решил Инке не говорить: зачем ее попусту тревожить?
- Мне кажется, ему что-то нужно. - сказала вдруг Инка.
- Кому? - невпопад спросил я. - Зо Мьину?
- При чем тут Зо Мьин? - удивилась Инка. - А впрочем... - она
помолчала, - впрочем, и Зо Мьину тоже, и Хагену. У них не такой вид, как
будто они приехали отдыхать. Очень уж озабочены.
- А мы с тобой?
- Мы с тобой - нет. Ла Тун с Тан Туном - тоже нет. И Тимофей не
озабочен, и Володя.
- Видишь ли, Инка, - сказал я снисходительно, - по-научному то, о чем
ты сейчас говоришь, называется фрустрацией. Обман ожиданий...
- Ерунда какая-то, - обиделась Инка. - Какие еще ожидания? И вообще,
что за намеки? По-твоему, я слишком часто вспоминаю о Бени? Так это же
естественно: он новый среди нас человек. И ведет себя не по-профессорски, в
нем не хватает академизма.
Между тем ноги сами принесли нас к гест-хаузу. Подобные же вещи
случались с нами во время пеших хождений по Рангуну: чем меньше думаешь о
том, как бы не заблудиться, тем вернее возвращаешься к дому.
Болельщики наши, по-видимому, все еще предавались разгулу страстей. Во
всяком случае, на веранде никого не было, свет в номере был погашен. Не без
опаски мы вступили под соломенную крышу, погромче топая ногами: кое-какой
опыт пребывания в тропиках у нас уже накопился. Непонятно только, почему
лампочка в комнате не горела, Ла Туну были известны привычки иностранцев:
уходя на вечер, мы всегда оставляли в прихожей свет. Может быть, из-за
насекомых? Но сетки в гест-хаузе были надежны.
В глубине коридора, оттуда, где помещалась кухня, вкусно пахло жареными
бананами, там оживленно переговаривались Ла Тун и Тимофей.
Я пошарил рукой по стене, щелкнул выключателем - напрасно: свет не
зажигался. Тут за перегородкой в ванной послышался шорох, как будто там
ворочалось что-то грузное. Сверху посыпалось. Инка схватила меня за руку.
- Это наш Мефодий! - нарочно громко сказал я, чтобы успокоить Инку,
хотя, признаться, мне самому стало не по себе.
- А что лампа, перегорела? - шепотом спросила Инка.
Вместо ответа я еще пощелкал выключателем: темнота.
- Сейчас разберемся, - пробормотал я и, высвободив руку, решительно
шагнул в свой угол.
Тут под ноги мне попалось что-то мягкое, я споткнулся и, чертыхнувшись,
упал.
- Саша! - вскрикнула Инка. - Ты где?
- Вот он я, - пробормотал я, поднимаясь. Мне было неловко: но как я мог
позабыть, что посреди комнаты разложены Володины пожитки?
Внезапно лица моего коснулось что-то холодное и гладкое. Я инстинктивно
отмахнулся рукой - и схватился за электрический провод. Ну, точно: лампочка
висит как раз над Володиным ложем. Вот что значит биологическая блокада:
шарахаешься от каждого пустяка.
Я провел по витому проводу рукой, лампочка была на месте, только
болталась в патроне. Повернул ее дважды - вспыхнул свет. Инка стояла в
дверях, воинственно держа в руках швабру: по ее лицу было видно, что она
намерена защищать меда жизнь до последнего.
Я рассмеялся, а Инка обиделась.
- Ничего не вижу смешного, - сказала она, ставя швабру на место, в
угол.
- Откуда ж я знал, - резонно возразил я, - что кто-то вывернул
лампочку?
Должно быть, нам с Инкой одновременно пришла в голову одна и та же
мысль, потому что мы с беспокойством стали оглядывать комнату.
На первый взгляд ничего не пропало: во всяком случае, наши фотоаппараты
лежали на виду целехонькие. Однако матрасик Хагена, скомканный, был задвинут
в самый угол, а его спортивная сумка лежала на боку, отощавшая, наполовину
пустая, причем вещи, сложенные стопочкой (рубашка, брюки, полотенца, все
расфасованное по прозрачным пакетам), лежали рядом. Тяжелые туристические
ботинки, какая-то книга в яркой суперобложке, алюминиевая бирманская
коробочка для завтрака, еще одна пустая кожаная сумка, черная, на длинном
ремне, из-под фотонабора "Канон"... Допустим, тупо подумал я, я мог сдвинуть
матрасик при падении, но все остальное...
Пока я стоял и озирался, Инка с женской деловитостью прошла в наш
семейный угол и, присев на корточки, проверила наличие наших сокровищ. Когда
она поднялась, по выражению ее лица я понял, что бумажник с деньгами,
фотопленки, серебряное колечко с опалами - все на месте.
Я заглянул в ванную - там, натурально, никого не было, но в крыше между
стропилами зияла прореха. Была ли она днем, я припомнить не мог.
- М-да, непонятно... - сказал я.
Надо было обладать незаурядной ловкостью, чтобы, взобравшись на
невысокую, в рост человека, перегородку душевой, подтянуться, вскарабкаться
на балку, прокопать в рыхлой крыше отверстие (ну, верно! - прореха свежая,
пол в душевой усеян трухой) и улизнуть, пока мы пялили глаза в темноту.
Вошел-то злоумышленник, разумеется, через дверь, его спугнуло только наше
появление. Надо срочно звать Ла Туна.
Я уже раскрыл рот, чтобы крикнуть в коридор: "Ребята, идите сюда!" - но
Инка меня остановила.
- Саша, посмотри, - негромко сказала она.
Я повернулся - и увидел на боостовском матрасике красноватый след
ребристой подошвы ботинка. Это было открытие - особенно если учесть, что за
целый день мы не видели ни одного местного жителя, обутого по-европейски. Да
и наша компания, за исключением Зо Мьина и Бени, щеголяла в сандалиях-слипах
на босу ногу.
Впрочем, слипы, болтающиеся на одном пальце, не самая удобная обувь для
лазания по крышам, вообще для грабительских дел. Слипы можно потерять в
спешке - вот тебе и улика. Жулик должен был это предусмотреть и обуться
соответствующим образом. Судя по следу, скорее всего в кеды.
А не попытка ли это сорвать наш выезд на море? - пришло мне в голову.
Достаточно выкрасть у одного из иностранцев "ай-си" (удостоверение
личности) - и дело сделано. Но зачем? Если наше прибытие в Маумаган
нежелательно, местные власти могут нас просто туда не пустить. Как они,
собственно, и сделали. Что же касается частных граждан Тавоя, то кому из них
мы помешали бы в Маумагане?
И еще одно: шарили, между прочим, в сумке у Хагена. Не у Володи, хотя
его вещи лежат в центре комнаты, на самом виду. Все застегнуто, бери и
выноси. Очень привлекательный багаж у нашего Володи. Нет, здесь был не
просто вор, здесь был человек, который что-то искал. И, судя по тому, как
аккуратно сложены вынутые из сумки пожитки герра Бооста, этот человек
намеревался упаковать все как было. Чтобы ничто не поколебало нашего
спокойствия, нашей решимости дожидаться в Тавое допуска в Маумаган.
Разумеется, Хаген должен был рано или поздно обнаружить пропажу, но, по
замыслу злоумышленника, не сейчас же, не с первого взгляда. Значит, Хаген
везет с собой что-то такое, что необходимо не только ему.
Я внимательно рассмотрел пожитки Хагена - насколько это было возможно с
высоты моего роста, наклониться и разглядывать чужие вещи в упор мне
казалось постыдным. За каким, собственно, чертом ему такие мощные ботинки? И
книга... немецкое ее название я не понял, но на обложке нарисована была
очаровательная змея Я бы сам не отказался на досуге перелистать такую книгу:
наверняка с цветными фотографиями.
Наши размышления прервал Ла Тун. Круглое, лоснящееся от кухонной страды
лицо его сияло довольством, когда он, вытирая мокрые руки о переброшенное
через плечо полотенце, появился в дверях.
- Ну что, много крови пролилось? - весело спросил он. - Не отбили у вас
аппетита?
Пришлось нам огорчить толстяка. Радость предвкушения трапезы мгновенно
исчезла с его лица. Насупившись, Ла Тун молча передал Инке полотенце, присел
на корточки и, заложив руки за спину (чтобы случайно чего-нибудь не
коснуться: видимо, наш тьютор не впервые попадал в подобные переделки),
долго сосредоточенно рассматривал след на матрасике и стопку профессорских
вещей. Потом поднялся, проследовал в душевую, так же долго внимательно,
запрокинув голову, рассматривал дырку в крыше - иными словами, вел себя, как
мудрый полицейский комиссар. Мы с Инкой терпеливо ждали, что он скажет.
- Извините меня, пожалуйста, - по обыкновению четко проговорил он и,
высунувшись в коридор, крикнул что-то по-бирмански.
Прибежал Тимофей, тоже распаренный от кухни.
- Что случилось? - спросил он по-русски.
Но Ла Тун не дал ему продолжить. Полагая, что все случившееся является
прежде всего внутренним делом бирманцев, он еще раз извинился перед нами и
коротко изложил Тимофею суть дела - на бирманском языке, разумеется.
Возмущению Тимофея не было предела. Он охал, ахал, цокал языком, ходил
вокруг поруганного хагеновского багажа, нагнувшись, рассматривал след и даже
потрогал зачем-то ею пальцем.
Чтобы не мешать им обсуждать происшествие, мы с Инкой вышли на веранду
и сели к круглому столу.
- Если они вызовут полицию, - сказала Инка, - не видать нам Маумагана
как своих ушей.
Я промолчал. Соображение, высказанное Инкой, было совершенно
справедливо: командующий сообщит нам, что не в состоянии обеспечить нашу
безопасность даже здесь, в городе. Но давать какие-либо рекомендации Ла Туну
мы не имели права: в данной ситуации именно он был хозяином, и никакого
значения не имело то, что подорожная выписана на мое имя
Судя по модуляциям, какое-то время Ла Тун и Тимофей упрекали друг друга
в недостаточной бдительности. Да и не только по модуляциям: английские
словечки так и мелькали в их речи.
Наконец Ла Тун вышел и, грузно, опираясь на край стола, сел в кресло.
Лица его в темноте нам не было видно, но, когда он заговорил, по голосу
чувствовалось, что он очень озабочен.
- Вы знаете, Александр Петрович, я должен посоветоваться с вами. Мы с
Тин Маун Эем пришли к такому решению... но все зависит от вашего согласия.
Когда все вернутся, мы попросим каждого хорошенько пересмотреть вещи и, если
ничего существенного не пропало, сообщать в полицию не станем. Как вы
считаете?
Мы с Инкой заверили его, что он может действовать по своему усмотрению.
И в это время на дорожке между пальмами, ведущей к крыльцу, послышались
веселые голоса наших поклонников монского бокса. Они еще обсуждали перипетии
зрелища.
8
- Коллега Зо Мьин проиграл полторы тысячи къят! - поднявшись на
веранду, сообщил нам Бени. - Можете его поздравить.
- Полторы тысячи - это пустяки, - нарочито равнодушным голосом возразил
Зо Мьин. - Помнится, однажды...
- Я потерял больше, целых сто двадцать! - перебил его Тан Тун. - В
процентном отношении к капиталу Зо Мьина это составило бы полмиллиона!
- Ну, конечно, полмиллиона... - пробормотал Зо Мьин, но по голосу его
чувствовалось, что он польщен.
- Что удивляет, - вмешался Володя, - такие жестокие бои - и ни одного
перелома!
- Хаген, а вы сколько потеряли? - спросил я, проходя вслед за
остальными в номер. - Или сохранили благоразумие?
Оказавшись на свету, Хаген подслеповато поморгал и вяло проговорил:
- Самым благоразумным было бы остаться в Рангуне. Мне этот выход в свет
обошелся в восемьсот эшкуду.
Хаген часто щеголял португальскими словечками, а слово "кьят", которое,
кстати, много труднее произнести, чем прочитать в русской интерпретации,
постоянно заменял на "луидор", "драхму" или что-нибудь другое, не менее
экзотическое.
Тут взгляд его бегло скользнул по багажу и на мгновение стал очень даже
осмысленным. Реакция герра Бооста была, впрочем, совершенно естественной:
он, разумеется, заметил, что его вещи потревожены (было бы странно, если бы
он сделал вид, что ничего не замечает), но из деликатности выказал полное
равнодушие и даже постарался больше в ту сторону не смотреть. Возникшая
пауза была полна значения далеко не для всех. Во всяком случае, Бени, Володя
и Зо Мьин спокойно направились к облюбованным ими местам.
- Одну минуту, джентльмены, - сказал, проходя в центр комнаты, Ла
Тун. - Попрошу пока ни к чему не прикасаться.
Я с изумлением отметил, что в Ла Туне пропадает незаурядный актер.
Фраза эта была произнесена с такой интонацией, что все оцепенели. Хаген
бросил еще один взгляд на свою сумку и усмехнулся.
- Джентльмены, - скрестив руки на груди, продолжал Ла Тун, - произошла
неприятная история. В ваше отсутствие у нас в номере побывало неизвестное
лицо. Появление Александра Петровича и Инны Сергеевны заставило его убежать
через крышу.
Выстроившись вдоль дощатой стены, наши болельщики, как по команде,
задрали головы.
- Ни фига себе... - пробормотал по-русски Володя. - Отличное начало, -
сказал Бени.
- Я всегда говорил, что в Тавое опасный народ! - заметил Тан Тун. -
Придется всю ночь дежурить по очереди.
- Каждую ночь, - уточнил repp Боост. Похоже, эта история очень его
развлекала.
- А что, многое пропало? - с беспокойством спросил Зо Мьин.
Я в это время, к стыду своему должен признаться, смотрел на его ноги.
Зо Мьин был в новехоньких, слегка, впрочем, припорошенных пылью, коричневых
кожаных полуботинках на тонкой подметке. Где он достает такие ботинки в
Рангуне - уму непостижимо. А след на матрасике был отпечатан мягкой
крупноребристой подошвой.
- Вот в этом мы сейчас и должны разобраться, - сказал Ла Тун. -
Посмотрите на свои вещи, господа. В таком ли виде вы их оставляли?
- Нет, не в таком, - жалобно проговорил Володя. - Моя сумка лежит на
боку... Но она была закрыта на ключ. И потом...
- Прекрасно, - остановил его Ла Тун. - А что вы скажете, герр Боост?
Хаген помедлил, пошевелил ногою свои пакеты.
- Такин, я очень рассеян, - ответил он. - Впрочем, похоже, что кто-то
интересовался моими вещами. Но ничего не унес.
- Посмотрите повнимательнее, пожалуйста.
Зо Мьин и Володя кинулись к своим пожиткам. Бени поднял сумку, небрежно
в нее заглянул и, пожав плечами, поставил на место. Надо сказать, при этом
он был очень задумчив. Тан Тун также без энтузиазма пошарил в своей
матерчатой сумке, висевшей на дощатой стене, открыл ключом фанерный
чемоданчик, тем же ключом - еще одну сумку, похожую на хозяйственную.
Складной мольберт он изучил самым тщательным образом и отошел к стене очень
довольный Картоны, краски и кисти здесь, в Бирме, очень недешевы, а холсты
вообще невозможно достать. Холсты, свернутые в трубку, были у Тан Туна на
виду: он тщательно приторочил их к чемоданчику.
- Все цело, - сказал Хаген, закончив осмотр. - Ни одного пиастра не
пропало.
- У меня тоже! У меня тоже! - в один голос произнесли Володя и Зо Мьин.
- Ну и слава всевышнему! - с облегчением произнес Ла Тун. - Остается
один вопрос: будем ли мы ставить в известность полицию?
- А как же иначе! - воскликнул Зо Мьин. - Вы думаете, потрогав наш
багаж, они успокоятся? Да они последуют за нами до Маумагана и там свое
возьмут. Пусть полиция примет какие-то меры. У меня есть друзья в
муниципалитете.
- Пусть лучше твои друзья помогут нам выбраться к морю, - сказал Тан
Тун.
Решение было единодушным: принять случившееся к сведению, но в полицию
не сообщать. Зо Мьин, пробормотав себе что-то под нос, с этим смирился.
- В таком случае, господа, - торжественно произнес Ла Тун, - забудем
все проблемы - и давайте ужинать!
Это предложение было встречено с ликованием. Даже Володя, поломавшись
немного в угоду своим биологическим предрассудкам, признал, что он ужасно
проголодался.
9
Стол был великолепен: громадное блюдо вареного риса, жареные креветки,
свинина в сладком соусе, жареные бананы - словом, настоящее пиршество.
Когда все наготовленное было истреблено, мы быстренько убрали со стола
и присмирели от сытости. Тан Тун лег, не раздеваясь, в углу и заснул
счастливым младенческим сном Инка тоже обнаружила признаки сонливости, и,
чтобы не мешать ей укладываться, все остальные перешли на веранду. Ла Туну
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг