капусты, - с улыбкой добавил Архимед.
- Вот именно, как кочан капусты, - согласился Тюменев. - И все это в
высшей степени странно.
- В конце концов мы упали не в море и не в степь, а, кажется, на
вершину леса, - сказал Архимед.
- Пожалуй, что так. Но какой это странный лес. Он напоминает огромные
подводные водоросли, только эти еще более гигантских размеров. - Тюменев
рассмеялся. - Выходит, что мы стоим на листе. Ну, что же, эта гипотеза
хорошо все объясняет. Во-первых, - и он загнул палец на левой руке, -
почему мы ощутили ряд ударов при посадке? Потому что эти гигантские листья
упруги и чрезвычайно эластичны. Мы пробили гидростатом несколько листов и,
кажется, в пятом застряли. Вот откуда, - и Тюменев продолжал загибать
пальцы, - и "дыра в небе". Застывшая волна, наплыв "клея" - это, очевидно,
сок растения. Того же происхождения и нити, свисающие с "неба" по краям
дыры.
- А "волосы", значит, ворсинки на поверхности листа, - сказал Архимед.
- Ну, конечно. Вот именно. Так оно и есть. И если подумать, все это
совсем уж не так необычайно. Ведь и у нас в океанах растут гигантские
водоросли. Здесь же этакие ламинарии, но еще больших размеров, растут на
поверхности. И в этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что
атмосфера на Бете плотнее земной, а тяжесть значительно меньшая, влажность
и температура выше. Разные условия и создали иной растительный мир.
- Да, и нам нужно будет так или иначе сбросить вниз гидростат, -
заметил Архимед. - Ведь в нем находятся запасы пищи. Неизвестно, что мы
найдем на планете и чем будем здесь питаться.
- Но ведь, если мы не найдем на нашей планете ничего съедобного, если
ваша Бета будет настолько негостеприимная, что не накормит нас, то... -
Савич не успел договорить, Тюменев перебил его:
- То мы умрем с голоду. Вот именно. Кто о чем, а Савич о семидесяти
семи смертях, отовсюду нам угрожающих.
- И как же мы сойдем вниз, - не унимался Савич. - Не станем же мы
прыгать, как кузнечики, с листа на лист, хотя здесь мы весим и меньше, чем
на Земле.
- Стойте! Смотрите! Это что еще такое?
Все оглянулись и застыли от удивления.
Яркий изумрудный свет заливал прерию. Она тихо покачивалась. Через
коричневый ковер протянулась цепочка. Каждое звено этой цепочки было похоже
на большую жемчужину, отливающую матовым червонным золотом. Все эти
"жемчужины" пересекали коричневую прерию, направляясь из теневой стороны к
ярко освещенной.
Молчание длилось несколько минут.
- Они движутся. Живые существа. Наверно, насекомые, - тихо и
взволнованно сказал Тюменев.
17. НА ЛИСТЕ-САМОЛЕТЕ
План работ был таков: освободить гидростат, плотно вклеившийся в
пробоину гигантского листа, сбросить вниз и спуститься самим. Работа была
трудная и опасная: того и гляди влипнешь в вытекающий густой клейкий сок.
Работали ручною пилою, топором и киркою. На очистку инструментов от клея
уходило больше времени, чем на саму работу. Несмотря на всю осторожность,
костюмы и руки у всех были перепачканы клеем. И после многих часов работы
гидростат еще находился на старом месте.
Во время этой работы удалось сделать интересное открытие. Мясистый
лист имел в толщину восемьдесят сантиметров. Несмотря на то что на Бете все
тела весили меньше, чем на Земле, трудно было понять, каким образом эти
гигантские толстые, широкие и длинные листья держатся на воздухе. Их стволы
или черешки находятся где-то вдали, и, конечно, черешок не может поддержать
лист, имеющий около километра ширины и несколько километров длины. И вот
оказалось, что внутри мясистой массы листа находится множество мешков, или,
вернее, пузырей, наполненных газом, - водородом, - как определил Тюменев.
- Удивительно интересный пример приспособления, - сказал Тюменев.
- Да, занятно. Каждый лист - своего рода ковер-самолет, - заметил
Архимед.
Когда, отдохнув, люди явились к месту работы, они с огорчением
увидели, что их труды пропали даром: наплывший сок целиком заполнил
прорубленное возле гидростата отверстие... Все стояли молча, думая, что
делать дальше.
- Профессор, мне пришла в голову мысль, и, кажется, неплохая! - вдруг
воскликнул Савич. - Я думаю, нам нужно изменить план наших работ, - начал
Савич. - Мы предполагали освободить гидростат и сбросить его вниз. Но это
оказалось труднее, чем мы ожидали. Притом сразу же на землю - будем
называть почву Беты по-земному - нам сбросить не удается. Гидростат упадет
на нижележащий лист. Нам придется по черешку и стеблю перебираться на этот
лист и повторять эту работу сызнова. И так лист за листом. А сколько их
внизу? Ведь земли мы не видим, только листья да листья. Кочан капусты, как
правильно сказал товарищ Турцев. С большими усилиями, быть может, через
несколько дней, мы сбросим гидростат на землю и спустимся туда сами. Дальше
что? Этот лес тянется, по-видимому, на многие десятки, а может, и сотни
километров. Если в этом лесу нет пищи, мы принуждены будем находиться
вблизи гидростата, по крайней мере, пока не истощатся его пищевые запасы,
или же идти на риск, а именно: захватив с собою небольшое количество
продовольствия, идти разыскивать выход из леса. Наконец, ваши
астрономические наблюдения, профессор. Ведь ради них главным образом мы и
прибыли сюда. Над нашей же головой не небо, а какие-то полотнища. Не будете
же вы, простите, как букашка, лазать на самый верхний лист, чтобы поглядеть
на небо!
- Но у нас нет другого выхода. Мы должны спуститься. Что же вы
предлагаете взамен? - спросил Тюменев.
- Бросить эту работу, пока гидростат еще не провалился на нижележащий
лист, - ответил Савич.
- Бросить работу проще всего. А вот дальше что? - нетерпеливо спросил
Тюменев.
- А дальше нам надо будет найти черешок, которым наш лист прикреплен к
стеблю, перерубить черешок - это легче и скорее, чем вырубать из листа
гидростат, - и затем... затем пусть наш лист летит по воле ветра, если он
действительно лист-самолет. А ветра достаточно. Нас вынесет из леса на
открытое место.
- Гм... гм... А ведь это не глупо. Молодец, Савич. Только, позвольте,
а как же мы будем опускаться, когда найдем нужным это сделать?
- Опускаться?.. - Савич смутился. - Можно будет... понемногу отрезать
часть листа... Количество водородных пузырей уменьшится...
- Но одновременно уменьшится и вес нашего листа-самолета, - возразил
Тюменев, - а при его огромных размерах нам, пожалуй, придется работать
слишком долго, прежде чем...
- Я думаю, простите, дядюшка, я перебиваю вас, нам удастся опуститься
вниз. Как вы полагаете, чем объясняется плавное покачивание листа? Ветром?
Не думаю. Скорее всего это покачивание зависит от состояния газа,
заключенного во внутренних пузырях. Когда лучи солнца падают на лист и
нагревают его, газ расширяется, его подъемная сила увеличивается. Закрывает
солнце облака, наступает тень, лист, а вместе с ним и водород охлаждаются,
и лист опускается. Разве вы не заметили этой закономерности?
- Пожалуй, ты прав, но только не вполне, - возразил Тюменев. - Заметь,
мы прилетели на заре, в утреннем холодке, а листья не лежали на земле, как
должно было быть по твоей теории. Ведь ты что хочешь сказать? Что, когда
наступит ночь с ее прохладой, газы сожмутся и лист сам опустится? Так, но
ты забываешь о теплоте здешнего воздуха. Ведь эта Бета очень молодая и
горячая планета.
- Ну тогда мы сделаем вот что, - не сдавался Архимед. - Тогда мы
начнем протыкать наш лист-самолет железными прутьями от поручней. Водород,
как газ более легкий, будет вылетать из образовавшихся отверстий...
- Грузоподъемная сила листа-самолета будет уменьшаться, и мы
опустимся. Правильно, - заключил Тюменев.
Все принялись за новую работу. Пришлось идти далеко против ветра в
поисках черешка и стебля. На это путешествие ушло несколько часов. Стебля,
на котором росло бы несколько листьев, так и не нашли. Оказалось, что лист
постепенно суживался и переходил непосредственно в стебель, уходящий в
почву.
Не обошлось без приключений. Архимед наступил ногою на жидкий сок,
поскользнулся и упал с листа, увлекая за собой нити сока. Сок этот застывал
чрезвычайно быстро, и Архимед оказался висящим между двумя листами, как
паук на паутине. И ему пришлось повисеть, пока "паутина" совсем перестала
быть липкой. Тогда Тюменев и Савич втащили его на лист.
Воздушное путешествие продолжалось весь день и доставило немало
хлопот. Когда прорезавшийся голубой солнечный луч нагревал лист, "самолет"
поднимался к верхнему листу, и путникам угрожала участь быть стертыми между
двумя листьями, как зерну между жерновами. Они спешили укрыться в
гидростате. Когда же лист вплывал в очень густую тень, водород, заключенный
в листе, сжимался и лист опускался, гидростат начинал скрести днищем по
поверхности нижележащего листа, как пароход на мелководье. Иногда лист
зацеплялся за другие листья. Приходилось освобождать его, отталкиваясь.
Только поздно вечером, в густые синие сумерки, лист-самолет покинул
пределы бесконечного леса. Тюменев с нетерпением ожидал увидеть открытое
небо, но его постигло разочарование. Откуда-то появились тучи и покрыли
собою все небо. Стало почти темно и довольно прохладно. Неожиданно начался
ливень. Легкий толчок известил о том, что намокший и охлажденный лист
коснулся почвы.
- Вот только когда мы наконец опустились на планету по-настоящему! -
воскликнул Тюменев. - Ну, еще раз здравствуй, Бета! Поздравляю вас,
товарищи, с благополучным прибытием. Благодарю вас, капитан Савич. Самый
опытный аэронавт не сделал бы лучшей посадки.
Савич не знал, обидеться ли ему или рассмеяться, и уже хотел сказать,
что он тут ни при чем, но Тюменев не дал ему говорить.
- Банкеты устраивать некогда. Если мы сейчас же не освободим гидростат
от листа, нас опять, как только потеплеет, поднимет на воздух и унесет.
Кончим эту работу, сообщим на Землю последний отчет, и тогда спать, спать.
Савич, падая от усталости и засыпая, что-то рубил, поднимал, тянул,
перекладывал, наконец свалился на койку и тотчас уснул.
А Тюменев еще ворочался некоторое время. Он думал о том, не являются
ли необычные листья каучуконосами. Их сок напоминал каучук... Вот бы...
такие растения на Землю...
И он уснул.
18. КАЛЕЙДОСКОП
Тюменев проснулся внезапно, словно его кто в бок ударил: засыпая, он
внушил себе спать не более трех часов. Нельзя же проспать всю ночь и не
увидеть звезд! Ночным небом нужно дорожить, тем более что Бета, проходя
свой путь по орбите, скоро Скажется между двумя солнцами, и тогда на
четверть года прощай, ночное небо. Днем Бета будет освещаться Голубым
солнцем, а ночью отворачиваться к Красному. Но эта "красная ночь" будет
ярче голубого дня.
Не зажигая огня и стараясь не шуметь, чтобы не, разбудить спящих, -
напрасная предосторожность! - Тюменев ощупью добрался до трапа. Гидростат
лежал на боку, и по трапу пришлось лезть на четвереньках. Вот и пролом.
Астроном вышел наружу.
В лицо ему пахнул свежий ночной воздух, наполненный крепчайшим запахом
сена и неведомых горько-сладковатых ароматов. Тюменев взглянул на небо и
вскрикнул, как человек, который увидел лицо друга после долгой разлуки:
сначала удивился, как оно изменилось, потом, вглядевшись, начал находить
старые, знакомые черты.
Все небо светилось, словно изумруд. В южной части оно было темнее и
синее, в северной - чуть-чуть окрашено в розоватый цвет. Высоко в небе
стояла фиолетовая луна.
Из-за горизонта всплывал огромный месяц. Верхний конец рота был
тускло-красный, как раскаленное, но уже остывающее железо, нижний -
сине-зеленоватый.
Созвездия были как будто те же и не те. Одни словно растянулись,
другие сжались, и все немного сдвинулось со своих мест.
Старый астроном смотрел, смотрел и не мог наглядеться и не заметил,
как наступило утро. Побледнело небо, выцвели звезды, померкли луна и месяц.
На востоке небо налилось ярким голубым светом, и вдруг из-за горизонта
поднялось ослепительное сапфировое солнце.
Тюменев посмотрел на свои руки, на гидростат - все было голубое, а
тени л иловатые.
Но вдруг к голубому цвету начал примешиваться розовый, затем красный.
Небосклон начал принимать фиолетовый оттенок. Из-за горизонта показалось
второе солнце - Красное. От смешения голубых и красных лучей этих солнц и
получался фиолетовый оттенок неба.
- Изумительно! Прекрасно! Бесподобно! - продолжал восхищаться Тюменев.
Жмуря глаза, к Тюменеву подошли Архимед и Са-вич.
- Это что такое? - воскликнул Архимед. - Как это понять? Глядите,
дядюшка. Два солнца светят и греют вовсю, жара тропическая, а наш
лист-самолет и не думает взлетать. Почему?
- Потому что он вянет. И сеном прелым от него пахнет, чувствуете? Я
думаю, что и вчера мы опустились совсем не оттого, что лист намок и
охладился, а потому, что он начал вянуть. Я смотрел на другие листья леса.
Они ночью и не думали опускаться. Этот лист мы отрубили от стебля, он стал
вянуть, эластичность и напружиненность его клеток ослабли, клетки стали
дряблыми и начали пропускать водород, который легко разрывал гниющие ткани
и выходил наружу. Вот, я думаю, и весь секрет.
- Дядюшка, простите меня, но сегодня я не склонен к научным анализам.
Мне хочется просто любоваться красотами здешней природы. Вы, - какое
удивительное освещение, - вы, дядюшка, с одной стороны сапфировый, а с
другой - рубиновый. У Савича, смотрите, фиолетовые руки.
- Изумительно!
- Наши тени, заметьте, двойные: одна фиолетовая, другая зеленоватая. А
поглядите на этот лес гигантских "водорослей". Странно, вчера его листья и
наш лист-самолет казались мне бурыми, а сегодня они темно-вишневые.
- Кроме нашего умирающего листа, который стал темно-синим. Как быстро
идет здесь процесс гниения.
- Помнится, вчера мы опустились на ровном месте, на пустой поляне, где
не было ни травинки, а сейчас мы находимся среди цветов, - сказал Савич. -
Неужели они выросли за одну ночь? А ведь каждый цветок больше меня ростом.
И какие вычурные формы, какие яркие цвета.
- Ну вот, теперь вы сами восхищаетесь, а всю дорогу скулили, -
проворчал Тюменев.
- Я и сейчас предпочел бы этой роскоши наш скромный ландыш, - ответил
Савич и, вздохнув, прибавил: - От всей этой пестроты красок и яркости света
у меня в глазах рябит и голова кружится.
- Смотри, Архимед, полюбуйся на ошибку Аркусова, - прервал Савича
Тюменев, показывая на горизонт. - А снег-то на Бете все-таки есть. Хотя
вершины и не белые, а бледно-фиолетовые, но блестят, как снег. То есть
снег-то, наверно, белый, но освещен двойным солнцем и кажется фиолетовым.
Сколько оттенков...
- Да, вижу. Но обратите внимание, дядюшка, ваш снег лежит не только на
вершинах гор... если только это снег, в чем я очень сомневаюсь. Уж слишком
ярко блестит. Да и не может быть снега у подошвы горы.
- Но если не снег, то что же?
Архимед пожал плечами и ответил:
- Не знаю. Я предпочел бы, чтобы они были сахарные или мучные. У нас
осталось совсем мало продуктов.
- Да, неплохо было бы поймать пару хороших налимов или подстрелить
пару уток, - сказал Савич. - Но, к сожалению, Бета не очень гостеприимная
хозяйка.
- Попросту она не имеет этих вкусных вещей, - заступился за Бету
Тюменев.
- Или же скрывает их, - заметил Архимед.
- Ну, может быть, растительный мир будет к нам добрее. - И Тюменев
показал рукою на заросли цветов.
- Я сейчас пойду поищу в этом лесу цветов, - вызвался Савич, но не
успел он отойти на несколько шагов, как исчез из виду, словно провалился.
Тюменев и Архимед окликнули его. Савич отозвался - его спокойный голос
звучал совсем близко, но самого не было видно.
- Что с вами, Савич? Где вы? - крикнул Архимед.
- В чем дело? - в свою очередь крикнул Савич. - Все в порядке.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг