Я свернул за угол, вышел на прямой широкий проспект, смешался с толпой,
незаметно огляделся. Так, так, так, ага, вот оно! Два парня, студенты в
одинаковых спортивных маечках, кажется, я их уже видел... Кольцо сжимается?
На подобный случай у меня обширный арсенал всяких приемов, но... Я
прислушался к себе. Сейчас я не в состоянии воспользоваться ни одним из них.
Остается самое примитивное.
Высокая арка, вымощенный кирпичом двор, узкая задняя калитка, глухая
улочка, еще один проходняк, низкий деревянный штакетник... За мной никто не
гнался. Это тоже ничего не значит: при квадратно-сетевом наблюдении
исключены всякая беготня, крики, суматоха. Правда, метод сложный, дорогой,
требующий большого количества высококвалифицированных сотрудников, и потому
применяется редко, только при охоте на очень крупную дичь. Но я, несомненно,
считаюсь такой дичью.
Переулок круто поворачивал направо. Безлюдно, только в середине
квартала, возле уютного старинного особняка прогуливается женщина.
Интересная, высокая, в глухом, отливающем красной медью шелковом балахоне от
горла до щиколоток - последний крик моды. Что делать такой даме на пустынной
окраине? Нет, это неспроста!
Поворачивать назад не имеет смысла, я только подобрался, прикидывая
расстояние до массивной двустворчатой двери в чисто выбеленном фасаде.
Сколько человек стоят за ней?..
Хватит, черт побери! Неврастеник! Ты же сходишь с ума!
Напуганный, загнанный человечек, отчаянно спасающийся от воображаемых
врагов, бесследно исчез. Я медленно приходил в себя.
Эка куда меня занесло! Совершенно незнакомый район. Проклятье! Я
повернул обратно.
Нет, так продолжаться не может! Сейчас опять навалятся мысли о Клайде,
воспоминания, нахлынет тоска, апатия... Я привык чувствовать себя
предателем, недаром за квартал обхожу детей: стоит зазеваться и мигом
появляется плоская картина с языками пламени, пенистыми волнами, паровозными
колесами и отчаянно-умоляющим взглядом ребенка, в помощи которому ты
отказываешь. Но оказывается, быть преданным не менее тяжело.
Плюнуть и рвануть в Роганду, разом решив все проблемы! Все? Увы, только
одну - ничего не опасаться: я невидимка, когда не делаю свое дело. А что до
остального... Ни лема, ни зеленый дым не помогут, так уж по-дурацки я
устроен. Вот если бы вытравить из себя разную чепуху - принципы, убеждения,
долг, совесть... Но чем тогда я буду отличаться от животных?
Смеркается. Время. Я направился к центру. Противоестественный вид
исколотого мириадами точек неба внушал парализующий биологический ужас,
возникающий где-то на клеточном уровне. Недаром люди вокруг нервные и
взвинченные. Самочувствие отвратительное, и, что самое скверное, нет
уверенности в себе.
Поведение Т. в предстоящей ситуации моделировалось компьютерами по всем
правилам теории игр. Следовало, как обычно, нащупать варианты, дающие
положительный эффект при любом, даже самом неблагоприятном раскладе. Но
сделать этого не удалось. Все зависело от меня, а я совершенно не готов к
разговору.
Т. жил в старом многоквартирном доме. Перед высокой резной дверью с
облупившейся краской я на секунду остановился и попытался настроиться нужным
образом, на миг мне даже показалось, что это удалось. Звонок тренькнул едва
слышно, и тут же щелкнул замок. В дверном проеме стоял крупнейший философ
планеты, специалист по логическим системам, автор сотен статей, десятков
монографий и фундаментальных учебников, основоположник официально признанной
доктрины о принципах этической допустимости. Маленький лысый человечек с
нездоровым лицом обезьянки в мешковатом, не очень свежем домашнем халате.
Часто встречающееся несоответствие облика масштабу внутреннего мира
творца всегда меня поражало, но сейчас поразило другое: Тобольган знал, кто
я и зачем пришел.
- Вот вы какие, - медленно проговорил он, внимательно Рассматривая меня
холодным, пронизывающим взглядом. - Внешность истинная или результат
трансформации?
Держался Тобольган очень уверенно и чувствовал себя хозяином положения:
в кармане он тискал маленький, но достаточно мощный пистолет, из которого
собирался, когда подойдет момент, выстрелить себе в голову.
- Что с вами? Неужели нервы? Не ожидал! Я представлял пришельцев
начисто лишенными эмоций!
Пот у меня на лбу выступил от напряжения: удалив патрон из патронника,
я так и не смог разрядить обойму В подобном состоянии не следовало сюда
приходить - дело могло принять скверный оборот.
- И неправильно. - Хорошо хоть, что голос оставался спокойным. - Эмоции
у нас обычные. Можно войти?
Тобольган отступил в сторону. Любопытство в нем пересиливало страх. В
первую очередь он оставался ученым, исследователем.
- И в другом вы ошибаетесь. - Стараясь держаться как можно
непринужденнее, я сел в кресло. - Нет у нас ни захватнических планов, ни
своекорыстных устремлений. Про "мозговые лагеря" тоже чушь. Если бы не эта
звездная чехарда, мы бы вообще не появились - тут вы правы.
- Однако! Вы читаете мысли? Впрочем, чему удивляться - высшая
цивилизация!
Я и не подозревал, что Великий Тобольган так пропитан сарказмом.
- Это трудно?
- Не очень, но требует колоссальных затрат нервной энергии. И по
моральным соображениям допустимо только в строго ограниченных случаях.
- Сейчас как раз такой случай? - съязвил Тобольган.
- Да. Но чтобы это вас не угнетало, я предоставлю вам возможность
заглянуть и под мою черепную коробку. Тогда вы быстрей все поймете и
поверите наконец, что никто не собирается вас похищать. И может быть,
оставите в покое свой пистолет. Расслабьтесь!
Когда я окончил передачу, то ощутил, что иссяк окончательно. Тобольган
сидел молча, не открывая глаз. Предстояло переварить очень многое, но раз он
сумел вычислить даже мои приход, значит, подготовлен больше других и ему
будет легче.
- Как называется ЭТО? - Последнее слово он выделил.
- Сближение галактик. Они соприкоснутся чуть-чуть: периферийные спирали
пройдут друг сквозь друга. К сожалению, ваша звездная система попадет в зону
контакта.
- А есть вероятность, что Навоя не пострадает?
- Ну... Если при прохождении не произойдет прямых столкновений звезд и
планет, если гравитационные возмущения не поломают орбиты и не сорвут
атмосферу, если... Словом, вероятность около трех процентов.
- С учетом закономерности неблагоприятных последствии шансов
практически нет. - Тобольган не оставлял места иллюзиям. - Значит... Сколько
времени у нас в запасе?
- Это определяется многими факторами. От трех до пяти лет, может, чуть
больше.
- И тут вмешиваетесь вы. Идея сама по себе прекрасна... Вы подыскали
подходящую звездную систему и прекрасную планету, так сказать, Навою-II, все
это очень благородно... Но есть одна маленькая загвоздка. - Тобольган поднял
указательный палец. - Сколько человек вы успеете эвакуировать?
- Около пятидесяти тысяч. - Я уже понял, куда он клонит.
- Всего-то?! Но население Навои составляет полтора миллиарда!
- Лучше спасти часть, чем потерять целое. - Я говорил уверенно, как
будто этот вопрос не был самым больным в Навойской проблеме.
- Несомненно. Но как отобрать эту самую часть?
- Пропорционально численности отдельных групп населения, чтобы
сохранить социальную структуру общества. - Вот сейчас и начнется самое
главное.
- Какого общества? - Тобольган привстал, как сеттер, почуявший дичь.
- Не понимаю. - Я постарался произнести это как можно естественнее.
- Сейчас поймете! - Он встал и заходил по комнате. - Почему вы пришли
за мной? Тут неподалеку живет мой коллега Мейзон. Он бездарность, тупица,
его труды - сплошная компиляция и плагиат, но он не меньше меня хочет жить.
К тому же у него жена и трое детей. Кстати, ваши благодеяния
распространяются на близких? Вот видите! А я одинок! Почему же вы хотите
сохранить пропорции социальной структуры за счет этого бедняги?
- Вы знаете, что никто на Навое не может объяснить "феномен звездного
неба"? - Я перешел в контратаку. - Потому что астрономия находится в
зачаточном состоянии, об астрофизике и космогонии вы вообще не имеете
понятия. В свое время Акоф начинал работу в этом направлении, но его
объявили шарлатаном и бездарностью, лжеученым! А кто объявил? Шарлатаны,
бездарности и лжеученые, занимающие в науке ключевые посты! На Навое-II
такое не должно повторяться!
- Вот и ответ, - печально улыбнулся Тобольган. - Вы ставите целью не
спасение навойской цивилизации, а создание новой. Улучшенной модели,
преломленной через призму вашего понимания...
- А это плохо? Или нечего улучшать? Может, вы никогда не заглядывали
под лакированные маски, скрывающие неравенство, разложение, упадок?
Он помолчал, наморщив огромный и без того морщинистый лоб.
- Что ж, к улучшению породы прибегают давно, правда, до сих пор
ограничивались животноводством... Скажите, а там, у себя, вы уже преодолели
все трудности, достигли вершин мудрости и знаете, какой должна быть
Навоя-II? Словом, вы готовы к селекционной деятельности?
- Как вам сказать... Проблем хватает. И до вершин далеко: ведь с каждой
достигнутой открывается следующая, еще более высокая. Но надо ли обладать
абсолютом знаний, чтобы выбирать: дать сгореть разумной жизни или пересадить
ее в безопасное место?
- Весь вопрос, как "пересадить"! Из ничтожной части кирпичей
разрушаемого дома нельзя выстроить точно такое же здание! В лучшем случае -
уменьшенную копию!
- Человеческое общество в отличие от неживой природы способно к
разумному воспроизводству...
- А у вас есть право определять пути его развития?
- Боюсь, что нет. - Мне не хотелось тягаться с автором известных
философских концепций, но выбора не было. - Однако не всегда правильное
решение - панацея. Безукоризненные построения могут быть полностью
нежизнеспособными. У нас есть притча про осла, который, оказавшись между
одинаковыми стогами сена, логически, обдумывал, с какого начать. Бедняга
умер от голода! Извините за мрачную аналогию, но, надеюсь, вы не хотите,
чтобы Навою постигла та же судьба?
- Гм! Осел между равными стогами сена... И разумеется, на одинаковом
расстоянии... Интересно! Здесь, конечно, есть изъян, и сейчас я его найду. -
Можно только удивляться быстроте, с которой переключался ход мыслей
Тобольгана. Он оживился, порозовел, схватил карандаш и полез было за
бумагой, но сработало какое-то невидимое реле, и он пришел в себя. - Ладно,
потом... - Он махнул рукой. - Но вы подменили тезис: бесспорно, цель у вас
самая благородная, глупо спорить! Но каковы средства? Вы соберете
талантливых ученых и создадите элитарное общество! Впрочем, здесь еще есть
объективный критерий - чины, степени, звания в расчет принимать нельзя, но
остаются способности, труды, достижения. А как быть с так называемыми
простыми людьми? Рабочими, крестьянами, плотниками...
- Здесь тоже есть критерии. Общечеловеческие. Честность,
порядочность...
- Это довольно расплывчатые понятия, к тому же они постоянно меняются.
Но, предположим, что вы выбрали их. Почему? Должна же быть какая-то логика
отбора!
- Вы замечали, что благородные люди уязвимее трусов и приспособленцев?
Ну-ка, ответьте: кто скорее бросится в пожар спасать ребенка или уступит
место женщине в последнее шлюпке? Вот то-то и оно! По-вашему, это логично? А
на мои взгляд - жесточайшая несправедливость! Естественный отбор наоборот!
Кому он на руку? Дуракам и иждивенцам. Лично мне не нравится, когда
торжествуют такие особи. Логика отбора в том и состоит, чтобы поправить
порочную закономерность!
- А вы не задумывались, что если бы не способность к самопожертвованию,
то герои ничем бы не отличался от труса? Лишить его этого свойства - значит
уничтожить и нравственное превосходство!
- Странный взгляд на вещи.
- Отнюдь. Просто с другой стороны и это естественно: любая жизненная
позиция имеет две грани. Вопрос в том, какую выбрать.
- Мы снова вернулись к логике выбора?
- Не только. Скажите, кто принимает решение об эвакуации конкретного
навойца? Я имею в виду окончательное решение.
- К сожалению, я.
- Вот даже как? - Тобольган развел руками. - Единолично?
Я промолчал. Он бил в самые уязвимые точки.
- Не слишком ли велика ответственность? И не боитесь ли вы ошибиться?
Ведь, как мы только что выяснили, четких представлений о том, кого спасать,
а кого оставлять на погибель, у вас нет. Так, личные ощущения - симпатии,
антипатии. Они годятся, чтобы выбрать себе подругу, и то вы оцените большую
совокупность параметров: рост, цвет глаз и волос, объем груди, талии, бедер,
овал лица, форму ног. А тут... - Он снова развел руками. - Такой
дилетантский подход к судьбам людей и будущему цивилизации мне, извините, не
понятен!
Да, в таком состоянии не следовало сюда приходить. Впрочем, даже
находясь в отличной форме, я бы не смог переиграть Тобольгана. Мы оба правы,
каждый по-своему. И с точки зрения логики, он прав более, чем я. У нас в
Совете тоже были головы, считающие, что этичнее оставаться в стороне, в
конце концов мы не отвечаем за космические катаклизмы, а за вмешательство в
развитие чужой цивилизации отвечать придется. Хотя бы перед собой. Но я не
признаю такой логики. Да и остальные участники операции тоже.
- Значит, вы отказываетесь? - На этот раз мой голос был хриплым и
усталым.
- А что будет, если откажусь? - Тобольган снова сунул руку в карман.
- Ничего. Я встану и уйду. А вы забудете, о чем мы говорили.
- Забуду? Это унизительно. И задачку жаль... Впрочем, что с нами
церемониться? Вы же сверхсущество, эмиссар. Уполномоченный решать судьбы
людей и плане г! Вы не знаете сомнений, вы непогрешимы, так что...
- Я бы с удовольствием поменялся с вами местами. - Этого, конечно, уже
говорить не следовало, но я не мог сдержаться. - Брюзжал бы, задавал
логические задачки, считал бы себя добрым и справедливым, легко становился в
позу обиженного, сам себя жалел и успокаивал. Но приходится заниматься
другим. На Навое нас высадилось двадцать человек - добровольцы, по десятку
на континент. Вопросами, которыми вы меня сегодня кололи, нас исхлестали еще
на Земле, и здесь они мучали нас ежедневно и ежечасно Но мы делали свое
дело - чертовски трудную и неприятную работу - и кое-чего достигли. - Я
перевел дух. - Это не прошло незамеченным, у вас ведь много зорких служб -
полиция общая и тайная, разведка, контрразведка, Специальное Бюро... Здесь
моих товарищей приговаривали к смерти как шпионов Агрегании, а там - как
ваших диверсантов! А после одного случая нас перестали арестовывать и, как
особо опасных, расстреливали из засад! Сегодня я остался один! - Я не
заметил, как перешел на крик. - Я устал, измотался нагромоздил личных
проблем и докатился до того, что трачу нервный потенциал, чтобы лишний раз
убедиться во лживости женщины, которую любил! За мной уже охотятся, а я в
состоянии выжатого лимона прихожу к вам и пытаюсь переубедить сильнейшего
логика Навои! Вот вам отсутствие сомнений и непогрешимость! А сейчас я
выбалтываю все это вам неизвестно почему, просто чтобы выговориться!
Тобольган слушал внимательно и даже несколько растерянно.
- Так давайте поменяемся местами! Я буду сидеть в мягком кресле,
спокойно спать, избегать смотреть на небо, а в минуты депрессии сознавать,
что существует замечательный и простой выход из любых положений. - Я швырнул
в полированную пепельницу маленький, блестящий смазкой патрон с
остроконечной пулей. - А что будете делать вы? Останетесь наблюдателем?
Возьметесь заселять Навою-II посредственностями и мерзавцами? А может,
все-таки используете свои представления о том, как можно "улучшить породу"?
Тобольган молчал.
- Но имейте в виду, что в любом случае вас ждут жесточайшие сомнения,
угрызения совести, временами даже презрение к себе! Вы зададите себе тысячу
вопросов, на которые не сможете ответить! Вас будет сгибать бремя
ответственности, боязнь ошибок и постоянное чувство неправомерности
собственных действий! Но так работать нельзя, и вам останется только сжать
зубы и поступать в соответствии со своими убеждениями! Чтобы потом мучиться
до конца жизни...
Я обращался не к Тобольгану. Передо мной была вторая половина моего
собственного "я", погрязшая в паутине самокопания и колебаний, отравленная
ядом нерешительности, растерянная, неуверенная, утрачивающая способность к
активным действиям. Но теперь она находилась вне меня и потому больше не
представляла опасности. К тому же я остро ощущал свое превосходство.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг