шею. Яркие язычки свечей бросили на его лицо ровный свет, и Лионель
увидел, что глаза у Гауберта жёлтые, с резко прочерченными лучами
бороздок, расходящихся от зрачков - и зрачки не совсем круглые, а как бы
вытянутые. Огни масляных ламп на миг отразились в донцах глаз малахитовым
зеркальным пламенем.
- Гартенхаль, ваше сиятельство.
Секретарь судорожно сглотнул и полузадушенно выговорил:
- Туманный Гартенхаль?..
- Да, молодой человек, - Гауберт перенёс взгляд на секретаря, - и так
порой называют.
- Спасибо, - ляпнул секретарь как-то невпопад и отрывисто кивнул, а
затем уставился на инспектора: - Мы уедем завтра, мэтр Лерон? завтра
утром, да? Я: я буду ночевать в карете. Не в доме. С вашего позволения.
- Сынок, - хлопнул его по плечу Дирк, от чего секретарь пошатнулся, -
кто привыкает спать в дормезе, тому скрючивает спину, и его не любят бабы.
Потом он начинает мочиться песком и смотрит в ночную вазу, много ли
высыпалось.
- Вахмистр! - с неожиданной злостью гавкнул пузан-инспектор. -
Поберегите свои шутки для казармы!
- Только водка, - невозмутимо ответствовал Годерман, - водка и крапива.
Если это не поможет - дело швах. А от подагры надо подкладывать в гетры
девясил, в чулки насыпать горчицу.
- Прошу проследовать за мной, - Гауберт неспешно развернулся и пошёл,
разгоняя тьму огнём свечей. - Сьера вахмистра я прошу немного обождать.
- Ладно, мы погодим, только ты быстрей шевели мослами.
"Гартенхаль, - Лионель силился вспомнить, где эта усадьба обозначена на
карте.
Ничего не вспоминалось.
- Дирк! - обернулся он на ходу. - Свистни денщика, сейчас он мне
понадобится.
- Слушаюсь, ваше сиятельство! - даже пламя ламп за стеклом содрогнулось
от рыка вахмистра; затем Дирк продолжил негромко: - Щипцы накалить, волоса
подзавить, из дульца пудрой дунуть. А тебе, соплежуй, надо нос завивать,
пока до пола не отрос. Чего ты весь перекосился, как ежа проглотил?
Секретарь посмотрел на него умоляюще, словно Дирк был нелюбимым
женихом-уродом, и их подвели к алтарю - так смотрят в последней надежде.
- Это Гартенхаль.
- Да мало ли тут названий, что не выговоришь без стакана! Чай, не в
первой усадьбе ночуем. Держись бодрей, парень! Выше нос, но лампу не
сшиби. Перепишет твой Лерон, кому в казну положено платить, и - цок-цок! -
поскачем на зимние квартиры. Жалование получим - эх, и жизнь начнётся! У
тебя девчонка есть? А кто она? Спорим на десять пеннингов, что дочь
приказчика?
- Ты не знаешь этих мест, - секретарь порыскал боязливым взглядом по
прихожей. - А я родился:
- Знаю, знаю - под столом в канцелярии наместника. Мне, брат, больше
повезло - мой родитель был капралом в третьем эскадроне кирасир, Маэнского
полка.
- Не поймёшь, - с отчаянным вздохом отмахнулся секретарь. - Лучше б я
ногу сломал, чем ехать на перепись!..
- Эк тебя растрясло дорогой, - почти с сочувствием заметил Дирк, - аж
ум сдвинулся. Вот выделят нам комнатёнку, и не будь я Дирк Годерман, если
не стребую с них полный паёк с добавкой и винную порцию до краёв. Ишь,
выдумал - в карете спать! А с кем я толковать буду? Не-ет, милок, ночуем
вместе, а не то за шиворот поволоку. Выпьем, покурим, в картишки
перекинемся. Лучшая койка - моя, я чином выше.
Горластый вахмистр в предвкушении дармовой попойки и удобного ночлега
так раздухарился, что не замечал тоскливого ужаса в глазах секретаря.
* * *
Лионель переменил рубашку, обсушил волосы у жаровни, вместо форменных
панталон надел чёрные атласные кюлоты с модными серебряными застёжками
ниже колен, белые шёлковые чулки и башмаки со стразовыми пряжками. Денщик
причесал, завил щипцами à la grecque и напудрил его волосы, и в
довершение туалета лейтенант щедро надушился кёльнской водой. Белый
батистовый галстук спадал на грудь пышными складками. Малиновый глазетовый
кафтан и розовый шёлковый камзол, вышитый спереди золотом; в карманах часы
работы Пьера Леруа на красиво выпущенной двойной цепочке с подвешенными
печатями и табакерка на случай, если красотка нюхает табак; палаш
пристёгнут модно - приподнимает талию и торчит концом кверху; всё истинно
à la française, по-французски.
Гартенхаль, Гартенхаль - разложив на столе карту, он потягивал дым из
трубки и водил пальцем вокруг отметки со словом "Фелицберг". Странное
дело, но искомого названия на карте не значилось. Мысленно Лионель выругал
нерадивых топографов, плутавших здесь шестнадцать лет назад для
картографической съёмки округа. Трусы и лежебоки. Каких-нибудь семь миль
проехать поленились, и вот результат - из географии выпала усадьба с
деревнями. Словно и нет её на свете! Об этом следует подать рапорт по
начальству.
Лакеи в Гартенхале оказались именно такими, как их отрекомендовал Дирк
- замкнутые, почти бессловесные, однако расторопные. Лионель недовольно
морщил нос - похоже, каждый из здешних, входящих в его комнату, являлся
прямиком из псарни.
Собачий дух ему не претил, но в спальне, будуаре и гостиной этот запах
решительно не терпим.
- Ваше сиятельство, зовут, - кратко молвил лакей. - Вас. Ужинать.
Вытянутое лицо лакея было унылым, если не отталкивающим - мокрые губы,
из ноздрей торчат жёсткие волоски.
Столовая в Гартенхале была отделана и меблирована со вкусом - узорчатые
шторы с бахромой, стены закрыты кожаными панно с золотым тиснением,
потолок затянут тканью с рисунком, расходящейся радиусами складок от
плафона, где художник весьма живописно изобразил сцену охоты - по кругу
мчались гончие, преследуя оленя, а охотник в зелёном платье трубил в рог.
Стол был накрыт сервизом саксонского фарфора, и огни множества свеч в
канделябрах рассыпались радужными искрами в хрустале бокалов и графинов.
Пылал камин. Мэтр Лерон тоже приоделся к ужину - сюртук и панталоны цвета
корицы, палевый жилет с роговыми пуговицами, жёлтые плебейские чулки и
галстук, завязанный как петля висельника. Сейчас начнёт нюхать, словно
кошка - что полезно для мочевого пузыря, а что вредно.
- Сударыня, премного благодарен вам за приглашение.
- Не церемоньтесь, граф, присаживайтесь. Мэтр Лерон, прошу к столу.
Лакеи сновали слаженно и умело - налить вина, наполнить тарелки, всё у
них получалось изысканно. Хоть и отдают псиной, вышколены хорошо. Мэтр
Лерон затолкал салфетку за галстук столь глубоко, будто хотел спрятать её
и унести тайком.
- За прекрасную хозяйку Гартенхаля! - поднял тост Лионель.
- Да, да, - жуя, инспектор схватил бокал и присосался к нему масляными
губами.
- Я здесь живу в уединении, - плавно лился негромкий, но богатый
чувствами голос баронессы, - вдали от света. Новости доходят в Гартенхаль
нечасто, а газет я не люблю. Поэтому мне нравится принимать у себя гостей
- тем более, что гости редки.
- Но между тем вы следуете всем требованиям парижской моды, - принялся
льстить Лионель. - Если не газеты и не свежие вести тому причиной, то я
преклоняюсь перед вашим тонким ощущением красоты, сударыня. Как вам
удалось обустроить дом с таким неподражаемым соответствием французскому
стилю?
- Это несложно, - улыбнулась баронесса. - Я гадаю по зеркалам, возжигая
благовония в курильницах, и мне открывается далёкое и близкое.
- Браво, сударыня! - Лионель зааплодировал. - Если так, то вы настоящая
волшебница! Ну, а что касается современных книг и журналов - вы их
угадываете наитием, а затем выписываете из города?..
Мэтр Лерон с интересом взболтал серебряной ложкой бульон, любуясь, как
листочки петрушки и морковь танцуют в прозрачной желтоватой жидкости. Это
вполне диетичное блюдо, можно кушать. Он покосился на соблазнительно
пахнущую жареную индюшку - а что, если отведать? не взбунтуются ли почки?
- Да, я знакома с сочинениями мсье Вольтера, - в голосе баронессы
послышалась скука или неприязнь. - И с Энциклопедией Дидро и Даламбера
тоже. Граф, вас действительно интересует моё мнение об этих книгах?
- Помилуйте, баронесса, как меня может не интересовать женский взгляд
на те книги, что сейчас волнуют целый мир? Могу ли я остаться равнодушным
к женщине, которая не только прелестна, но и умна? Само то, что я вас
встретил - восхитительное открытие, как если бы: как если б я открыл
природу молний или магнетизма.
- Я слышал, - дерзнул вмешаться в разговор аристократов мэтр Лерон,
осмелевший от вина, - что мосье Вольтер - безбожник и смутьян.
- Фридрих Прусский почитал за честь принять его в Потсдаме, а русская
императрица ведёт с ним переписку - не кажется ли вам, месьер Кельманс,
что этого достаточно, чтобы считать его достойным человеком, даже более
того - философом, - осёк его Лионель. - Такие люди не рождались в Европе
со времён Эразма Роттердамского, а может - со времён Аристотеля.
- Фридрих? - мэтр Лерон не сдался и решил вытащить на свет всю грязь,
что накопил в памяти. - Это не тот ли, что окружил себя хорошенькими юными
пажами?..
- Стыдитесь, мэтр, - скривился Лионель. - При даме оглашать мерзкие
сплетни:
Король Фридрих - меценат и покровитель наук, запомните хорошенько.
- М-да. Благодарю, - кисло ответил мэтр Лерон, в голове которого
понятие "меценат" отныне прочно сцепились со словом "содомит".
- Я обдумаю ваш вопрос, граф; ответ на него непрост, - чуть сдвинула
брови Беатрикс. - Продолжайте, прошу вас.
Лакей подал мясной салат с майонезом, всколыхнув в душе мэтра Лерона
бурю страстей. Ему хотелось, он жаждал салата, но боялся уксуса,
таившегося в протёртом яичном соусе - настоящая драма, борение желудка с
разумом! Он кивнул, как полковник, посылающий драгун в пекло сражения -
накладывай!.. Послушно исполнив свой долг, лакей отошёл, и мэтру Лерону за
тихим звуком подошв отчего-то послышался цокот когтей по паркету. Неужели
в усадьбе, как в родовых замках знати, собаки бродят без привязи где
попало?..
Дам привлекают мужчины, рассуждающие о политике, финансах и войне,
поэтому в присутствии красавиц кавалеры взахлёб рассказывают о прениях в
государственном совете, о ничтожестве или величии министров, о залпах
кулеврин и кавалерийских атаках, о пропахших порохом знамёнах и оторванных
ядрами конечностях. Глаза мужчин воспламеняются, щёки пылают, пудра
стряхивается на плечи кафтана, горящие табачные крошки высыпаются на
скатерть и ковёр; они брызжут слюной и, наконец, вскочив с кресла-бержере,
взмахивают кулаком с воображаемо зажатой саблей: "И тут, сударыня, я
крикнул: "Гренадёры, вперёд!" " или "Пуля пробила кабану калкан - ружьё
едва не взорвалось в моих руках, так был велик заряд! - и я с одним ножом
бросился на вепря! Это было настоящее чудище - клыки оскалены, рот полон
крови!" Дамы визжат и глядят на мужчин с нескрываемым обожанием. Кто не
сробел перед кабаном, победил в политических дебатах, тот и в алькове не
спасует. Если мужчине мало своих подвигов, он вгорячах присваивает и чужие.
Мэтр Лерон сказал бы, что и коробейник громко нахваливает свой товар,
даже если это мелкая галантерея по пол-пеннинга штука.
- Наш европейский мир, - витийствовал Лионель, взбодрившись красным
рейнским, - стоит на пороге величайших свершений. Да, любезный, положи ещё
сыру. Об этом мсье Руссо ярко и сильно поведал в своём трактате
"Общественный договор". Не слепое повиновение, но разумный союз монарха и
подданных станет основой государственной жизни. Когда-нибудь, в недолгом
будущем, речь государя при вступлении на трон будет не похвалою самому
себе, а торжественным обещанием соблюдать права и нужды каждого
ремесленника и крестьянина. Равно и подданные присягнут монарху в
послушании и преданности. Нас ждёт великое, славное будущее, сударыня!
Расцвет наук, ремёсел и промышленности, изобилие и процветание - стоит
лишь отрешиться от устаревших догм, что сковывают человечество, как путы,
и:
Мэтр Лерон доел салат и мученически вздохнул, предчувствуя назавтра
отхождение песка. Расцвет ремёсел и наук причудливым образом представился
ему доктором в алонжевом парике, с камышовой тростью, который, приподняв к
очам лорнет, учёными словами говорит: "Если часами напролёт считать и
вычислять, то от этого у вас будет ophthalmia, сиречь глазная боль,
stenocardia, то бишь грудная жаба, и вдобавок почечуй и кондрашка".
- Я плохо помню сочинения мсье Руссо, - ответила хозяйка Гартенхаля. -
Что он там советовал на случай, если монарх нарушит договор с народом?..
Лионель красноречиво покосился на инспектора: "Сударыня, я этому
чиновнику не доверяю".
- Нет, припоминаю: - она приложила подушечки пальцев к виску. - Ко мне
заезжал иезуит, отец Мартин; он что-то говорил мне о карающей руке
Господней, подъятой на неправедных царей:
Мэтр Лерон насторожился.
- Иезуиты, - Лионель для храбрости добавил красного, смакуя тонкий
аромат вина, - есть не что иное как шпионы Ватикана. После того, как они
пытались покуситься на жизнь Людовика XV, их отовсюду выгнали в Италию.
Как вам хватило смелости, сударыня, принимать в доме иезуитскую гадюку?!
Он же мог прямо за столом подсыпать вам отраву:
- О, нет, я не боюсь приезжих, - кротко ответствовала Беатрикс. - Мне
интересен всякий гость. Я о другом - ведь иезуиты буквально выполняют
рекомендации мсье Руссо о цареубий:
Лионель локтем спихнул со стола блюдо, и оно разбилось об пол.
- Прошу прощения, сударыня - я так неловок! Должно быть, выпил лишнего.
Не хотели бы вы прогуляться по свежему воздуху? Здесь немного душно.
- Моё почтение, баронесса, - встал, кланяясь, мэтр Лерон. - Всё было
очень вкусно. Позвольте мне покинуть вас.
Беатрикс позвонила в колокольчик; лакеи убрали осколки; в прихожей
Гауберт набросил на плечи госпожи подбитый мехом плащ с капюшоном.
Недремлющий денщик обрядил в плащ Лионеля и подал ему треуголку, после
чего лейтенант предложил даме опереться на свою руку и направился с
Беатрикс к выходу.
* * *
- Образина на образине, - проводил Дирк лакея, принесшего ужин вахмистру
и секретарю. - Прямо не человек, а обезьяна-чимпандзе. Одичали они, что
ли, в этой глухомани?.. Ей-богу, у него зубищи как у грабель. Ну-с,
потрапезуем, - потёр он руки и снял крышку с судка. - Ммм, знатно сварено.
Садись рядом, писулька конторская, да бери ложку.
- Я есть не буду, - глухо отозвался секретарь, уставясь в угол. - И вам
не советую.
- Это почему? - вытаращился Дирк, пошевелив усами.
- Ну, так. Не надо. Мало ли чего.
- Эээ, ты заметил что-то подозрительное? А? ну-ка, говори сейчас же.
Дирку представился слуга с длинными зубьями во рту, сыплющий в котелок
мышьяк.
- Ничего я не заметил. Просто не хочется.
- Ты не увиливай. Может, ты лютеранин? Так, давай разберёмся. Вот,
выпей-ка водки. Лютеране водки не пьют и не едят свинины, верно? Проверим,
как ты на этот счёт. Прочитай Credo, Pater noster, и чтоб залпом выпил. А
ежели ты анабаптист какой-нибудь, сейчас пинком вышибу, и спи под дверью.
Терпеть не выношу еретиков и ругов.
Видимо, под дверью спать секретарю не улыбалось, и он решил пойти
навстречу вахмистру.
- Водки не пьют магометане, - обронил он, взяв чарку, - а свинины не
едят евреи.
- Умный какой, он учить меня будет, - уже добрей прорычал Дирк. -
Молись, мышь канцелярская! и пей.
Секретарь довольно бодро помолился, жахнул стопку и принялся нюхать
обшлаг сюртука.
- Теперь - ешь! я тебе приказываю. Я вахмистр, а ты штатская затычка.
Не бойся никого и ничего. Вот мой палаш, вот пистолеты, каждая пуля весом
в унцию. И карабин заряжен. Устав о патронах знаешь? сколько пороху
сыпать, какие пули отливать? Ничему вас в канцелярии не учат, пропадёте ни
за грош. Вырежут вас руги с лютеранами:
Водка и жирный, наваристый суп с овощами подействовали на секретаря
очень скоро.
Нос его совсем промок, а глаза затянуло слёзной плёнкой. Дирк
похохатывал, глядя, как писарь кашляет, вдохнув из дружески протянутой
трубки.
- Водочка, табачок и девчонки - вот всё, что надо драгуну, - поучал он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг