- А разве ты нуждаешься в оправдании? Ведь ты же спас меня от происков
врагов, верный друг и союзник.
- Я видел твое лицо, - сообщил ему Кортес, круто меняя тему
разговора. - И думаю, что, если бы не маска, люди шарахались бы от тебя, как
от прокаженного.
Змей упрямо мотнул головой.
- Ты опять не понимаешь, Малинче. Мое лицо - это лицо бога. Оно может
показаться тебе безобразным, но ведь ты никогда не видел богов.
Он взялся за края маски, но Кортес поспешно махнул на него рукой.
- Не нужно! Я уже насмотрелся на тебя, пока ты лежал без чувств...
Кстати, ты много раз повторял имя Шочикетсаль. Кто это?
- Моя жена, - глухо ответил Кецалькоатль.
- У богов есть жены? - улыбнулся кастилец. - Я думал, ты соблюдаешь
обет безбрачия.
- У меня восемь жен, Малинче. Я не беру в расчет наложниц. Даже если я
закончу свою жизнь на алтаре Дымящегося Зеркала, семя Се Акатль Топильцина
даст добрые всходы. Но Шочикетсаль - ее я любил больше всех. А ты разлучил
нас, Малинче.
- Я сожалею, - Кортес церемонно поклонился. - Если бы это было в моей
власти, я вернул бы ее тебе. Хочешь, я пошлю парламентеров в долину - вдруг
она там, в лагере твоих друзей?
- Я не желаю, чтобы она вновь очутилась в клетке, - ответил
Кецалькоатль. - Но если ты действительно намерен вести переговоры с
тотонаками, спроси, нет ли среди них моего врача, Джафара.
- Джафара? - переспросил Эрнандо. - Твой врач - мусульманин?
- Что же в этом такого? Всем известно, что арабские врачи - лучшие в
мире. Во всяком случае, Джафар сможет помочь мне куда больше, чем
лекари-отоми.
- Ты поправляешься, - заметил Кортес. - Здешние лекари совсем не так
плохи, как ты думаешь. Да и Фигероа - даром, что коновал - вытащил с того
света немало моих парней.
- Я не поправлюсь, Малинче, - спокойно сказал пленник. - Я умираю,
потому что раны, нанесенные ксиукоатль, нельзя исцелить.
- Глупости! Фигероа сказал мне, что твой синяк потихоньку бледнеет.
Однако если ты желаешь, я могу послать за твоим Джафаром.
Только имей в виду - если тотонаки убьют парламентера, второй попытки
уже не будет!
- Они никого не убьют, - еле слышно произнес Кецалькоатль. - Вот,
возьми, Малинче, и отдай это своему посланцу...
Он протянул худую, обтянутую неестественно бледной кожей руку и вложил
в широкую ладонь Кортеса маленькую каменную фигурку. Кастилец пригляделся -
на кусочке темно-зеленого нефрита была вырезана крылатая змея.
- Увидев мой знак, вожди Семпоалы поймут, что посланнику можно
верить, - голос Кецалькоатля дрогнул: - Как бы я хотел, чтобы вы стали
союзниками, Малинче. Помнишь наш разговор на берегу ручья? Христиане не
должны мириться с царством дьявола на земле, а ты своими руками помогаешь
врагу рода человеческого...
- Ты говоришь, как падре Люке, - усмехнулся Эрнандо. - Не удивлюсь,
если ты знаешь наизусть Священное писание. Знаешь ведь?
- И Коран, и Тору, и священные гимны тольтеков. Вся моя жизнь была
посвящена поискам истины, Малинче. Но порой познать истину не значит познать
себя. Я сказал, что не виню тебя в твоем предательстве, и это правда. Это я
виноват в том, что не распознал в тебе врага. Со мной такое случается
нечасто. Если бы я прислушался к голосам тех, кто предупреждал меня о
коварстве белых наемников, вас прогнали бы из Семпоалы, и ни аркебузы, ни
боевые кони не помогли бы вам захватить меня. Но ты показался мне человеком
чести, а я слишком хорошего мнения о рыцарях-христианах, чтобы подозревать
их в вероломстве.
- И много ты видел рыцарей-христиан? - угрюмо спросил Кортес. - В
аль-Ануаке они встречаются нечасто.
- Не все ли равно? Имеет значение лишь то, что я ошибся, доверившись
одному из них.
Пленник повернулся к стене и затих. Повисло тяжелое молчание.
- Я постараюсь выполнить твою просьбу, - сказал Эрнандо, пряча нефрит
в карман камзола. - И уж во всяком случае сделаю все, чтобы тебя вылечили...
Вернувшись к себе, он вызвал лекарей-отоми и пообещал им, что если
пленник умрет до того, как отряд вернется в столицу, все они закончат жизнь
на алтарях Уицлопочтли. Подобное же напутствие получил и Фигероа - только
ему были обещаны крепкая веревка и высокое дерево.
Разобравшись с лекарями, Эрнандо навестил принцессу, размещавшуюся в
личных покоях правителя Шочикемалько. Со дня бегства из Семпоалы они
виделись лишь пару раз, мимолетно и всегда в присутствии посторонних.
Принцесса была очень утомлена трехдневным броском через равнины и почти не
выходила из своих комнат. Первым делом Кортес потребовал, чтобы Ахмед и
Ибрагим оставили их наедине.
- Вы просите о невозможном, амир, - спокойно ответила Ясмин. - Правила
приличия запрещают мне оставаться с мужчиной без моих верных слуг.
- В подземелье белой пирамиды вы об этом не беспокоились, - заметил
Кортес. - Что ж, я не стану смущать вас своей настойчивостью. Но в этом
случае вы вряд ли узнаете о том, что происходит с нашим уважаемым гостем.
Любопытство пересилило непонятную холодность принцессы. Когда евнухи
вышли из комнаты, Кортес сообщил ей о том, что Кецаль-коатль, по всей
видимости, не доживет до возвращения в Теночтитлан.
- Мне, собственно говоря, все равно, поправится он или умрет, -
любезно добавил Эрнандо. - Но вам, я полагаю, судьба Змея небезразлична.
Тонкие пальцы принцессы беспокойно забарабанили по подлокотникам
кресла.
- А если он обманывает вас? Что говорят ваши врачи?
Кортес пожал плечами. Диагнозы Фигероа разнообразием не отличались. А
повторять принцессе болтовню меднокожих о злых духах, поселившихся в теле
Кецалькоатля, не стоило.
- Если бы мы знали о том, что такое эти ксиукоатль, толку от врачей
было бы больше.
- Поверьте, амир, я рассказала вам все, что сама слышала о скрижалях.
Возможно, Тубал знал что-то еще, но у него уже не спросишь...
- Однако сам Кецалькоатль считает, что ему мог бы помочь его личный
врач. Он, кстати, мусульманин, араб по имени Джафар.
- Неужели? - Ясмин нахмурилась. - И где же этот чудотворец?
- Наш гость надеется, что он в лагере тотонаков. Мы можем пригласить
его осмотреть Кецалькоатля - разумеется, в том случае, если вы посчитаете
это нужным.
"Вот так, - подумал Кортес. - Попробуй теперь упрекнуть меня в том, что
я не заботился должным образом о здоровье твоего драгоценного пленника".
- Это, очевидно, сопряжено с риском? И как вы собираетесь доставить
его сюда?
Кортес усмехнулся и похлопал по карману, в котором лежал резной кусочек
нефрита.
- Пошлю парламентера, кого-нибудь из меднокожих. Вопрос не в том, как
это сделать, а в том, нужен ли вам живой Кецалькоатль.
- Да, - быстро ответила Ясмин. Пожалуй, даже слишком быстро.
- От мертвого мятежника проку немного...
Она осеклась, поняв, что сказала лишнее. Кортес глядел на нее, как змея
на птицу - холодным пристальным взглядом.
- Зачем же понадобилось устраивать представление с горбатым уродцем?
Или вы с самого начала знали, что он не сможет одолеть Змея?
Он был почти уверен, что Ясмин не ответит. Но она, похоже, растерялась.
- Вы не понимаете, амир... Если бы Кецалькоатль погиб от руки посланца
Тескатлипоки, это произвело бы огромное впечатление на меднокожих... Это
было бы ничуть не хуже, чем...
- Чем смерть на жертвенном камне? - губы Кортеса презрительно
искривились. - Вы откровенны, Ваше Высочество. Скажите, чем Змей так досадил
Его Величеству халифу и вашему дяде-инквизитору?
Но принцесса уже взяла себя в руки.
- Вы задаете слишком много вопросов, амир, - холодно произнесла она. -
Ваше дело - повиноваться приказам. Кецалькоатль нужен мне живым, и я
разрешаю вам делать все, что вы считаете нужным, чтобы он дожил до нашего
возвращения в Теночтитлан.
- И когда вы намереваетесь туда вернуться? - сухо осведомился Кортес.
- До праздника Нового огня. Как только в Шочикемалько прибудет генерал
Хальпак со своими гвардейцами. Вам, вероятно, уже сообщили, что он
направляется нам на помощь?
- Нам на помощь? - переспросил Эрнандо, припомнивший, что Хальпак
приходился родственником самому Монтекусоме и носил титул Правителя Орла. -
И кто же послал нам столь могущественного помощника?
- Эмир ал-Хазри, разумеется, - принцесса поднялась с кресла, давая
понять, что разговор близится к концу. - Он поручил генералу охранять нас и
нашего пленника.
- Я вижу, ваш дядя все хорошо продумал. Жаль только, что ни он, ни вы
не сочли нужным раскрыть мне все карты с самого начала.
- Зато теперь вы все знаете, - принцесса явно теряла терпение. - Идите
же и выполняйте приказ, амир!
Перед тем как выйти, Кортес не удержался от последнего укола:
- Раньше вы были немного доброжелательней, Ваше Высочество, - со
значением произнес он, кланяясь.
- О чем это вы? - удивленно подняла брови Ясмин.
Покои принцессы он покинул в отвратительном расположении духа.
Ощущение, что он стал пешкой в какой-то сложной игре, усиливалось с каждой
минутой. Даже мысль о награде, ожидавшей его отряд в Теночтитлане, больше не
радовала кастильца.
Первой жертвой его дурного настроения стал камердинер правителя
Шочикемалько. Он попытался не пустить командира наемников к своему хозяину,
уверяя, что тот болен и плохо себя чувствует, но увесистая оплеуха
отшвырнула достопочтенного сановника к стене. С самим правителем Кортес
обошелся куда вежливее, однако металл, звеневший в его голосе, заставил
владыку Шочикемалько внимательно выслушать все его просьбы и немедленно
отдать необходимые распоряжения. Через час гонец, выполнявший особые
поручения правителя, захватил с собой нефритовую печать Кецалькоатля и
покинул крепость.
Была поздняя ночь, когда Кортес, взяв с собою кувшин с октли,
постучался к отрядному капеллану Люке. Священник еще не спал и не слишком
удивился приходу командира. Он быстро убрал со стола какие-то бумаги и
расстелил простую хлопковую скатерть, на которую поставил блюдо с холодным
каплуном и миску яблок.
- Благодарю за угощение, отец мой. - Кортес внезапно почувствовал, что
зверски голоден. - Но я побеспокоил вас не только затем, чтобы поужинать.
Капеллан улыбнулся и извлек откуда-то маленькую бутыль темного стекла с
запечатанной сургучом пробкой.
- Если вы хотите побеседовать о чем-то важном, уберите кактусовое
пойло - от него слишком разит дьяволом. Вот прекрасный напиток из нашего
монастыря в Астурии. Крепковат, правда, но это не самый большой грех, в
котором можно обвинить вино.
Кортес не споря отставил кувшин с октли в сторону. Люке налил в
маленькие серебряные чашечки густую, остро пахнущую жидкость светло-зеленого
цвета.
- Возблагодарим Господа, защитившего нас от опасностей долгого пути, -
скороговоркой пробормотал он, опрокидывая в рот содержимое своей чашки.
Эрнандо последовал его примеру и был приятно удивлен замечательным вкусом
незнакомого напитка.
- Вы в аль-Ануаке уже семь лет, отец мой, - проговорил он, отламывая
жирную ногу каплуна, - с тех самых пор, как епископ Астурий-ский послал вас
в Закатные Земли окормлять христианских подданных халифа. В отряде вас
любят, и вы знаете нас, как своих собственных детей. И что же, по-вашему, мы
хорошие христиане?
Священник приподнял седую бровь, испытующе посмотрел на своего
капитана, словно пытаясь разгадать, шутит он или вполне серьезен.
- Разумеется, нет, - ответил он, помолчав. - Возьмем хотя бы тебя, сын
мой. Ты гневлив, невоздержан, живешь с язычницей-меднокожей, все твои дети
рождены в грехе... Но и другие не лучше. Я не стану называть имен, ты и так
прекрасно знаешь, кто из отряда пьет, кто играет в кости, кто путается с
меднокожими девками... Да, эти грехи можно замолить, и вы все время от
времени об этом вспоминаете, но назвать добрыми христианами прожженных
негодяев я не могу.
Кортес усмехнулся, давая понять, что оценил шутку.
- Нет, падре, я говорю не об этом... Вот мы живем в чужой земле, народ
которой поклоняется перемазанным кровью идолам в дьявольских капищах. Не
грех ли это, святой отец? Как быть с тем, что мы не только не пытаемся дать
бой Сатане, но и спокойно смотрим на эти богомерзкие обряды, принимая их как
неизбежное зло? Не становимся ли мы тем самым пособниками врага рода
человеческого?
Капеллан тяжело вздохнул и снова наполнил чашки.
- Каждый прибывающий в Закатные Земли священник задает себе такие
вопросы, - нехотя ответил он. - А уже через несколько лет пытается забыть о
том, что когда-то задумывался над ними. Видишь ли, положение Церкви завидным
не назовешь. Арабы запрещают нам обращать меднокожих в христианство, хотя
сами частенько склоняют их принять закон Мохаммеда. Мы, конечно, могли бы
попытаться... и я сам слышал о маленьких христианских общинах на берегу
залива Табаско, где пропал сто лет назад епископ Иеронимус... но цена
слишком высока. Наши монастыри в Астурии существуют лишь до тех пор, пока мы
соблюдаем законы халифа. Ничто не мешает маврам стереть их с лица земли,
точно так же, как они поступили с владениями Церкви в Фирандже. Если бы речь
шла только о моей жизни или жизни кого-то из братьев, никто не колебался бы
ни минуты. Но, оставаясь заложниками, много ли мы можем? Только поддерживать
свет истинной веры в своих соотечественниках. Мне нечем тебя утешить, сын
мой. Но я рад, что ты пришел ко мне с этим. Значит, твоя душа не совсем еще
загрубела в бесконечных сражениях и походах...
- Не о моей душе речь, - непочтительно прервал его Кортес. - Я, видно,
успел привыкнуть к тому, что творится на земле аль-Ануака, раз пришел к вам
только сегодня. Дело в том, святой отец, что тот, кого мы захватили в плен,
мятежник, присвоивший себе имя Кецалькоатля, собирался уничтожить кровавые
ритуалы. Вы видели, как отличается Семпоала от других городов меднокожих?
Такими, возможно, стали бы все Закатные Земли, если бы мятеж Кецалькоатля
удался. И теперь я спрашиваю себя: правильно ли поступил, выполнив приказ
принцессы? Не предал ли я Господа нашего, чьим орудием, быть может, являлся
Кецалькоатль?
Капеллан недовольно нахмурился.
- Гордыня твоя превосходит все разумные пределы. Ты действительно
думаешь, что способен причинить вред орудию в руке Господней? Нет, уж если
ты сумел взять его в плен, можешь быть спокоен: Господь в нем не нуждается.
Да и что бы дала нам его победа? Он такой же язычник, как и Монтекусома, а
миролюбие его может оказаться напускным.
Кортес с сомнением покачал головой.
- Он, без сомнения, язычник, но очень уж хорошо образованный. Он знает
Священное писание, Коран и еврейское Пятикнижие. Где он мог всему этому
выучиться - ума не приложу. Что же касается миролюбия... нет, падре, я
уверен, что он действительно запретил бы кровавые жертвы. Это и не дает мне
покоя: с некоторых пор я чувствую себя помощником дьявола. К тому же дьявол,
говорят, имеет обыкновение искушать нас в облике прекрасных дев...
Люке понимающе кивнул.
- Да, принцесса действительно хороша. Но чего ты от меня ждешь, сын
мой? Хочешь, чтобы я продолжал утешать тебя, говоря о бессилии Церкви? Или
готов выслушать то, что я вряд ли осмелюсь повторить, будучи трезвым? Так
слушай: все мы здесь пособники дьявола. Я - потому что не пытаюсь нести
слово Божие несчастным язычникам, малодушно прикрываясь запретами
двухвековой давности. Ты - потому что, подчиняясь воле женщины, своими
руками кладешь на жертвенный камень невинного человека. Наемники - потому
что для них нет никакой разницы, кому служить: маврам или погрязшим в крови
мед-нокожим, лишь бы получать свою плату. Да, сын мой, все мы прокляты
Господом, все, кто ступил на Закатные Земли и дышал их воздухом! А потому
давай допьем эту бутыль и не будем задаваться вопросами, на которые лучше не
знать ответов.
Кортес не стал спорить.
Мюрид по отношению к пиру должен соблюдать следующее:
а) мюрид должен считать своего пира единственным в мире и самым важным;
б) должен верить, что пиру известны все мельчайшие обстоятельства жизни
мюрида;
в) преданность мюрида пиру должна быть такова, что если бы пос-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг