что надо сидеть и, сдерживая зевоту, в очередной раз читать это творение.
Мужественно одолев половину тетради, я шлепнул ее на стол и, заложив руки за
голову, откинулся на стуле.
Мощный мужик был этот Шеналь. Почему "был"? Есть. У него еще вся жизнь
впереди. Ну, вся не вся, а лет пятьдесят еще осталось в запасе. И если в том
мире он будет с такой же энергией браться за дела, как в этом, то, наверное,
я о нем еще услышу. Что он тут только не делал! Казалось бы - сиди и не
тужи, отдыхай, зарабатывай капитал. А вот ему не сиделось. Он и календарь
вел (зачем?), и дневник строчил, и над экспериментом размышлял, и с Катру
подружился. Ну и, конечно, книги писал. Это его главное достижение. Я вот не
смог. Хотя я журналист, а он физик. И все-таки ему удалось в этих условиях
создавать шедевры, а мне - нет. Ирония судьбы. Жаль, рано он ушел. Написал
бы еще десяток приличных книг, а то, кроме его произведений, тут и читать
нечего. Библиотека ломится от книг, но их только в качестве снотворного
можно использовать. Или, в крайнем случае, как подставки. Вот если бы он
согласился писать, когда его попросили... Конечно, Николь лицемерит. "Не
заинтересован в деньгах, неинтересно зарабатывать на жизнь..." Сказала бы
прямо - мало предложили. Вот столько считали нужным потратить, а больше ни
сантима. Дали бы половину того, что дают за участие в эксперименте, так
быстро бы разбудили в нем интерес к презренным деньгам. Тем более что эти
книги писать ему нравилось. Это я точно знаю. По-моему, он даже в дневнике
упоминал о том, что не против подзаработать на этом. Где-то в середине. Или
ближе к концу?
Я лениво протянул руку за дневником. Нет, не здесь. И не здесь... Вроде
это было после вырванных страниц... Тут? Нет, и не здесь... Ладно, какая
разница, где-то он об этом писал. А, вот этот абзац. Да это почти самый
конец. За три страницы до оборванной строчки. Кстати, почему он ее не
дописал?
"...По дороге буду писать книги от имени Пятого. Гонорары будут,
наверное, приличные". Вот! Что я вам говорил? Все на свете имеет цену.
"...Впрочем, гонорары в данном случае не самое главное". Ну-ка, ну-ка...
"...Слишком много идей накопилось за это время. Жаль, если они так и не
будут реализованы". Что?! "..."Поиск" и "Четвертый вопрос" надо обязательно
написать".
Я захлопнул дневник. Снова эта чертова тетрадь переворачивала все с ног
на голову. Так он хотел писать? Даже не из-за денег? Просто хотел, и все? А
когда его об этом попросили и пообещали кучу денег в придачу, он отказался?
И даже не счел нужным поделиться своими идеями? Предпочел, чтобы они
навсегда остались нереализованными? Что-то тут не так. Дневник не дописан.
Страницы вырваны. Волевой и талантливый человек, который привык осуществлять
свои идеи, вдруг неожиданно, наперекор своим планам отказывается от этого.
Что-то они тут темнят. Ох, темнят. Надо будет разобраться с этим. Хорошо
подумать и разобраться. Прямо завтра с утра. Нет, с утра надо идти к Ададу.
Сдавать очередную порцию крови. И зачем она только им понадобилась? Как
будто нельзя брать ее только у Зрителя. Кровь! Я резко выпрямился на стуле.
Теперь все стало на свои места.
Мари отнеслась к моему рассказу спокойно. "Должен же эксперимент прийти
к какому-то итогу, - сказала она. - И вполне логично, что они этот итог
скрывают. Я бы тоже так делала". Но мои новые выводы она встретила иронично.
"Неправдоподобно, - гласил ее вердикт. - Хорошо для фильма, но слишком жутко
для реальной жизни". Однако меня было не так легко переубедить. Каждый
аргумент я продумал не один раз. И теперь именно новые выводы представлялись
мне более правдоподобными. Реальная жизнь порой бывает страшнее любых
фильмов. И хотя Мари с легкой иронией отбрасывала мои предложения, я не
сдавался.
- Хотя бы согласись с тем, что это предположение позволяет объяснить
все.
- Что "все"?
- Все. И несоответствия между дневником и тем, что сказала мне Луазо. И
постоянные анализы. И энцефалограммы. И то, что дневник оборван на
полуслове. И многое другое. Все факты. От первого до последнего.
Мари поджала ноги и, усевшись в кресле по-турецки, лукаво взглянула на
меня.
- Ты сгущаешь краски. Все эти факты могут быть отлично объяснены без
твоей мрачной теории. Хочешь, ты будешь называть факт, а я буду рассказывать
тебе, чем он вызван.
Она веселилась и не собиралась скрывать этого. Было очевидно, что она
считает этот разговор не более чем забавным умственным упражнением. Глядя на
нее, я ощущал себя Кассандрой, беседующей с жизнерадостными жителями Трои.
Стоит яркий солнечный день, голубеет бездонное небо, весело щебечут птицы, и
легкомысленным троянцам не хочется думать о грозящей им опасности. Стены
Трои крепки и надежны, стрел у них много, провианта достаточно, и сама
могущественная Афродита стоит за них. Что там каркает эта безумная девка? И
только Кассандра видит смерть, реющую над обреченным городом. Перед ее
глазами - трупы, кровь, неистовые враги, разящие направо и налево. Но когда
она говорит об этом грядущем ужасе, ей никто не верит. Горожане сохраняют
свою жизнерадостность.
Моя жизнерадостность пропала в тот вечер, когда, напряженно думая, я
собирал воедино разрозненные детали. Я извлекал их отовсюду: с безмолвных
страниц дневника, из своих воспоминаний, из окружавшей меня повседневной
действительности. И, мысленно раскладывая их, я с ужасом обнаруживал, как
точно они прилегают одна к другой. Да, у меня не было веских доказательств
своей правоты, но точно так же не было ни одной мелочи, которая опровергала
бы эту новую и жуткую в своей убедительности теорию. И уже один этот факт
заставлял меня подозревать, что за этими весело размалеванными стенами
таится неведомая опасность. Я чувствовал, что над нами нависает смутная,
темная угроза. Но пока что я был в одиночестве.
- Рыцарь отказывается принять вызов? - поинтересовалась Мари.
- Рыцарь принимает вызов, - мрачно ответил я, - но опасается, что дама
пожалеет о своем легкомысленном поступке.
- Не пытайтесь запугать бедную даму. Итак, приступим. Ты утверждаешь,
что никакого подопытного не существует, эксперимент проводится над ничего не
подозревающими актерами, а образ Зрителя - это просто идеальный способ
держать их в рамках эксперимента. При этом ты не имеешь ни малейшего
представления о сути того эксперимента, который проводится над всеми нами.
Правильно?
- Почти, - ответил я. - Я по-прежнему допускаю, что эксперимент ведется
над Зрителем и что актерам ничего не грозит. Но я считаю, что существует
большая вероятность того, что... в общем, того, что ты только что описала.
- Уточнение принято, - благосклонно сказала Мари. - Я же утверждаю, что
у тебя нет никаких серьезных оснований для подобных выводов, и берусь тебе
сейчас это доказать. Слово за вами, мсье. Каков ваш первый аргумент?
Обстановка начинала напоминать экзамен Катру, но здесь я чувствовал
себя гораздо увереннее.
- Если верить записи в дневнике, после истечения контракта Шеналь
собирался писать книги от имени Пятого. Причем он придавал значение как
самому процессу, так и гонорарам. Однако, согласно Луазо, он не только не
сделал этого по собственному почину, но и отказал им, когда они просили его
написать книгу и обещали хорошо заплатить.
- И каков твой вывод?
- Луазо врет. Шеналь никогда не вышел отсюда - или вышел в таком
состоянии, в котором книги писать невозможно.
- Не принимается. Твой предшественник благополучно вышел отсюда,
получил больше денег, чем он может потратить за всю жизнь, встретил свою
старую любовь, обнаружил, что она по-прежнему питает к нему теплые чувства,
и понял, что есть вещи гораздо более важные и интересные, чем написание
бесполезных книг.
- Хорошо, - согласился я. - Твоя версия не хуже.
Мари не удовлетворил такой ответ.
- Моя версия лучше, потому что она гораздо правдоподобнее. Что еще?
- Дневник оборван на полуслове. Несколько страниц вырвано.
- Вывод?
- Что-то произошло в тот вечер. Шеналь успел только вырвать особо
опасные страницы и кинуть дневник за стол. Может, за ним пришли. А может,
пустили газ.
Мари сделала страшные глаза:
- И, теряя сознание, он пытался скрыть свои записи?
- Да.
- А что он сделал с вырванными страницами? Теряя сознание, съел?
Я промолчал.
- Драматично, но маловероятно, - подытожила моя экзекуторша. - Дневник
он, конечно, бросил за стол. Но вовсе не потому, что почувствовал опасность.
Просто он понимал, что вынести тетрадь ему не удастся, и не нашел ничего
лучшего, чем спрятать ее в комнате. Ну, а страницы он вырвал задолго до
этого. Чем-то они ему не понравились. Или наоборот - там были записаны
какие-то особо удачные формулы или стихи, и он забрал их с собой.
- А почему он оборвал запись?
- Потому что, как некто справедливо заметил, за ним пришли. Ну, не
совсем пришли, а просто сказали, что пора выходить. Вот он и вышел. Похоже
на правду?
- Похоже, - согласился я.
- Два - ноль, - сказала Мари. - Что дальше?
- Дальше кровь, энцефалограммы и прочие анализы.
- И что тебя в них тревожит?
- То, что их регулярно делают всем актерам. Если эксперимент проводится
только над одним человеком, зачем нужен этот спектакль?
- Затем, чтобы скрывать этого человека от всех остальных. Нельзя же
проверять только одного.
- Это понятно. Разумеется, ходить на эти процедуры надо всем. Но зачем
же делать настоящий анализ мне или тебе?
- А-а, крови жалко? - сощурилась Мари. - Значит, бедного мальчика можно
колоть, а тебя нельзя?
- Да при чем тут это, - сказал я, стараясь не раздражаться.
- Ни при чем, - согласилась она. - И твои подозрения тут тоже ни при
чем. Понятно, что анализы делают всем без исключения для того, чтобы даже
сами врачи не знали, кто такой подопытный.
- Ты не находишь, что это звучит несколько натянуто? - поинтересовался
я.
- Не нахожу, - отрезала Мари.
Она явно наслаждалась происходящим. Игравшая на ее губах улыбка
говорила о том, что я не смог поселить в ней и тени подозрения. Я вздохнул.
- Ну, если даже это не кажется тебе подозрительным, то остальные доводы
ты вообще проигнорируешь.
- Возможно, - согласилась она. - Но ты попробуй. Или благородный рыцарь
просит пощады?
- Еще нет, - ответил я. - Что ты скажешь о том, что кричал свихнувшийся
Шинав?
- Ничего, кроме того, что я ему искренне сочувствую.
- Неужели все эти крики "он обычный, а я нет", "и ты не будешь обычным"
не вызывают у тебя никаких подозрений?
- Если бы крики психически ненормальных людей вызывали у меня
подозрения, то в Париже я бы тряслась от страха, прочитав любую бульварную
газетку. Они все пророчили или конец света послезавтра в три часа, или
повальное изнасилование инопланетянами.
- Но сейчас-то мы не в Париже.
- А ты уверен? - лукаво спросила она.
- Хорошо, - сказал я. - Оставим в покое Шинава. Хотя к нему мы еще
вернемся. Помнишь, давным-давно мы все встречались со своими
предшественниками? Еще до первого экзамена.
- Помню, - ответила Мари.
Ее лицо приняло несколько напряженное выражение. "Неужели в их беседе
была тоже какая-то странность?" - мельком подумал я.
- На следующий день Поль был очень задумчивый и даже не приставал к
Эмилю. Помнишь?
- Припоминаю.
- Так вот, он был таким задумчивым, потому что после короткой перепалки
посетитель сказал ему буквально следующее: "Я - обычный человек, который
притворяется бессмертным. А тебе притворяться не придется" .
- И это все? - спросила Мари с каким-то облегчением.
- Все, - подтвердил я.
- Ну и что в этом страшного? - удивилась она. - Он просто намекал на
то, что Полю надо лучше учиться.
Сама не зная того, она почти слово в слово повторила то, что я сказал
Полю в тот день. Но с той далекой поры мои взгляды кардинально изменились.
- А о чем говорили вы? - поинтересовался я. Мари пожала плечами.
- Уже точно не помню. Обо всем понемногу. А что?
- Мне показалось, что мой вопрос вызвал у тебя неприятные воспоминания.
- Ничего неприятного там не было, - уверенно сказала Мари.
- А все-таки? Или ты боишься говорить об этом, потому что ваш разговор
подтверждает мою теорию?
- Он ничего не подтверждает. Просто я просила ее после выхода наружу
позвонить моим родителям и сказать, что у меня все нормально.
- А она отказалась, - утвердительно сказал я.
- Наоборот, согласилась, - ответила Мари.
- Тогда что же тебе не понравилось?
- Когда она ушла, я обнаружила в ее кресле бумажку, на которой
записывала номер телефона.
- И ты думаешь, что она забыла ее намеренно? Для того чтобы намекнуть
тебе, что она отсюда не выйдет?
- Это ты так думаешь, - ответила Мари. - И именно поэтому я не хотела
тебе об этом рассказывать. Конечно, она забыла ее случайно. А если и
специально, то правильно сделала. По контракту она не имеет права говорить
об этом ни с кем.
- Да, - сказал я фальшивым тоном, - конечно, она забыла ее случайно. И
вообще все, о чем я тебе говорю уже целый час, - это полнейшая чушь.
- Я не говорила этого, - с улыбкой возразила Мари. - Твоя теория
интересна, но, по-моему, беспочвенна.
- Беспочвенна?
- Конечно. Хорошо, предположим на минуту, что ты прав. Зрителя не
существует. Эксперимент ведется над нами. Неизвестно, что они исследуют, но
это и не важно. А важно другое - в чем опасность? Как они могут влиять на
нас? Они ведь ничего не делают с нами. Ни психически, ни физически. Они
никак на нас не влияют. А если так - то пусть исследуют. Нам-то какая
разница? Анализы действительно выглядят подозрительно, но ведь они только
берут кровь. Они ничего не вводят внутрь.
- А ты уверена, что тебе ничего не вводят внутрь? - тихо спросил я.
Что-то в моем тоне заставило Мари стать серьезнее.
- Во всяком случае, мне об этом ничего не известно, - сказала она после
недолгих размышлений.
Я не торопился. Мне хотелось, чтобы она сама сделала этот вывод.
- А если задуматься?
- Ты имеешь в виду, что нам что-то вводят во сне?
- Нет. Хотя сон - это особая статья.
- Тогда как? Внутрь можно вводить что-то через кровь или...
Она подняла голову.
- Ты считаешь, что они дают нам какие-то вещества через еду?
Я невесело кивнул. Игры заканчивались. В ход пошла тяжелая артиллерия.
- Я не считаю, что они так делают. Но допускаю такую возможность. Буду
очень признателен, если ты убедишь меня в обратном.
Мари напряженно думала.
- Нет, - сказала она наконец. - Это утверждение я опровергнуть не могу.
Но его одного недостаточно. У тебя, наверное, есть что-то еще?
- Есть, - согласился я.
- Ты что-то говорил про сон...
- Да. Знаешь, что такое гипнопедия?
- Ты хочешь сказать, что нам что-то внушают во сне? - теперь она
растеряла остатки веселости.
- Могут. По крайней мере, все средства для этого у них есть. Ничто не
мешает им по ночам нашептывать нам все что угодно. А больше им ничего и не
нужно. В наши организмы можно вводить любые вещества через еду. В наши
головы можно вбивать все что угодно через эти устройства, - я ткнул себя за
ухо. - Всего этого более чем достаточно для каких угодно воздействий -
психологических, химических, генетических, любых! Делая регулярные анализы,
они могут следить за результатами. А с помощью мифического Зрителя они могут
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг