эманационного происхождения. Среди них встречались жилы и апофизы,
заполненные золотыми, вольфрамовыми, молибденовыми и оловянными рудами.
Здесь таились огромные запасы ценнейших элементов и металлов, так редко
встречающихся в поверхностных слоях земной коры.
Володя к этому времени закончил модель подземной термоэлектростанции.
При первых же пробах возникший в батареях электрический ток зажёг маленькие
лампочки.
В день, намеченный для официального демонстрирования модели, на экране
телевизора присутствовали Цейтлин, родители Володи и пионеры школьного
отряда, Володины приятели -- Коля и Митя.
Когда на батареях загорелась гирлянда крохотных электрических лампочек и
маленький мотор завертел шкивы, шпиндель и патрон небольшого токарного
станка, громкое "ура" в снаряде слилось с криками "браво, Володя", которые
неслись с экрана телевизора.
Потом был устроен торжественный обед, на котором произносились тосты в
честь Володи. Брусков настойчиво указывал на блестящую будущность Володи как
электротехника, а Мареев дипломатично предлагал ему бороться за овладение
богатствами и силами земли. Володя краснел, смеялся и в конце концов заявил,
что он хочет всю жизнь проникать в глубины земли и строить там электрические
станции, а потом добраться и до центра земли.
-- И это будет по-настоящему, а не вроде сказки, как у Жюля Верна! --
кричал он. -- Жюль Верн писал для тех, которые далее не знают, что такое
геотермический градиент!
-- А ты уже знаешь? -- смеялся Брусков.
-- Знаю! -- категорически заявил Володя. -- Не могут люди бесконечно
спускаться в глубь земли, не имея ни скафандров, ни снаряда! Что,
неправда? -- продолжал он победоносно. -- Да они на третьем же километре
задохнулись бы от газовых... этих... ну, как их... да, от газовых эманаций,
а на четвёртом километре сварились бы в юных водах...
-- Ювенильных, Володька! Ювенильных! -- хохотала Малевская.
-- Так это же всё равно! -- отмахнулся в азарте Володя. -- А на пятом
километре они совсем сгорели бы в страшной жаре... Правда, Никита Евсеевич?
-- Похоже на правду, -- улыбнулся Мареев.
-- А вот жюльверновские герои, -- поддразнивал Брусков, -- не только не
задохнулись, не сварились и не изжарились, но совершенно целёхонькие,
правда, довольно потные, поднялись на плоту в кипящей воде через кратер
вулкана Стромболи во время извержения...
-- Ну, это уж совсем нелепо! -- заявил Володя. -- Как это может быть?
Ведь во время вулканических извержений не вода выходит из кратера, а страшно
горячий пар, лава же имеет температуру в тысячу двести, даже тысячу пятьсот
градусов. Тут не только человек, но и гранит расплавится! Ведь так, Никита
Евсеевич?
-- Это всё правильно, Володя, но зачем ты так взъелся на старика? Я его
раньше любил и теперь люблю. И многие крупные учёные любят вспоминать Жюля
Верна... А ты его разве не любишь читать?
-- Нет... отчего же... очень люблю... Но только, когда говоришь о
научных вещах, то надо говорить если не одну настоящую научную правду, то
чтобы хоть было похоже на правду... Он же ведь знал о геотермическом
градиенте, а писал так, как будто его и не существовало... И все ребята
читают его книги и могут поверить, что в самом деле нет подземного жара.
-- Ох, уж этот геотермический градиент! -- вздохнул Мареев. -- Как за
время твоей вахты? Продолжает понижаться? -- обратился он к Малевской.
-- Да, температура растёт всё быстрее и быстрее.
Мареев озабоченно покачал головой, и это настроение сразу передалось
всем сидящим за столом.
-- Чем это объяснить? -- говорил Мареев. -- Сколько ещё будет длиться
прогрессирующее нарастание температуры?
-- Не проходит ли где-нибудь недалеко от нашего пути трещина с
поднимающимися по ней из глубины раскалёнными газами? -- спросила Малевская,
принимаясь вместе с Володей убирать со стола.
-- Но ведь боковые киноаппараты ничего не показывают, -- заметил
Брусков.
-- Это неважно, -- возразила Малевская. -- Такие газы могут за сотни
тысяч, а может быть, миллионы лет прогреть толщу породы гораздо больше, чем
на сто метров.
-- Но температура непрерывно и всё большими скачками повышается, --
сказал Мареев. -- Следовательно, по мере спуска мы должны приближаться к
трещине, если она тянется где-то под нами, перпендикулярно к линии нашего
спуска.
-- Может быть, и так, -- согласилась Малевская.
-- Никита Евсеевич! -- раздался голос Володи из-под лестницы, ведущей в
верхнюю камеру; там находился электроаппарат для мытья посуды, и Володя
пропускал сейчас через него грязные тарелки. -- Никита Евсеевич, а может
быть, мы приближаемся к магме?
Мареев резко откинулся на спинку стула и, нахмурив брови, острыми
глазами посмотрел на Володю, беззаботно возвращавшегося к столу. По лицам
Малевской и Брускова пробежала тень, как будто Володя своим вопросом
затронул тему, которой тщательно избегали взрослые члены экспедиции.
Мареев хотел было ответить...
Внезапный крик вырвался одновременно из всех уст: разом погасли лампы,
замолкли моторы и остановился буровой аппарат.
Густая тьма слилась с немой тишиной и наполнила каюту.
Снаряд застыл на месте -- слепой, безмолвный, безжизненный.
ГЛАВА 14. СНАРЯД БЕЗ ЭНЕРГИИ
После минутного молчания из темноты послышался полный недоумения голос
Малевской:
-- Что это значит?
В непривычной, странной, как будто мёртвой тишине голос прозвучал
слишком громко, как в пустой бочке, и тревожно отозвался в сердцах.
-- Сейчас узнаем, -- спокойно ответил Мареев. -- Михаил, переключи
осветительную сеть на аккумуляторы и проверь резервный фидер.
Брусков ощупью направился к своему гамаку и протянул руку к полочке,
прикреплённой над ним. Но в то же мгновенье он стиснул зубы и отдёрнул руку:
она слишком дрожала.
-- Что ты замешкался, Михаил? -- нетерпеливо спросил Мареев.
-- Куда-то фонарик запропастился... Нашёл!.. Всё в порядке... Володька,
пойдём со мной, ювенильный мальчик!
Яркий клинок света полоснул сверху вниз, справа налево и рассёк тьму.
Тем временем Мареев и Малевская отыскали свои фонарики и, освещая ими
дорогу, спустились в буровую камеру, чтобы осмотреть моторы.
Через несколько минут вспыхнули все лампы, и помещения снаряда вновь
приняли свой прежний вид. Но чего-то не хватало: прекратился шум моторов,
тихий скрежет бурового аппарата и шорох породы за стеной. Казалось, из
снаряда ушла жизнь.
Мареев подошёл к микрофону:
-- Михаил! Оставь только по одной лампе в каждом помещении снаряда...
Надо экономить энергию аккумуляторов.
Потом обратился к Малевской:
-- Продолжай, Нина, осмотр моторов, а я поговорю с поверхностью.
Возможно, что авария произошла у них...
Он поднялся в шаровую каюту.
Но прежде чем Мареев вошёл в неё, послышалось:
-- Алло! Снаряд! Алло! Говорит дежурный инженер Денисов... Никита
Евсеевич, включите экран!
-- Включаю, -- ответил Мареев, подходя к телевизору.
На экране появилось встревоженное лицо дежурного инженера электростанции
шахты "Гигант", снабжавшей снаряд электроэнергией.
-- Что у вас случилось, Никита Евсеевич? -- спросил он. -- Наши приборы
показывают замыкание...
-- Да... Ток перестал поступать в снаряд.
-- Не повреждена ли внутренняя проводка? Как ввод? Понизительная
подстанция? -- в голосе инженера слышалось всевозрастающее волнение.
-- Ещё неизвестно, Александр Сергеевич, -- ответил Мареев. -- Сейчас
Брусков примется за осмотр.
-- Пожалуйста, Никита Евсеевич, немедленно сообщите мне результаты. Меня
это очень беспокоит... Только бы не фидера...
-- Да, это было бы самое худшее... Но пока ещё рано волноваться. До
свидания, Александр Сергеевич!
Едва Мареев отошёл от микрофона, из верхней камеры спустился Брусков. Он
был необычайно бледен. Приблизившись к Марееву, он глухо, прерывающимся
голосом сказал:
-- Никита... Ввод в исправности... и основные... внутренние провода --
тоже...
-- Ты твёрдо убеждён в этом?
-- Да...
-- Может быть, на барабанах что-нибудь случилось?
-- Маловероятно...
-- Значит?..
-- Фидер... Оба... И резервный тоже... -- Брусков едва шевелил
посиневшими губами.
-- Не волнуйся, Михаил, -- мягко сказал Мареев, положив ему руку на
плечо. -- Это, конечно, самое серьёзное, что могло случиться с нами... Но
прежде всего -- спокойствие... Возьми себя в руки, Мишук...
Он крепко сжал его плечо.
-- Конечно, Никита, -- слабо улыбнулся Брусков, -- это так... Первый
момент... Всё в порядке...
-- Ну, и отлично! Первым делом, нужно проверить целость фидеров на
барабанах. Может быть, провод повреждён именно на них.
-- Это не трудно сделать. Я переключу моторы на аккумуляторы через
барабаны.
-- Ага! Правильно...
В это время из буровой камеры показалась Малевская.
Она сразу поняла серьёзность положения. Если фидера оборвались, снаряд
не сможет получать электроэнергию с поверхности.
-- Что вы решили? -- спросила она коротко.
-- Сначала проверим провода на барабанах. Если они в целости --
посоветуемся... Проблема не лёгкая.
В молчании все трое поднялись в верхнюю камеру. При их появлении Володя
вылез из-за ящика с батареей.
-- Там всё в исправности, -- сказал он, стряхивая пыль со своего
комбинезона.
-- Надо, Володя, соединить аккумуляторы с проводами на барабане.
Через несколько минут все помещения снаряда наполнились гудением
моторов. За стеной послышался шорох, верхние части колонн давления еле
заметно продвинулись в отверстие потолка. Снаряд тронулся с места.
Вдруг Мареев громко крикнул:
-- Стоп! Стоп!
Брусков сейчас же выключил моторы и посмотрел на Мареева. Тот стоял,
запрокинув голову, и рукой показывал на потолок.
-- Что такое, Никита? -- в один голос спросили Малевская и Брусков.
Мареев опустил голову и провёл рукой по лбу.
-- Барабан не разворачивался, а фидер, я ясно видел, пополз вниз, в
снаряд...
Несколько секунд Брусков и Малевская стояли неподвижно, не сводя глаз с
Мареева.
-- Ну, теперь сомнений больше нет, -- произнёс наконец Брусков. --
Фидера оборваны где-то там, наверху, и мы, так сказать, на мели...
-- К сожалению, это верно.
В полном молчании они спустились в шаровую каюту. Малевская принялась
приводить в порядок киноснимки, полученные за последние сутки. Володя открыл
учебник и углубился в чтение. Брусков сидел возле него и, сняв с головы
берет, сосредоточенно расправлял кисточку на нем. Мареев ходил по каюте,
заложив руки за спину, напряжённо думая о чём-то.
-- Как это могло случиться? -- прервала Малевская общее молчание. --
Ведь шланги с проводами на всём пути от поверхности находятся среди
измельченной породы... Может быть, барабан заело и шланги из-за этого где-то
оборвались?
-- За барабаны я ручаюсь, -- возразил Брусков.
-- Вероятнее всего, -- сказал Мареев, продолжая ходить по каюте, --
колонны давления прижали к фидерам несколько маленьких, но острых обломков
породы и перерезали их... А может быть, от краёв трещины отломились острые
осколки, а колонны помогли им повредить фидера...
-- Как ни болела, лишь бы умерла... -- отозвался Брусков.
-- Ну, не торопись хоронить. Мы ещё поборемся.
-- Эту пословицу я применил к фидерам, а не к нам. Я и не думаю
сдаваться... И вот моё предложение. Пока в наших аккумуляторах ещё
сохранилась полная зарядка, используем их и вернёмся на поверхность.
Выбросим всё лишнее, облегчим снаряд и поведём его по проложенной трассе
наверх.
-- Не годится, Михаил! -- резко ответил Мареев, останавливаясь перед
Брусковым. -- Я принимаю лишь те предложения, которые дают возможность
двигаться вниз!.. Только вниз! Это во-первых. А во-вторых, как бы ты ни
облегчал снаряд, тяжесть его останется огромной, и он сможет подниматься на
поверхность не перпендикулярно, а только по наклонной плоскости, по
гипотенузе. Это составит около семнадцати километров. Тут уж никакие
аккумуляторы не помогут.
-- Тогда я не знаю, что предложить...
-- Да я тебя и не тороплю, -- усмехнулся Мареев. -- Ввиду исключительных
обстоятельств моя канцелярия будет производить приём предложений круглые
сутки. Так что можешь спокойно подумать...
Однако прошли сутки, другие, но никаких предложений не поступало. Жизнь
в снаряде протекала по заведённому порядку. Взрослые члены экспедиции
поочерёдно несли вахту, но она была пуста и бесцельна, её нечем было
заполнить, и вахтенный бродил по помещениям снаряда, стараясь найти себе
какое-нибудь занятие. Малевская после вахты принималась за киноснимки или
составляла по поручению Мареева описание пути, пройденного снарядом. Но
часто она неподвижно застывала со снимком в руках, устремив глаза куда-то
вдаль, -- было видно, что мозг её напряжённо, мучительно работает над чем-то
важным, но неразрешимым. Она встряхивала кудрями и принималась за прерванную
работу. Брусков чаще всего лежал в своём гамаке, иногда вдруг вскакивал,
бросался к столу и, лихорадочно проделав какие-то вычисления, с досадой
швырял карандаш и рвал бумагу. Мареев обычно ходил по шаровой каюте, заложив
руки за спину, часто разговаривал с "поверхностью" -- с членами Комитета, с
Цейтлиным, с выдающимися учёными, инженерами, изобретателями, советовался с
ними, рассматривал различные предложения, проекты и затем передавал их на
заключение Брускова и Малевской. Это немного заполняло их время.
Все разговоры в снаряде были об одном и том же, о самом главном: как
возобновить движение снаряда? Как вдохнуть в него жизнь? Как ликвидировать
аварию, которая может стать для экспедиции смертельной?
Эти вопросы обсуждались десятки раз в течение суток. Ответа не было.
Глухое беспокойство охватывало страну -- сначала узкий круг людей,
близких к организации экспедиции, потом всё дальше и шире захватывая
советскую общественность. Созывались экстренные заседания Правительственного
комитета, экспертных комиссий.
Третьи и четвёртые сутки не принесли никаких перемен в положении
снаряда. Часы протекали угнетающе однообразно. Незаметно росла и ширилась
тревога. Молчание вставало стеной, за которой люди тщательно прятали друг от
друга свои думы и беспокойство.
Занятия с Володей были единственным способом отвлечься от мучительных
дум и возрастающей тревоги. Все члены экспедиции ждали их с нетерпением.
В этот день задолго до назначенного часа Малевская напомнила Володе:
-- Что у нас сегодня? Гражданская война? Ты прочёл отрывок из "Железного
потока"?
И Володя начал рассказ о восстании миллионов на необъятных российских
просторах, о незабываемых походах, о борьбе за торжество социализма, за
счастливую жизнь, о великих вождях революции.
Вдруг он заметил, что Малевская, совсем не слушая его, неподвижно сидит,
устремив куда-то вдаль широко раскрытые, ничего не видящие глаза.
Володя замолчал. Ему стало почему-то не по себе.
-- Не смотри так, Нина! -- тихо сказал он. -- Ты совсем не слушаешь
меня...
-- Где ты витаешь сейчас, Нина? -- спросил Брусков, тоже заметив её
задумчивость.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг