и тень не уйдет.
- Человек не уйдет, а тень, именно тень, уйдет, - зага-
дочно сказал Морис.
Что-то необычное слышалось в шутливом тоне Потра. Нельзя
было понять, смеялся он или говорил серьезно. Кто этот чело-
век? Почему в его голосе, во взгляде непоколебимая уверен-
ность? Я, пересиливая боль, повернулся к нему, с надеждой
взглянул в его лицо.
- Что вы имеете в виду... товарищ?
- Когда-нибудь узнаете, - подмигнул мне Морис. - Не все
сразу. А сейчас скажу лишь одно - в любом положении не сле-
дует отчаиваться. Это недостойно человека. Надо надеяться,
верить, мечтать...
- "Мечтать"! - иронически буркнул я. - Мечта не пробьет
стен!
- Ошибаетесь, - возразил Морис. - Нет силы более могучей,
нежели мечта!..
Металлическая дверь загрохотала. Открылось маленькое око-
шечко, в которое заключенным подают пищу. Усатая морда с си-
зым носом алкоголика рявкнула:
- Молчать! Еще раз услышу - карцер!
Окошко закрылось. Шаги в коридоре затихли.
- Какой еще карцер нужен? - прошептал я, оглядывая тесную
мрачную камеру с маленьким окошечком наверху.
- По сравнению с карцером эта камера - роскошная комната!
- заверил Морис. - Там мокрый цемент, всю одежду отнимают,
раз в три дня пойло...
Морис посмотрел в окно, зарешеченное толстыми прутьями. В
черном прямоугольнике мерцала яркая звезда. Потр указал на
нее.
- Каждую ночь я гляжу на звезду. И ощущаю, понимаю необъ-
ятность мироздания. Но я - человек - обнимаю его своим разу-
мом. Даже здесь, в тюрьме, я путешествую в бездонных глуби-
нах Вселенной. Закрой окно - звезда засияет в моей памяти.
Брось меня в карцер - я все равно буду созидать в своем во-
ображении новые миры, где будут чудесные люди и прекрасные
пейзажи. Да, мечта сильна! Кто может сдержать ее полет?..
Меня раздражал его непонятный оптимизм.
- Понимаю, - угрюмо прервал я его пылкие слова. - Но, во-
ображая "прекрасные миры", можно гнить до смерти в каменном
мешке. Насильники и тюремщики даже будут довольны. Мечтайте
сколько угодно. А реальный мир в их распоряжении!
- Вы еще не понимаете, - мягко возразил Морис. - Мир меч-
ты и мир реальности нераздельны. К тому же я имел в виду не
пустые мечтания, а действенную мечту творца, который выпол-
няет ее. О друг мой, тираны больше всего боятся мечты трез-
вых людей! Мечта наркомана - пожалуйста! Но мечта мыслителя
- это мина под зданием реакции. Поэтому, говоря о мечте в
этих ужасных условиях, я имел в виду нечто другое, чем прос-
то утешение.
- Что же?
Морис хотел ответить, но сдержался. Или мне показалось?
Не знаю. Да и слушать его я больше не мог. Снова сознание
затуманилось, к сердцу подкатила горячая волна...
В полусне, в полубреду прошла для меня первая ночь в
тюрьме Маро-Маро,
Волны забытья ушли. Я раскрыл глаза. Вверху маленькое
окошко, за ним синел клочок неба. Медленно плыли вдали пе-
ристые облака, расцвеченные утренним солнцем. Бодрящая све-
жесть проникла в камеру. Я ощутил дыхание свободы, тревожно
сжалось сердце.
Ко мне склонился Потр, послышался его обеспокоенный го-
лос:
- Как вам, товарищ? Больно?
Я вспомнил вчерашнюю беседу, улыбнулся. Напрасно я сер-
дился. Пусть он мечтает. Ведь ему тоже нелегко. Строить воз-
душные замки и снова разрушать их - это пострашнее, чем без-
надежность!
- Вероятно, вы скептически отнеслись к моим мыслям? - как
бы услышав мои раздумья, произнес Морис. - Да, я виноват.
- Что вы! Что вы!
- Не возражайте. Я вас понимаю. Вы только что шли на
смерть. Вы ощутили дыхание свободы. Ведь правда? Что из то-
го, что лишь мгновение вокруг не было проволоки, стен, над-
зирателей? Даже за такой мизерный отрезок времени познается
вся ценность свободы! Кто переживет это мгновение, тот ни-
когда не станет рабом!
Да, это верно. Он правду говорит. Я помню каждую деталь
того вечера, снова переживаю мгновения побега. Трепетание,
страх, и потом... одна минута свободы! Блаженство, которое
невозможно представить, и снова страшное падение!
- Вы, быть может, даже презирали меня вчера, - продолжал
Потр. - Да, не возражайте. Человек только что шел на смерть
ради свободы, а ему говорят о мечте. Но я искренне хотел
поддержать вас...
- Спасибо, - слабо улыбнулся я. - Но мне уже не поможет
такая поддержка. Я не верю в мечту, я не вижу просвета...
Морис замолчал, вздохнул. Потом начал расспрашивать меня
о новостях. Но что я мог рассказать ему? В лагере нам также
не давали ни журналов, ни газет.
Разговор прервали надзиратели. Они открыли окошечко. Зак-
люченные, разносчики обеда, принесли хлеб и пойло. Похлебав
теплой бурды, я снова задремал, Проходили часы, черным кры-
лом надвинулась ночь.
Постепенно ко мне возвращались утраченные силы. В прошлое
уходили события страшной ночи побега. Тот эпизод вспоминался
как жуткий сон. И где-то в глубине сердца зарождалась нео-
сознанная надежда. На что?
Как-то под вечер Морис снова начал разговор. Перед этим
дежурил надзиратель с больным зубом. Он не давал не то. что
говорить, а даже вздохнуть. После него пришел толстый, доб-
родушный надзиратель, очень ленивый, любивший дремать в
уголке коридора на кресле.
Морис пододвинулся ко мне, коснулся моей руки.
- Вы спите, товарищ?
- Нет.
- Давайте снова помечтаем?
Я вздохнул.
- Не надо иронизировать, - мягко продолжал Морис. - Я
убежден, что нет в мире ничего сильнее, чем мечта. А тем бо-
лее здесь, в наших условиях. Ведь вам удалось убежать только
благодаря мечте! Что, разве не так? Привыкнув, потеряв меч-
ту, заключенный уже не вырвется на свободу.
Я вспомнил Миаса. Да, он прав, этот Потр! Старик перестал
мечтать, и это закрыло ему путь. Он сам признался в этом.
Меня же на колючую ограду бросила жажда свободы, мечта о
счастье. В словах Мориса есть живое зерно. Но здесь, среди
этих стен, как может помочь мечта?
- Я часто думаю о необычном, - снова отозвался Морис. -
Фантазирую о будущем Земли. Когда думаешь о будущем, легче
жить.
- Да... - пробормотал я. - Та же религия. С той разницей,
что религия обещает награду за муки непосредственно мне, мо-
ей душе, а ваша мечта предназначена для "будущих поколений".
- А вы разве не желаете счастья будущим поколениям?
- Я ничего не знаю о них. Их еще нет, а я вот мучаюсь.
Почему я обязан думать о них? Они только символ, пустое сло-
во - "будущие поколения".
- Это болезненный эгоизм, товарищ, - с укором ответил Мо-
рис. - Вне человечества нет смысла жизни для человека...
Кстати, кто вы по специальности?
- Пока что никто, - ответил я. - Заканчивал последний
курс университета на факультете физики.
- Так мы коллеги! - обрадовался Морис. - Я доктор физики.
Значит, вы прекрасно меня поймете. И мои мысли о доминирую-
щей роли мечты не пустое философствование. Нет. Только мечта
может переделать мир, Разумеется, мечта, вооруженная знани-
ем.
- Но возможно ли это?
- А почему бы и нет? - удивился Морис. - Если нечто поя-
вилось в уме одного, двух, десяти людей, почему оно не может
стать ведущей силой?
- Разные есть ностели знания... - пробормотал я. - Эйн-
штейн и Теллор. Циолковский и фон Браун...
- Да, вы правы! - подхватил Морис. - Но в этом вся суть.
Нас интересуют только светлые носители. Они разрушают старый
мир. Может прийти неожиданное. Очень неожиданное!.. Как
нельзя удержать половодье, прорвавшее плотину, так невозмож-
но будет реакции удержать наступление нового мира.
- О чем вы? Что может произойти?
- Ага, задело? Давайте помечтаем... Хотя бы вот о чем...
Где основа власти, насилия, рабства? Страх. Страх за сохран-
ность своей жизни, тела. Если бы человек был уверен в неуяз-
вимости, он, вероятно, не испытывал бы животного чувства са-
мосохранения... Допустим, нам удастся добиться проницаемости
материи. Создать человека, свободно проникающего сквозь
твердое. Человек-призрак!
Я пожал плечами. Для меня еще было неясно, шутит он или
говорит серьезно. Я никогда не думал о таких фантастических
возможностях.
А Морис, не ожидая ответа, с увлечением продолжал:
- Люди, владеющие проницаемостью. О, это грозная сила!
Тюрьмы не удержат их. Войско бессильно перед ними. Ни пули,
ни снаряды, ни даже атомные бомбы не страшны для них. Как
неуязвимые призраки, идут они по земле, изгоняют тиранов и
деспотов, передают власть трудящимся.
- Утопия!
- Да, утопия, - согласился Морис. - Но разве мало утопий
осуществилось? Разве мало идей воплощено вжизнь? Да, атомная
мощь, ракетные полеты - много брошено для служения злу. Но
это до поры, до времени, Генрих.
- Мне пока ясно одно: вы, вероятно, социалист. Каким же
образом попали в тюрьму для уголовников?
- Понимаю, - тихонько засмеялся Потр. - Вижу, вы профан в
делах политики. Это и есть хитрость нашей "демократической"
системы. Они хватают революционера, но создают ему дело уго-
ловное, как обычному грабителю. Фальсификаторов-судей доста-
точно, лжесвидетелей - тоже. И вот результат. Глядите, рабо-
чие и фермеры, ваши лидеры - воры и убийцы!
- Мерзость! - вздохнул я.
Морис придвинулся ко мне, внимательно посмотрел в мои
глаза, по-дружески положил руку на плечо.
- Но я все время говорю о себе, о своих мечтах. Почему же
вы не расскажете о себе?
Я не хотел ничего утаивать. Перед чистым сердцем нового
товарища исчезал страх, ложный стыд.
Потр внимательно выслушал мою исповедь о тяжелом детстве,
о бурной жизни подростка, о постыдном ремесле, о встрече с
Люси, о наших мечтах и, наконец, о трагедии, разрушившей
все.
Я давно уже закончил рассказ, и Потр все молчал, о чем-то
размышляя. Я ждал, угрюмо глядя на пыльную лампочку.
Наконец Морис взглянул на меня и тихо произнес:
- Что ж, это тоже протест. Да, протест против несправед-
ливости и неравенства. Но протест скверный... Генрих, я не
могу осудить вас. Вы сами осудили себя. Главное - понять,
что это недопустимо. Тогда вы не поняли этого до конца. И не
подумали о Люси, о ее счастье...
- А что я мог сделать? - грубо оборвал я его. - У меня не
было выбора. Я видел лишь бедность и насилие. В таком мире
считаются только с силой. Да, если бы я был бандитом или во-
ром крупных масштабов, то не попал бы сюда, а стал бы, воз-
можно, бизнесменом.
- Что бы вы делали, если бы вышли отсюда?
- Не знаю, - горько ответил я. - Что думать об этом? Все
позади. Впереди - десять лет каторжной тюрьмы. А это
смерть!..
- Не надо отчаиваться! - прошептал Морис. - Верьте мне!
Благодарите судьбу, что попали в мою камеру.
Мне почудилось в его голосе обещание, надежда. Я прис-
тально взглянул на него.
- Вы хотите...
- Тсс! Тише... Осторожность...
- Но как?
- Не знаю. Не спешите. Все в свое время... - Ученый прис-
тально взглянул на меня и спросил: - Вам можно доверять?
- Да, конечно!
- Верю!
Я растроганно пожал ему руку.
- Так вот, запомните, Генрих, чтобы не возвращаться к
этому. В Филтоне, в северном пригороде, есть улица Арио.
- Знаю.
- Тем лучше. Параллельно ей идут роскошные коттеджи. Ря-
дом с Парком цветов. Если вам удастся уйти, направляйтесь
туда. Там найдете коттедж. Вечером его легко узнать. На флю-
гере горит зеленая звезда. В нем вы найдете меня... и защи-
ту.
- Запомнил, - неуверенно сказал я. - Но как же...
- Не спешите - я предупредил. Ближайшие дни решат все...
Но ставлю условие.
- Какое?
- Там вы забудете все, что было раньше. Я верю, что вы
хороший человек. Договорились?
Мы снова обменялись рукопожатием.
- А теперь спать, - зевнул Морис. - Скоро рассвет.
За окошком таяли звезды. Рассвет дышал прохладой.
За дверью раздались шаги. Щелкнул глазок. Затем шаги уда-
лились.
Послышалось мерное дыхание Мориса. Он уснул. А я еще дол-
го ворочался на каменном полу, пытался понять неясные намеки
товарища. С чем были связаны надежды Мориса? Со странными
мечтами о проницаемости? Нет, наука далека от этого. Может
быть, у него есть друзья в тюрьме? Кто скажет? Но он дал ад-
рес, значит, надежда его реальна! Люси... Родная Люси! Где
ты? Я пойду ради тебя на все! Если бы выйти на свободу - я
все сделаю, чтобы ты была счастливей.
Проходили тяжкие дни заключения. Нет, то были не дни, а
какие-то дьявольские каменные жернова, которые неумолимо пе-
ремалывали мозг, сердце, душу.
Режим в тюрьме был суров и жесток. Ни минуты прогулки,
фунт черного хлеба, миска пойла. За малейшее нарушение пра-
вил надзиратели бросали заключенного в карцер или надевали
на него "распашонку". Этим нежным словом называли специаль-
ную рубашку, которую тюремщики всего мира издавна используют
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг