Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
тем, как человек медленно сходит с ума, а  затем  усыпить  его,  как  дикого
зверя? И где он проснется? В психбольнице? Что ждет его  теперь?  Какие  еще
секреты хранит моя комната? Слишком много вопросов. Слишком много.
     20 февраля
     Хрупкая  психика,  чрезмерно  развитое  воображение,  постоянная  игра,
невозможность поговорить по душам, замкнутое помещение без окон,  отсутствие
природы, солнца, простора. И вдобавок -  сознание  того,  что  где-то  рядом
ходит странное существо, взращенное на нелепых истинах в этом  склепе  среди
вечного маскарада. Все это, сложившись и перемножившись, повлекло  за  собой
срыв. Да, его жалко. Но какое отношение жалость имеет к  эксперименту?  Если
бы люди, стоящие за ним, позволяли  себе  такую  роскошь,  как  жалость,  то
теория никогда не стала бы практикой. Ведь как ни крути, а  это  эксперимент
над человеческим существом, не дававшим никакого согласия на свое участие. И
если я приемлю саму идею эксперимента, то я должен точно так же  считать  их
действия в случае с Шинавом разумными и оправданными. Иначе  это  лицемерие.
Либо я согласен с тем, что такая цель оправдывает такие средства, либо нет.

     Он был совсем не так прост, мой предшественник. Я перевернул  страницу.
Ну вот. Только этого мне не хватало. Два, нет,  три  листа  были  беспощадно
выдраны. Кусочки бумаги сиротливо топорщились  между  страниц.  Я  бесцельно
провел по ним пальцем. Что было на этих станицах? Зачем он вырвал их?  И  он
ли? Слишком много вопросов.
     22 февраля
     Стал обдумывать  "Историю  троих".  Работа  -  лучшее  средство  против
хандры. Название, конечно, придется изменить.
     24 февраля
     Катру не прав. Мне такой подход представляется в корне неверным.
     26 февраля
     Странно,  но  из  многих  вещей,  оставшихся  за  порогом,  так   часто
вспоминается музыка. Жаль, что они решили  не  развивать  ее.  Хотя  причины
понятны.  Это  стихия,  которую  слишком  сложно  контролировать.  Случайный
тревожный аккорд может вызвать такие эмоции, которые  напомнят  о  смерти  и
боли лучше, чем самый талантливый рассказчик. Живопись и литература  в  этом
отношении вполне могут сравниться с музыкой, но их гораздо легче держать под
контролем. И все-таки жаль.
     5 марта
     Опять брали кровь. Что-то в последнее  время  они  зачастили.  Хоть  бы
придумали какое-нибудь новое объяснение. Профилактика насморка уже несколько
приелась.
     15 марта
     "История" продвигается быстро, не в пример моим первым попыткам. Такими
темпами я закончу ее за два-три месяца.

     Забыв о своем первоначальном намерении узнать имя Зрителя, я вчитывался
в ровные строчки. После истории с Шинавом мне  хотелось  найти  все  крупицы
информации, рассыпанные по  этим  запискам.  Однако  на  страницах  дневника
царило спокойствие. Пятый писал о своих замыслах, работе,  общении.  Изредка
появлялись его наблюдения за окружающим миром, по ничего нового или  важного
для себя я в них не находил. Драматические сцены ограничились выносом тела.
     Шелестели страницы. Пятый размышлял об  эксперименте.  Определившись  в
своем отношении к его моральным основам, он думал о  возможных  результатах,
об их последствиях. Его мысли были  холодны,  взвешены,  порой  циничны.  Он
допускал, что в  случае  удачи  результаты  эксперимента  будут  засекречены
больше, чем само исследование. Он сомневался в  том,  что  этот  институт  -
единственный.  Он  прикидывал,  сколько  денег  должно   было   стоить   это
мероприятие и кто мог являться потенциальным спонсором.  А  после  этого  он
вновь возвращался к вопросу, который волновал его  все  сильнее  и  сильнее:
удастся ли эксперимент?
     К середине третьего года  он  выпустил  четыре  книги,  был  в  хороших
отношениях с Катру и спокойно смотрел в  будущее,  ожидая  окончания  срока,
предусмотренного контрактом. И он упорно не упоминал имя Зрителя в дневнике,
ограничиваясь словом "кролик".
     10 августа
     Мой потенциальный последователь очень самоуверен. "Разумеется,  я  сдам
экзамен  с  первой  попытки".  В   мою   бытность   такую   уверенность   не
демонстрировал даже наш отличник. Хотя в логике ему не  откажешь.  Три  часа
подряд старался выведать все о моих пристрастиях, связях и  распорядке  дня.
Он действительно верит в то, что через месяц  окажется  на  моем  месте.  Но
несколько слов, которые он произнес в течение беседы, ставят его  готовность
под сомнение.
     11 августа
     Встретился со вторым кандидатом. Полная  противоположность  конкуренту.
Смесь наивности и любопытства. Единственный вопрос: "А зачем все это  надо?"
Приятный парнишка, но шансы  его  невелики.  Вместо  того  чтобы  попытаться
узнать о моих привычках  и  жестах,  потратил  все  время  на  бессмысленный
перекрестный допрос. Впрочем, первый мне понравился еще меньше.  Да  победит
сильнейший.

     Встретить себя на этих страницах я никак не ожидал. "Смесь наивности  и
любопытства". Лестный отзыв, ничего не скажешь.  Хотел  бы  я  поговорить  с
тобой сейчас. Думаю, что  с  тех  пор  мои  приоритеты  немного  изменились.
Впрочем, изменились ли?

     15 ноября
     Вышли "Два дня". Пятая книга, она же последняя. Скоро  в  этой  комнате
будет сидеть другой человек, отзывающийся на то же имя. Я  же  тем  временем
буду привыкать к своему старому имени и сотням вещей и понятий,  от  которых
давно отвык.  Буду  искренне  общаться,  дышать  свежим  воздухом,  посещать
всевозможные  заведения,  читать  настоящие  книги,  смотреть   на   солнце.
Интересно, кто сейчас премьер? С поиском работы можно не  торопиться.  Денег
хватит. Может, поеду путешествовать. Лучший способ вспомнить тот мир  -  это
объехать его. А по дороге буду писать книги от имени Пятого. Гонорары будут,
наверное, приличные. Впрочем, гонорары в данном  случае  не  самое  главное.
Слишком много идей накопилось за это время. Жаль, если они так  и  не  будут
реализованы. "Поиск" и "Четвертый вопрос" надо обязательно написать.
     20 ноября
     Катру говорит, что раньше, чем через полтора-два месяца,  я  отсюда  не
выйду. Кандидаты продолжают изощряться в способах провала экзамена.

     Умник. А сам ты с какого  раза  сдал?  Снова  стихи.  Ожидание  выхода.
Какие-то имена, выписанные столбиком. Записи становятся все более редкими  и
скупыми. И наконец...

     9 января
     Завтра я ухожу. Три года, пять книг, которые мне  никогда  не  придется
опубликовать, и воспоминания на всю жизнь. Что бы ни  произошло  со  мной  в
будущем, я  всегда  буду  помнить  эти  годы.  Так,  наверное,  Алиса,  став
взрослой, помнила свои детские  приключения.  По  странности  это  место  не
уступает Стране Чудес. И тут тоже есть свой кролик. Завтра я выползу из норы
и,  как  сова,  начну  щуриться  от  солнечного  света.  Завтра   этот   мир
безвозвратно отойдет в область воспоминаний. Но  это  завтра.  А  пока  надо
придумать, как...

     На этом строка обрывалась посередине страницы. Я перевернул лист, затем
еще один, еще... Все они были девственно чисты.  Машинально  я  долистал  до
конца  тетради,  но  не  нашел  ничего,   кроме   небрежных   росчерков   на
предпоследней странице. Голос, говоривший со мной из прошлого, умолк.
     Я потер глаза. Внезапно навалилась усталость, сделав голову  ватной,  а
веки тяжелыми. Надежды не оправдались. Вместо того чтобы  удовлетворить  мое
любопытство, этот дневник подсунул  набор  каких-то  неприятных  неожиданных
фактов, оставив после своего прочтения неясное щемящее чувство. Все,  что  я
хотел - это узнать  имя  Зрителя  и,  возможно,  еще  две-три  занимательные
детали. А достались мне газовые трубы под потолком  да  нормальный  человек,
доведенный до сумасшествия. И ни слова, ни строчки, ни намека об имени того,
для кого мы все это разыгрываем!
     А ведь он знал. Знал с самого начала. Знал каждый день, каждую  минуту.
Но для него это знание было настолько очевидным, что ему даже  не  пришло  в
голову упомянуть имя в своих  записях.  Точно  также  он  не  описывал  свою
комнату  или  обстановку  в  Секции  Встреч.  Эта  информация  была  слишком
будничной, слишком скучной для того, чтобы уделять ей место в  дневнике.  То
ли дело творческие замыслы или впечатления, вызванные  бедным  шизофреником.
Неожиданно для себя я обнаружил, что старое стремление узнать, кто  является
Зрителем, никуда не ушло. А ведь уже давно мне казалось, что я  выше  этого,
что меня это не касается и не интересует. Не раз я спокойно думал о том, что
никогда не узнаю, кто из окружающих меня  людей  считает  меня  Пятым,  и  с
какой-то странной гордостью радовался своему безразличию. Но оказалось,  что
при первой же возможности все безразличие слетело, как  шелуха.  Потрепанная
тетрадь  всколыхнула  застарелое  любопытство,  и  желание   узнать   правду
разгорелось с новой силой.
     Надо было идти спать. Хмуро зевая, я побрел в душ. Подставив  лицо  под
тугие струи, я думал о своей  находке,  оказавшейся  настолько  бесполезной.
Мною владело чувство досады.  Так  ребенок  огорчается,  разорвав  блестящую
упаковку подарка и обнаружив вместо долгожданного набора солдатиков  скучную
книгу. Ну что ему стоило упомянуть это имя? Хоть вскользь, хоть не напрямую.
Мне бы хватило и тонкого намека. Хватило бы? Я вспомнил шелестящие страницы,
абзацы, мелькающие перед глазами, свою торопливость и нетерпение. Какое  там
чтение между строк - я даже толком не читал многие строки. Как гласит старая
китайская пословица, "трудно найти черную кошку в темной  комнате,  особенно
если не стараться ее найти". Или "...если ее не искать"? Нечто подобное.  Но
смысл один и тот же. Так что расстраиваться рано. Сначала надо по-настоящему
прочесть дневник. Именно прочесть, а не просмотреть. Не может быть, чтобы он
не обмолвился об этом ни словом за три года наблюдений.
     И утром я начал  читать  заново.  Благо  подозрений  мое  уединение  не
вызывало - ведь это был официально одобренный творческий запой. На этот  раз
процесс чтения был иным. Я не позволял себе пропускать ни одной строчки,  ни
единого слова. Но - напрасно. И нельзя сказать, чтобы мое внимание совсем не
было вознаграждено. Обнаружилось  несколько  весьма  примечательных  фактов,
упущенных во время гонки по страницам. Было, например, любопытно узнать, что
Пятый встречался с Катру - и не раз, и не два. Хотя о чем  они  говорили  во
время этих встреч, осталось неясным. И характеристики актеров  оказались  не
такими уж скучными,  а  даже  скорее  наоборот  -  весьма  поучительными.  И
довольно странные детали, такие как внезапно появившаяся и неделю спустя так
же внезапно исчезнувшая бессонница, щекотали  воображение.  Одного  лишь  не
было на этих  страницах:  имени  или  намека  на  пего.  Только  невинное  и
раздражающее своей безликостью слово "кролик" выскакивало то тут, то там.
     Дойдя до сцены с выносом тела, я хотел перескочить ее целиком, так  как
очевидно было, что в это время Пятому было не до  Зрителя.  Но,  решив  быть
последовательным, все-таки  начал  читать.  И  вновь  тяжесть  этого  вечера
передалась мне через короткие скупые фразы. Я как будто своими глазами видел
нелепую, странно согбенную фигуру Шинава, темнеющую у моей  двери.  Я  будто
сам слышал его горячечный шепот: "...пришел Седьмой период. Последний..."  И
я тоже боялся, чтобы мы не попались на глаза тому или  той,  о  ком  он  так
навязчиво говорит... Что?! Еще не веря,  отказываясь  верить  в  абсурдность
этих слов, я еще раз перечитал их. Потом еще раз.  И  еще.  "Я  пытался  его
успокоить. Боялся, что нас кто-то увидит. Что, если это будет тот или та,  о
ком он так настойчиво говорит?" Как это - "тот или та"? Это  что  -  попытка
иронии? Намек на то, что он такой женоподобный? Или на  то,  что  она  такая
мужеподобная? Нет, в этот момент Пятому было не до иронии. Значит...
     Все странности и непонятности этого дневника  сложились  вдруг  в  одну
четкую и ясную картину. И пословица вдруг выскочила из глубин памяти,  будто
только ждала удобного случая. "Трудно найти черную кошку в  темной  комнате,
особенно... если ее там нет". За три года Пятый не упомянул имя  Зрителя  по
одной простой причине. Он его не знал.

                             Глава одиннадцатая

     Некоторое время я бессмысленно смотрел  в.  стену  невидящим  взглядом.
Знание, которое я с таким нетерпением искал, пришло,  но  пришло  вывернутое
наизнанку, сделав черное белым, а белое черным. Пятый не знал  Зрителя.  Ему
было известно не больше, чем мне. Неожиданно в памяти  всплыл  Тесье  и  его
слова: "Ваша группа должна заменить последних людей, которым  известен  этот
человек". Ложь! Предыдущее поколение  тоже  не  знало  этого  человека.  Вот
передо мной лежит немое, но такое красноречивое доказательство их  незнания.
Но зачем?  С  какой  целью  понадобилось  внушать  нам,  что  именно  с  нас
начинается эпоха засекречивания?
     Сдерживая эмоции и стараясь избегать скороспелых выводов, я  выстраивал
цепочку рассуждений. Мне  было  сказано,  что  Зрителю  недавно  исполнилось
двадцать пять и что в  течение  трех-четырех  лет  можно  будет  определить,
стареет ли его организм. Кроме  того,  меня  пытались  уверить  в  том,  что
личность Зрителя не являлась тайной для моего предшественника. На  самом  же
деле меня обманывали. Предыдущему Пятому загадочный подопытный тоже  не  был
известен. Следовательно, три  с  лишним  года  назад  он  уже  выглядел  как
двадцатипятилетний, иначе его личность было бы невозможно скрывать. То  есть
тогда ему было двадцать два, сейчас ему двадцать пять, и для двух  поколений
актеров он неизвестен. В этом нет ничего странного, некоторые  люди  в  свои
двадцать два года выглядят старше, чем  другие  в  двадцать  шесть.  Хороший
вариант? Хороший. Красивый? Еще какой красивый. Только  маловероятный.  Даже
слишком маловероятный. Если бы дела обстояли именно так,  что  мешало  Тесье
сказать мне правду? Однако он очень  четко  дал  мне  понять,  что  в  режим
секретности они стали переходить лишь  год  назад  и  что  Зритель  известен
человеку, которого я сменю. Значит, у него  была  причина  нагромождать  эту
ложь. Должна была быть. Такие как он ничего не делают без хорошей причины. А
с хорошей не останавливаются ни перед чем. Что-то он хотел от  меня  скрыть.
Причем в отличие от ситуации с именем подопытного  хотел  это  сделать  так,
чтобы я не догадывался о  самом  существовании  секрета.  Это  уже  какой-то
абсолютно другой уровень секретности. "...Тайна сия  велика  настолько,  что
даже знать о ней не пристало непосвященным". Но что он скрывал? Что стало бы
мне ясно, если бы я знал, что Шеналю тоже не был известен  Зритель?  Точнее,
что должно мне стать ясно сейчас, после этого  нечаянного  открытия?  Что-то
очень важное, что-то касающееся самой сути эксперимента... Что же это?  Что?
Возраст! Истинный возраст Зрителя.
     Я вскочил и стал возбужденно мерить шагами комнату. Зрителю не двадцать
пять. Иначе мне бы не врали. Он должен, обязан быть старше. На  сколько?  На
год? На два? Нет, оперировать надо трехлетними сроками. Значит, на три года.
Или на  шесть?  Создается  слишком  много  версий.  А  есть  ли  между  ними
существенная разница? Нет, конечно же, нет. Все сводится к двум вариантам. В
первом из них Зрителю исполнилось двадцать пять  три-четыре  года  назад,  и
примерно тогда же его личность стали скрывать от актеров. В этом случае я  -
первый Пятый (вот ведь нелепое словосочетание),  которого  обманывают.  Если
дела обстоят действительно так, то  совсем  скоро,  может  быть,  в  течение
нескольких месяцев,  мои  тюремщики  выяснят,  стареет  ли  Зритель.  Звучит
заманчиво. Но не так заманчиво, как второй вариант. Что, если они обманывали
и моего предшественника? Что, если Зрителю уже за тридцать? Что, если дикий,
нелепый, невероятный эксперимент уже удался?!
     На меня нахлынул мощный поток мыслей и чувств.  "Удалось!  Удалось!"  -
радостно кричал внутри какой-то  тоненький  голосок.  "Не  может  быть.  Тут
что-то не так", - осторожно возражал ему  здравый  смысл.  Все  эти  месяцы,
начиная с того момента, когда Тесье открыл передо мной  тайну  института,  я
подсознательно верил в то, что  эксперимент  провалился  задолго  до  своего
начала. Несмотря на холодную уверенность исследователей, теория,  положенная
в  его   основание,   представлялась   мне   в   высшей   степени   наивной.
Послеоперационный разговор с Катру  притупил  мой  скептицизм,  но  не  смог
поколебать недоверие, вызываемое самой идей  этого  масштабного  опыта.  Еще
вчера,  читая  записки  Пятого,  я  немного  удивлялся  тому,  как  во  всех
отношениях логически мыслящий человек мог серьезно  задумываться  об  исходе
эксперимента. А сегодня именно благодаря  этим  записям  я  получил  гораздо
больше почвы для сомнений, чем  их  автор.  Неужели  этот  безумный  замысел
принес реальные плоды? И по этим залам ходит бессмертный  человек?  Или,  по
крайней мере, человек с замедленным старением. И каждый  день  я,  возможно,
беседую с ним. Да сколько же ему лет? Тридцать? Тридцать  пять?  Сорок?  Или
все сто?
     Мне вдруг вспомнились старинные  книги  в  кабинете  Тесье.  И,  словно
сорвавшись с  привязи,  воображение  понесло  меня  галопом  против  течения
времени, отсчитывая год за годом, перескакивая одно десятилетие  за  другим,
назад, в глубь  веков.  Там,  в  полутемном  подвале,  при  мерцающем  свете
факелов,  отбрасывая  причудливую  пляшущую  тень  на   закопченную   стену,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг