты пишут о каких-то анекдотических случаях, но где таких случаев нет".
Верно?
- Да.
- Так вот - это на поверхности. Журналист, наблюдающий, так сказать, за
кухней общественной жизни, подобен хозяйке, которая судит 6 состоянии воды в
кастрюле по тому, закипает она или нет. Для посторонних вода в нашей
кастрюле тепленькая. Но департамент, слава богу, располагает термометрами.
Что вы скажете о кастрюле, вода в которой мгновенно нагрелась сразу на
несколько десятков градусов?
- Скажу, что ее поставили на очень сильный огонь.
- А огня нет.
- Так не бывает.
- Конечно. Однако еще недавно у нас все было тихо и спокойно.
- Если я правильно понял, вы хотите пригласить меня на консультацию.
- Совершенно верно.
- У вас есть Лесс.
- Он отказался.
- Так! Но почему меня? Мои взгляды, надо полагать, вас не слишком
привлекают.
- Именно это нас и устраивает.
- То есть?
- Разумеется, не только это. Таких ученых, как вы, немного. Кроме того,
вы уже здесь и свободны, а у других зарубежных специалистов время расписано
на месяцы вперед. А нам никак нельзя медлить! - Бизи покачал головой. - И
то, что вы из социалистической страны, поверьте, очень существенно.
- Решительно ничего не понимаю!
- Я все объясню, если вы согласитесь помочь нам как эксперт. Лесс,
уверен, поймет и простит, а уж потерянные дни мы чем-нибудь компенсируем.
- Это все, что вы пока мне можете сказать?
- Я и так уж превысил свои права. Вот если вы согласитесь...
- Нет.
- Подумайте. Мир един, пожар, возникший в одном месте, угрожает всем.
Это не мои слова.
- Во-первых, у меня нет оснований доверять вам, надеюсь, вы это
сознаете! Во-вторых, "проклятие разуму", уверен, вызвано вашими чисто
внутренними, социально-экономическими причинами, в которых я плохо
разбираюсь. Следовательно, мое участие в ваших делах и неуместно, и
бесполезно.
- Это ваше окончательное решение?
- Да.
- Жаль, - Бизи поднялся и загасил окурок. - Жаль, что вы так думаете.
На всякий случай вот вам мои координаты.
Он протянул свою визитную карточку. Полынов взял ее. Казалось, что Бизи
порывается еще что-то сказать и борется с этим желанием.
- А! - махнул он рукой. - Положения это все равно не ухудшит. Должен
вам кое в чем признаться.
- Еще какая-нибудь тайна? Тогда увольте.
- Все равно вы догадаетесь. Но сначала несколько слов. Существует, на
мой взгляд, еще одна причина вашего отказа. Вы не восприняли мои слова
всерьез. Вы не поверили, что угроза реальна. В такой мирной стране, в такой
славный вечер, - вероятно, я бы тоже не поверил. Не иначе тут какая-то
двойная игра, хотя зачем кому-то с вами играть? Все слишком смахивает на
фарс, допустим. Должен, однако, разъяснить, что номер в отеле вам заказали
мы.
- Лесс... - Полынов шагнул к Бизи. - Где Лесс?
- Не беспокойтесь! - Бизи порывисто отступил. - Лесс в полном порядке,
с нашей стороны ваш отдых больше ничем не будет нарушен. Просто Лесс ждет
вас не сегодня, а завтра.
- Что все это, наконец, значит?
- Только то, что нам крайне важно было встретиться с вами срочно и
наедине. Надеюсь, теперь вам ясно, что фарсом здесь и не пахнет.
- Уходя, пожалуйста, прикройте за собой дверь поплотней.
Бизи усмехнулся.
- Я думал, вы скажете "вон"!
- Надеюсь, вы понимаете, - сдерживаясь, проговорил Полынов, - что эта
ваша "услуга" освобождает меня от всяких слов и обещаний.
- Разве я уж настолько туп? - Бизи широко улыбнулся. - Но кто всерьез
обращает внимание на фарс? Желаю счастливого отдыха.
***
Дубки выбегали к дороге, как расшалившиеся мальчишки, уютно посвистывал
ветер, и тени облаков скользили по гладкому полотну дороги, то уступая
вершины холмов брызжущему солнцу, то погружая их в задумчивый сумрак.
Легко было заметить, как ухожена здешняя земля. Любой овражек
перегораживали стенки водослива, луга были гладкими, как свежевыбритые щеки,
чистые перелески просматривались далеко вглубь. Сюда, чувствовалось, был
вложен труд многих поколений. Когда-то, - уже забылось когда, - людей здесь
угнетали болотные лихорадки, мучили насекомые, подстерегали неурожаи, бедой
грозили пожары и наводнения. Когда-то человек был так же беззащитен перед
природными бедствиями, как перед социальными, хотя источники первых были не
в его власти, а источники последних, казалось бы, целиком зависели от его
поступков, желаний и воли. Однако с природными бедствиями уже почти везде
было покончено, тогда как с социальными...
Тем благодатней казалась природа, спокойствие ее лесов, нега
разнотравья, куда горожанин мог скрыться от тягостных проблем, нервных
перегрузок и людской скученности. Заманчивая идиллия в духе Жан-Жака Руссо!
Впрочем, если бы в лесах Швейцарии и Франции было полным-полно комаров, еще
вопрос, возник бы у философа клич: "Назад, к природе!"
Однако даже заядлый урбанист не устоял бы в своем скептицизме, мчась
погожим утром по синим холмам и безмятежным перелескам. Машина шла сама по
себе, в окна, сменяя друг друга, врывались запахи земли, с коротким
посвистом мелькали перила мостиков, проблескивали ручейки, и вчерашний
разговор с его томительными недомолвками казался на свежем ветре вдвойне
нелепым и глупым.
Но не выходил из памяти.
И причиной тому были не столько личные переживания, сколько привычка
исследователя докапываться до сути. В Дорогу Полынов прихватил справочник
"Все обо всем" и успел его просмотреть. Он узнал, сколько в стране
производится электроэнергии и сколько в стране комнатно-декоративных собак,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг