Род и Рожаницы
И вот еще какое диво посчастливилось увидеть юному миру. Земля и Небо
так сильно любили друг друга, что их любовь ожила как отдельное существо –
и тоже, подобно им самим некогда, тотчас распалось надвое, на Любовь
Женскую и Мужскую, ибо одной недостаточно – любящих всегда двое.
Бог Род, Мужская Любовь, стал даровать приплод и потомство всем
дышащим тварям, и Люди скоро выучились его почитать: стали делать
изображения и вкладывать в свадебные заздравные чаши, на счастье и
многочадие новой семье. Это Род, говорили, выращивает деревья, это он
грудами мечет с небес кремневые камешки, из которых родятся упорные и
сильные Люди. Это он – Свет Небесный, без которого Солнце плыло бы
одиноко, как звезда в черноте. И сколько всего нареклось его именем – не
перечесть: урожай, народ, родина, роды...
Богиня Лада стала Женской Любовью. По ней прозвались мудрые жены,
умеющие сладить семью, завести в доме лад. Великой Богине была по душе
верная супружеская любовь, и мужья с женами величали друг друга почти ее
именем:
– Лада! Ладо мое!..
Помолвку тогда называли – ладами, свадебный сговор – ладинами,
девичье гадание о женихе – ладуваньем. И, говорят, Люди слыхом не
слыхивали, чтобы кто–то брал в жены немилую либо насильничал, тащил девку
замуж за постылого, за нелюбого, за неровню...
Великая Лада – Дедис–Лада, Дид–Лада, как звал ее один народ,
возникший из кремня, – нипочем не простила бы подобного святотатства...
Она объезжала засеянные поля в зеленой одежде, благословляя будущий
урожай, и шерстка ее коня отливала спелым золотом, как налитой колос. А
мужчины и женщины, держась за руки, шли вслед за нею в поля, где можно
обняться вдали от чужих глаз. Люди ведали: их любовь дает добрую силу
хлебному полю. А поле отдаривало Людей голубыми цветами и обещало вернуть
посеянное сторицей. Говорят, будто жито росло тогда стоколосым – по сотне
тугих, тяжелых колосьев на каждом стебле!
Ладу еще называли Рожаницей, в честь родящего поля и молодых матерей,
которых она незримо обвивала своим поясом, помогая разрешиться от бремени.
Собственных сыновей у Лады было двенадцать – по числу месяцев года, по
числу великих созвездий, что предрекают судьбу–нарок всему сущему на
Земле. Недаром спрашивают доныне:
– Под какой звездой был зачат? А под какой родился?
Звезды, братья–Месяцы и сама Рожаница Лада дают каждому человеку Долю
– или Встречу, как ее еще называют, – маленькое Божество, которое следует
за хозяином до могилы, трудится и хлопочет, помогает ему. Доли у всех
разные, смотря по тому, какая звезда верховодила на небосклоне. И до сих
пор случается – один человек всю жизнь палец о палец не стукнет, гуляет
себе, на бел свет зевает, и все равно: что людям тын да помеха, ему смех
да потеха, вечно у него по два сома в одной верше, по два гриба в ложке. А
иной до рассвета уже в трудах и поту, на вешней пахоте шапка с головы
свалится – не оторвется поднять, а все – корка на корке, ни пышки, ни
мякиша. Это оттого, что у одного Доля умница да работница, у другого –
лежебока–лентяйка. В сердцах ругнется бессчастный:
– Знать, сиротской ночью я появился на свет!
Что тут добавить? Нельзя наново родиться, переменить ту льняную нить,
пряденую нитку Судьбы, которой повили когда–то пуповину младенца, накрепко
привязав его к Доле...
Много тех, кто, отчаявшись, живет как придется и больше не пробует
что–нибудь изменить. Но еще больше иных, не скоро сдающихся, кто однажды
поймал свою нерадивую Долю за шиворот и запер в погреб, чтобы не мешала. А
то, оттрепав за уши, вразумил косорукую тонко прясть и мелко молоть,
заставил лежебоку вскакивать до свету и не жалеть плеч!
...А еще у великой Лады, у матери–Лады была юная дочь. Звали ее
просто Доченька – Леля, Лелюшка, Полелюшка. Недаром любимое детище до сих
пор не просто растят – лелеют, колыбель зовут люлькой, а само дитя нет–нет
да покличут нежно лялечкой. И ласка, и оберег именем прекрасной Богини.
Подросла Леля и стала гулять по лугам, по густым тенистым лесам, и
шелковая мурава сама льнула ей под ноги, чтобы распрямиться еще зеленее и
гуще. А минуло время – начала Леля вместе с матерью обходить и объезжать
поля, тянуть за зеленые ушки едва проклюнувшиеся всходы, и Люди увидели,
что никогда прежде не было на Земле таких урожаев. Стали они славить Лелю
наравне с матерью и чтить как Рожаницу, называть Весной–кормилицей. У Лады
стали просить разрешения закликать–зазывать в гости Весну, а когда Мать
позволяла – готовили Дочери дерновую скамью, проросшую травами, ставили
подношения: хлеб, сыр, молоко. Это был девичий праздник, мужчин,
любопытных парней близко не подпускали. Жгли в честь Матери с Дочерью
огромный костер, окруженный двенадцатью другими, поменьше, в честь
Месяцев, и с пеплом того костра смешивали семена, умывали им лица, давали
больным. И никто, говорили, не помнил, чтобы не помогло.
А охотники баяли вот что:
– Зверь, позволивший забрать у себя пушистую шкуру и горячую плоть,
тотчас уходит на небо, в светлый ирий, и там рассказывает старшему в своем
роду, по чести ли с ним поступили. Не оскорбили ли напрасным мучением,
повинились ли перед вылетевшей душой, хорошо ли благодарили. И если все
совершилось по Правде земной – Мать с Дочерью скоро шьют зверю новую шубу,
мастерят птице пестрый наряд, облекают рыбу радужной чешуей. Позволяют
опять родиться в глубокой норе, в теплом гнезде, на речном дне, под
широким солнечным Небом...
Вот почему и самих Рожаниц рисуют порой в виде двух красавиц лосих.