канализация и прочие нововведения Рыжего приносят ему все новые и новые
утеснения. И Михаил Федорович прекрасно понимал, что в данном случае, даже
задействуй он все пиар-ресурсы, этого вряд ли хватит, чтобы поднять рейтинг
царского зятя хоть на сколько-то приемлемую высоту.
Столь же неоднозначно обстояли дела с князем Святославским. С одной
стороны, князь представлял собою ярко выраженную творческую личность,
малосведущую в государственных делах, и Михаил Федорович мог надеяться, что
он, даже став царем, продолжит "витать в небесах" и не будет мешать
энергичным людям вести страну железной рукой к счастью и процветанию. Но, с
другой стороны, Михаил Федорович никак не мог переступить через неприязнь,
которую издавна испытывал именно к творческим личностям. Это чувство
родилось в нем лет пятнадцать назад, когда он по поручению начальства
отправился в Кислоярский драмтеатр, чтобы убедить главного режиссера
сотрудничать с Органами - то есть информировать последние о неблагонадежных
разговорах актеров и работников администрации. О результатах этого визита до
сих пор напоминала еле заметная вмятина во лбу, которую режиссер нанес
Михаилу Федоровичу тяжелым медным подсвешником. Больше всего в этой истории
его возмущал тот факт, что режиссер сумел "отмазаться", заявив, что
перепутал настоящий канделябр с бутафорским из папье-маше. Дело тогда
замяли, но неприязнь осталась. Михаил Федорович понимал, что князь
Святославский тут совершенно не при чем, но ничего не мог с собой поделать,
тем более, что его давний обидчик, совсем как глава Потешного приказа, тоже
слыл тонким ценителем вин и редких блюд.
Не вызывал особого доверия и боярин Хворостовский, но совсем по иным
причинам. Во-первых, ни для кого не являлось тайной, что его богатства были
приобретены не всегда честным путем, а это вряд ли было бы возможно без
поддержки "на самом верху". Во-вторых, боярин имел вздорный нрав и порой
действовал даже во вред себе, просто потому что "левая нога так захотела", а
это никак не устраивало Михаила Федоровича, который видел в будущем царе
прежде всего администратора, добросовестно выполняющего возложенные на него
поручения. И, наконец, третье - в роду Хворостовского были иностранцы, и
боярин даже не считал нужным этого скрывать. Нет-нет, собственно Михаил
Федорович отнюдь не был ни расистом, ни ксенофобом, но совершенно искренне
считал разумную долю национальной розни необходимой составляющей для
общественной жизни любого государства, и Кислоярское царство в том идеальном
виде, как его представлял Михаил Федорович, не было никаким исключением.
(При этом его ничуть не смущало, что большинству кислоярцев вышеназванные
пороки были глубоко чужды - Михаил Федорович собирался данный недостаток
исправить). Словом, царь с сомнительным "пятым пунктом" его никак не
устраивал.
Наверное, Михаил Федорович долго еще пребывал бы в сомнениях, если бы в
один прекрасный день ему не подвернулся князь Путята. Подвернулся, конечно,
не в прямом смысле, а в разговоре все с тем же Глебом Святославовичем. Во
время очередного ежевечернего доклада Глеб Святославович, между всеми
прочими новостями, поведал, что глава Сыскного приказа Пал Палыч поручил
одному из своих помощников, некоему князю Путяте, разобраться с незаконными
перекупщиками на городском базаре. Впервые услышавший такое имя, Михаил
Федорович попросил рассказать, что это за князь, занимающийся не очень
княжескими делами, но Глеб Святославович сходу мог вспомнить лишь то, что
Путята - это такой чудик из Сыскного приказа, которому всегда больше всех
нужно. Трудно сказать, что в этой полупренебрежительной характеристике
"зацепило" Михаила Федоровича, но он велел навести о Путяте более подробные
справки, а получив их, тут же понял: вот оно - как раз то, что нужно!
Конечно, и у Путяты имелись свои недостатки - например, очень уж
нерепрезентабельная внешность и столь же нецарственные повадки. Но это
Михаила Федоровича ничуть не смущало, даже наоборот - он решил, что создаст
Путяте имидж "народного" царя, понимающего нужды и чаяния простых
кислоярцев. К тому же, в отличие от Рыжего, он принадлежал к старинному
(хоть и изрядно обедневшему) княжескому роду; в отличие от князя
Святославского, не витал в облаках и не имел склонности к "треклятому
зелью"; и, наконец, не был связан с коррумпированной верхушкой, как боярин
Хворостовский, а напротив - имел заслуженную репутацию борца с казнокрадами
и мздоимцами.
Последнее подтверждал случай, имевший место быть еще за несколько лет
до прибытия в Царь-Город Михаила Федоровича. Когда к Дормидонту поступила
очередная челобитная на одного очень высокопоставленного государственного
мужа, будто бы он предается мздоимству безо всякой меры и совести, царь
велел Сыскному приказу разобраться. Но поскольку подобные кляузы бояре друг
на друга часто писали, а последствий обычно никаких не бывало, то Пал Палыч
поручил князю Путяте как бы заняться этим делом, а в действительности -
просто отчитаться, что проверку провели и никаких нарушений не обнаружили.
Однако Путята отнесся к поручению с полной ответственностью. Где-то добывал
доказательства, исколесил всю страну в поисках свидетелей, и даже за границу
ездил, причем на свои средства. И в конце концов добился-таки, что мздоимца
поймали с поличным и осудили.
Правда, Михаил Федорович знал лишь о внешней стороне этого дела, а
подоплека оставалась ведома одному Путяте. Действительно, поначалу князь был
совершенно согласен, что дело пустое, однако для того, чтобы его закрыть и
послать отписку "наверх", он, как добросовестный служака, решил "для
порядка" допросить подозреваемого. Будучи уверен в своей безнаказанности,
вельможа развалился на лавке, соболья шапка набекрень, из-под кафтана
золотая цепь виднеется, на перстах золотые кольца с огромными камнями -
словом, настоящий барин. И речи вел соответствующие: "Кто ты таков, чтобы со
мною тягаться? Вот я и богат, и собой пригож; иду по улице, на меня все
девки заглядываются, и даже замужние бабы. Да и Государь меня жалует. А ты -
мелкий чинуша, так и будешь до старости в своем Приказе задницу протирать".
Впридачу государственный муж имел неосторожность очень обидно высказаться
насчет Путятиной личности - дескать, мелкий, плешивый, с таким ни одна
уважающая себя девушка под венец не пойдет, разве какая кривая или
кособокая. Однако Путята сумел сдержаться. Он как ни в чем не бывало задавал
вопросы и все записывал. Но прощаясь, уже в дверях, сказал вельможе очень
тихо и зловеще: "Каков бы ты ни был, но я тебя в покое не оставлю - всю твою
подноготную узнаю". А тот Путяту снисходительно по плечу похлопал - мол,
давай-давай, милок, посмотрим, что у тебя получится. И вот после этого
допроса Путята и начал под мздоимца по-настоящему "копать", пока своего не
добился. А после суда, когда приговор был вынесен, он даже побывал у
осужденного в темнице и спросил: "Ну что, чья взяла?".
Итак, приняв концептуальное решение "продвигать" Путяту, Михаил
Федорович взялся за дело с удвоенной энергией. Для карьерного взлета Путяты
были задействованы все ресурсы - вплоть до подкупа и шантажа. Затем, когда
он занял достаточно высокий пост, в ход пошли скандалы, громкие
разоблачения, а чуть позже - загадочные убийства, поджоги и общественные
беспорядки, которые сразу прекратились, едва Путята возглавил Тайный приказ
и сделался при Дормидонте кем-то вроде премьер-министра.
За короткий срок все в Царь-Городе настолько привыкли к Путяте рядом с
Дормидонтом, что когда накануне Сочельника под воздействием не то
"установок" Каширского, не то чего-то иного, Государь объявил о своем
отречении от престола в пользу князя Путяты, это было воспринято очень
спокойно, как само собой разумеющееся, хотя ничего подобного в Кислоярском
государстве не происходило, наверное, уже тысячу лет, если не больше.
***
Ни Надя, ни доктор не имели даже приблизительного представления, как
вернуть Дубова. Серапионыч предложил было вновь отправиться в Царь-Город и
обратиться за помощью к Чумичке, однако Чаликова возразила, что Чумичка и
сам не очень-то разбирается в магических кристаллах, и как бы не вышло еще
хуже.
- Тогда уж лучше идти на поклон прямо к Херклаффу, - добавила Надя.
- А что толку? - вздохнул доктор. - Ежели все это безобразие сам
Херклафф и учинил...
- И то правда, - согласилась Чаликова и надолго замолкла. Молчал и
Серапионыч, попивая чаек и изредка поглядывая на кристалл, который
по-прежнему не выказывал никаких признаков жизни.
Вдруг Надя спросила:
- Владлен Серапионыч, вы могли бы что-то вспомнить о вчерашнем дне?
- Такое разве забудешь, - протянул доктор.
- Нет-нет, вы не так поняли. Не вчерашнее "путешествие во времени", а
тот самый день именно двадцать лет назад. Наверное, я не очень точно
выражаюсь, но...
- А-а, вчера двадцать лет назад? - ухватил мысль Серапионыч. - Ну, я же
вам уже говорил, что был сильно пьян и воспринял все это как
научно-фантастический сон.
- Да-да, в морге вы были мало что пьяны, так еще и читали "Советскую
фантастику", - нетерпеливо подтвердила Надя. - Но когда мы назавтра
заявились к вам сюда, на квартиру, вы были трезвы и немало удивились нашему
приходу. Неужели вы ничегошеньки не помните?
- Знаете, Наденька, я и сам удивляюсь, что ничегошеньки не помню, -
чуть подумав, отвечал доктор. - Наверное, это из-за того, что я находился в
диком похмелье, а потом проспался и все начисто забыл. Такое тоже бывает.
- Возможно, - кивнула Надя, хотя совершенно не заметила, чтобы
"младший" Серапионыч был в похмелье, да еще и диком, во время их второго
посещения. - А теперь прошу вас, Владлен Серапионыч, выслушайте меня
внимательно, мне очень важно услышать ваше мнение. В том числе и как
профессионала.
- В смысле, патологоанатома?
- Да нет, врача широкого профиля. И даже не столько врача, сколько
человека с огромным жизненным опытом.
И Надя, стараясь не упустить ни малейшей подробности, рассказала о
странном поведении юного Васи Дубова и его друзей незадолго до второго
покушения - то есть до попытки Анны Сергеевны утопить будущего Великого
Сыщика.
- Давайте подытожим, - сказал Серапионыч, когда Надя закончила. - Стало
быть, все пятеро одномоментно испытали какие-то, скажем так, необычные
ощущения. В частности, Вася услышал какой-то голос внутри себя, который
назвал ему дату скорой смерти. Люсе показалось, что она поднялась вверх,
увидела саму себя и друзей сверху, а затем улетела. А Генке, по его словам,
открылись некие "тайные знания". И как вы, Наденька, все это объясняете?
- Ну, вообще-то я не задумывалась, не до того было, - откликнулась
Надя. - Напрашивается одно объяснение: фокусы Каширского. Прежде чем дать
конкретную "установку" Васе, чтобы вошел в воду, где его поджидала
Глухарева, господин Каширский послал пробный импульс, который воздействовал
на всех ребят.
- Да, объяснение вроде бы логичное, - кивнул Серапионыч. - Но ведь на
полянке, кроме них, находились и вы, и Васятка, но никаких необычных
ощущений, как я понял, не испытали.
- Или не заметили, - уточнила Чаликова. - Знаете, когда поблизости два
опасных преступника, способных на убийство, тут уж не до внутренних
ощущений.
- Что верно, то верно, - опять согласился доктор. - И последний вопрос:
во сколько это случилось?
- Около часа - пол второго, - не очень уверенно ответила Надежда. - А
что, это имеет какое-то значение?
- Возможно, что как раз имеет, - сказал Серапионыч. - Дело в том, что
приблизительно в это же время я находился в Доме Культуры в компании
профессора Кунгурцева и нескольких наших общих знакомых. И вот в какой-то
миг со всеми ними произошло нечто очень похожее. К примеру, для Ивана
Покровского, тогда еще просто Вани, мир сжался в точку, а потом перед
глазами поплыли какие-то прекрасные видения. Ну ладно, юный поэт мог и
преувеличить, и нафантазировать, но вот как передала свои ощущения человек
науки, историк Хелена: иду по дороге, дорога раздваивается, а я продолжаю
идти сразу по обеим. Профессор Кунгурцев и Толя Веревкин тоже что-то
ощутили, хотя особо не распространялись. И заметьте, Наденька - никакого
Каширского поблизости не было. И наконец, подобно вам, я не испытал никаких
странных ощущений. С чего бы это?
- А вы как думаете? - ушла Надя от прямого ответа. Хотя Серапионыч
почувствовал, что он у Чаликовой уже есть. Или вот-вот появится.
- Отчего - не знаю, - пожал плечами доктор. - Но одна закономерность
прослеживается: что-то странное ощутили люди "того" времени, а мы, то есть
вы, я и Васятка - нет. Ах да, кстати! Совсем забыл - когда я днем звонил
нашему связному Солнышку, то он тоже начал рассказывать, будто бы на
мгновение испытал раздвоение сознания, или что-то вроде этого, да я не
дослушал - в кабинку стучали... А знаете что, Наденька, давайте-ка заглянем
в дневник.
- В какой дневник?
- В мой. У меня это давно вошло в привычку - вечером записываю, что
происходило днем. Здорово помогает привести мысли в порядок.
Серапионыч отворил комод, где, кроме прочего хлама, находилось
множество общих тетрадей в картонных и коленкоровых обложках, и довольно
быстро отыскал нужную.
Перевернув несколько листков, уже слегка пожелтевших, и найдя искомую
дату, доктор зачитал:
- "Вчера я не делал записей, так как задержался на работе за бутылочкой
спирта и книжкой советской фантастики и там же заночевал. Вынужден сознаться
себе, что эти две субстанции в гремучей смеси мне явно противопоказаны - в
ночных кошмарах мне явились какие-то инопланетяне, да еще путешествующие во
времени, причем один из них принял мой облик. Если это начало белой горячки,
то довольно редкая разновидность. А утром, проснувшись у себя в кабинете
лицом в салате, я обнаружил на столе служебный бланк, на котором был записан
рецепт некоей смеси, куда входил целый ряд компонентов, имеющихся в любой
домашней аптечке. Поскольку записка была сделана моим почерком, то вывод мог
быть один - ее написал я, находясь в алкогольном беспамятстве. Едва ли этому
следует удивляться - прецедент уже есть, и имя ему Дмитрий Иваныч Менделеев.
Общеизвестно, что именно он путем научных экспериментов пришел к выводу,
будто оптимальная крепкость водки должна составлять 40 градусов. И вот как
раз после одного такого эксперимента он и увидел во сне свою знаменитую
периодическую таблицу - и это тоже общеизвестный факт".
- Вообще-то я читала и о водке, и о "периодическом" сне, - заметила
Надя, - но впервые слышу, что второе проистекает из первого.
- Да-да, позднее я узнал, что "водочные" исследования Дмитрий Иваныч
проводил уже после открытия "Таблицы Менделеева", - закивал Серапионыч, - но
в тот раз мне нужно было объяснить необъяснимое, и такое объяснение меня
вполне удовлетворило. - Доктор поправил пенсне и продолжил: - "Днем, сбежав
из морга домой (мог ли я о таком помыслить при незабвенном Юрии Владимирыче
Андропове?), я засел на кухне за приготовление этого снадобья, и первые же
результаты оказались просто удивительными: едва я, как было указано в
рецепте, растворил в кружке чая пол чайной ложечки конечного продукта и
принял внутрь, у меня сразу исчез похмельный синдром, а в голове возникло
приятное кружение вроде легкого ветерка. Думаю, для усиления положительного
воздействия можно будет внести в рецепт небольшие коррективы: вместо йода
добавить зеленку и поменять местами фракции ацетилсателиновой кислоты и
фенолфталеина..." Ну, дальше идет фармацевтическая терминология.
Так-так-так, вот: "Работа оказалась ненадолго прервана: около половины
второго заявился телемастер проверять проводку к коллективной антенне. Очень
своеобразный типаж, похож на иностранца. Говорил с явным немецким акцентом и
вставлял всякие иностранные словечки. Чтобы не отрываться от работы, я
отправил его в комнату к телевизору, а сам вернулся к своим медикаментам.
Вскоре заслышался грохот, и я уж решил, что мастер опрокинул этажерку, она
так неудачно стоит, что я и сам вечно на нее натыкаюсь. Надо бы один раз
собраться с духом и ее переставить. Но тут телемастер заглянул на кухню и
сказал, что с проводкой все в порядке, а шум был от того, что он уронил
отвертку. Проводив мастера, я быстро завершил приготовление снадобья и тут
же употребил его, как было написано в рецепте, растворив в жидкости, то есть
в чае. Затем я вернулся на работу, и очень удачно - как раз подвезли пару
покойников, и у меня могли бы возникнуть служебные неприятности, если бы я в
тот момент отсутствовал по неуважительным причинам. С работы, не заходя
домой, я отправился в наш Дом культуры на встречу с ленинградским
профессором историко-археологических наук Кунгурцевым, которая затянулась до
позднего вечера. Свои впечатления от этой интереснейшей лекции я запишу
завтра, а теперь отправлюсь на боковую". Вот, собственно, и все.
- Владлен Серапионыч, а вы ничего не могли перепутать? - удивленно
проговорила Надя. - Как мы могли встретить вас "тогдашнего" здесь, на вашей
квартире, если в это время вы находились либо на работе, либо на лекции?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг