Глава 60
Следующим рейсом в Прошлое отправились «Путешественники».
Комиссар Вольф присоединился к ним с тяжелым чувством; он не верил, что
вернется живым из этого «Чертово логова». Его злило в этих авантюристах
почти все, и особенно склочный характер Виолетты, к которой он испытывал
глубокое презрение.
– Этой сомнительной персоне здесь не место! – высокомерно сказал он
Циону, забравшись последним в «Колесницу».
Иуда Вольф настаивал на том, чтобы служанка сидела в хвосте машины, а
Цион, назло легавому, пожелал посадить ее у самого пульта, чтобы
«принимала участие в полете». Ему нравилось учить подругу жить; она уже
умела работать с утюгом, стиральной машиной и регулировать волшебный ящик,
по которому показывали детские фильмы, особенно нравившиеся ей.
– Что вы имеете против моей дамы!? – вызывающе сказал Заярконский.
– Смешно идти на вылазку с женщиной легкого поведения, – презрительно
отвечал комиссар.
– Осторожнее на поворотах, Вольф, – предупредил осмелевший Цион, – ее
поведение не твоего ума дело, ты здесь не в своем кабинете, понял?
– А ты врежь ему разочек по уху, – посоветовал другу Василий.
Скорая встреча с женой радовала его, и, как всегда в таких случаях, у
него зачесались кулаки. Виолетта отнюдь не благоволила маркизу, но она
была близка к герцогине, и он мирился с ее косыми взглядами.
На срочной «переброске» ядовитой служанки в Прошлое настоял профессор
Хульдаи. «Присутствие этой низкопробной девицы в стране, – сказал он,
вспоминая, как она отвергла его мужскую ласку, – не менее опасно, чем
повторное явление герцога, кто знает, где и как проявят себя объекты ее
последующих переселений»
Но склонять сварливую мадам к дальней поездке профессору не пришлось. Она
и сама не желала оставаться в Настоящем, ибо считала, что должна
находиться при своей госпоже, которая без нее «Совсем пропадет, бедняжка»
Но была еще одна немаловажная причина, по которой служанка не собиралась
задерживаться в гостях. Больное колено Циона давало о себе знать, и
Виолетта, исполнявшая при нем роль сестры милосердия, не решилась доверить
его очаровательным сиделкам из больницы «Тель а Шомер». Комплексов в
общении с женщинами тот уже не испытывал, и это обстоятельство возбуждало
ревнивую подозрительность бдительной подруги. Наставления де Хаимова пошли
Циону на пользу; он смело отчитал комиссара за хамство, и даже герцога в
«А–пропо» поставил на место. Впрочем, у оруженосца заметно испортился
характер: он стал почти несносен, постыдно мелочился по пустякам и
необоснованно подозревал каждого в подрывной деятельности.
В компактной сверкающей разноцветными огнями пультовых лампочек кабине
было прохладно. Комиссар демонстративно отказался от единственного
свободного места рядом с Виолеттой и всю дорогу простоял в хвостовом
отсеке, предаваясь невеселым размышлениям. Его связь со студенткой
прервалась (прокурору удалось переманить ее в свой офис), секретарша
удачно вышла замуж, оставив его с носом, и он решил удержать при себе хотя
бы Ривку. В последние дни он совсем приуныл и «запрезирал» женщин за
присущую им продажность. Ривку, впрочем, он не относил к категории
презираемых.. В продажности она не уступала ни одной из его бывших
любовниц, но сегодня – это единственный человек, с которым его связывают
родственные отношения. Близкие комиссара пострадали от сталинских
репрессий, в страну он репатриировал один, и у него никогда не было
друзей, он любил подчинять их своей воле. Все, что у него оставалось, была
одна лишь заблудшая Ривка, и он боялся потерять ее. Да, он сердился на
жену за ее измену, но в душе считал, что она пала жертвой развратного
герцога, с которым он мечтал разделаться, и вернуть, сошедшую с истинного
пути супругу в мирное лоно семьи.
Оправляя на себе ржавые рыцарские доспехи, в которые его вынудил
облачиться зануда–инструктор, комиссар чувствовал себя одиноким и
несправедливо обойденным судьбой. Он ужасно волновался перед встречей с
Ривкой, но был уверен, что найдет для нее нужные слова.
Василий удобно устроился в уютном кресле «Колесницы», и млел от
удовольствия в предвкушении опасных приключений. Он не надел на голову
эбонитовый шлем, собираясь послать подальше очкарика, если тот полезет со
своими глупыми указаниями. Но инструктор, зная его заносчивый нрав, не
стал вступать с ним в пререкания, тем более что Виолетта с Ционом
педантично следовавшие всем его предписаниям, немало порадовали его
уставную душу.
* * *
К месту назначения группа комиссара Вольфа прибыла в жаркий полдень 1125
года. Вокруг буйствовала весна, ярко светило мартовское солнце, и пряно
благоухающие цветы опьяняли взбудораженных путешественников.
Гостей встретил расторопный лорд–распорядитель, одетый в расшитый золотом
кафтан работы ирландских рукодельниц. Он был надушен, весел и пьян.
– Господа, я рад приветствовать вас от имени короля, королевы и народа
Великой Британии! – торжественно молвил он, с придворной ловкостью выгибая
спину и, придерживая на весу тяжелую сирийскую саблю, в эфес которой был
вкраплен сверкающий под солнцем изумруд, стоивший по оценке комиссара сто
тысяч долларов. «Как мог он узнать о нашем приезде?" – подивился
Заярконский, с опаской приглядываясь к сабле горделивого лорда. Вопрос
сей, для Циона был далеко не праздным: окружающие его люди с их
«непоследовательными поступками», представлялись ему в последнее время в
мрачном и подозрительном свете.
– С какой стати этот сноб нас встречает? – сказал он Васе.
– Тебе не по нраву прием, Ципа?
– Нет, я просто хочу знать, почему его не удивляет наше появление?..
– Оставь, – досадливо отмахнулся Вася, – во всем ты видишь подвох и
несоответствие исторической правде, право же, друг, надобно и меру знать...
Мнительность Циона, проявляющаяся в нем с некоторых пор особенно
нервировала де Хаимова. Он беспрестанно жаловался другу на боль в коленке,
ныл, как баба и обижался по пустякам, которые раньше воспринимал с юмором.
Василий с сочувствием посмотрел на Заярконского; что–то с ним происходит
странное – он совсем изменился, бедняга, всего боится, всех подозревает,
эдак ведь и вовсе свихнуться можно.
– Подлечи ногу, парень, – мягко посоветовал он другу, полагая, что это
боль в коленке сводит его с ума.
Впрочем, и самого Васю удивил неожиданный прием, оказанный им де Бруком:
– Этот подлец обладает даром ясновидения, – сказал он Циону и, дружески
похлопав лорда по плечу, фамильярно спросил:
– Стоит ли у вас, старина?
– Простите, маркиз, – смутился лорд, – я вас не понял...
– Все в порядке, милорд, это своего рода приветствие в наших краях.
«Идиоты! – невесело подумал комиссар, удивляясь непростительной глупости
путешественников, – им и невдомек, что это я поддерживаю связь с Ривкой»
Странно, что сам Цион об этом не догадывался. Как и в прошлый раз,
осуществление «меж временной» связи было возложено на Заярконского и при
нем находилось миниатюрное устройство, тщательно спрятанное под верхней
одеждой. Друзья не знали, однако, что обладателем подобного же устройства
являлся и сам Вольф, во всем и везде соблюдавший строжайшую конспирацию,
которая, увы, не всегда была ему на пользу; благодаря излишней
осторожности, а скорее постыдной трусости он потерял во время пожара
ценные бумаги, стоившие состояние. Тогда, проявив малодушие и не
застраховав имущество, он пострадал вполне заслуженно, но теперь поступил
очень даже благоразумно, не доверяя партнерам, особенно Васе, от которого
можно было ждать всякой подлости.
* * *
Король, заскучавший оттого, что давненько некому было слушать его
притупившиеся остроты, устроил гостям пышный прием. Он оказал де Хаимову
неслыханную честь, лично поднявшись ему навстречу и приказав палить из
пушек в небо. Предупредительная челядь, разряженная в парчовые камзолы с
вышитыми на бортах золотыми вензелями, не знала чем угодить
путешественникам.
– Маркиз, – томно вымолвил Генрих четвертый после того, как тот выполнил
целую серию сложноподчиненных реверансов, – не волнуйтесь понапрасну –
герцогиня вне опасности и находится под моим личным покровительством.
Василий почтительно выгнул гибкий хребет, всем своим преданным видом
показывая, как высоко он ценит благородный жест Его величества.
– Она передала мне с гонцом послание, в котором сообщила о вашем
благословенном браке с ней и о бесчестных домогательствах со стороны
герцога, – продолжил король, нахмурив брови. – Я приказал господину
герцогу не приближаться к ней на расстояние полета стрелы, и ваша супруга
с нетерпением ждет вас в своем фамильном склепе... простите, сэр, замке.
Услышав, небрежную оговорку короля, Цион вновь насторожился. «Ведь должен
же он был поинтересоваться, откуда мы вообще прибыли сюда, и, что нам
здесь надо? Почему все вокруг делают вид, будто все так должно и быть?
Что со мной происходит, Боже, когда закончится эта проклятая боль в
коленке?»
Узнав, что прекрасная Алис с нетерпением ждет его, Василий не мог уже
ни о чем думать, кроме своей возлюбленной. Когда король Англии, испытывая
блаженный наплыв великодержавного юмора, решил в очередной раз поведать
современникам о своем феерическом приключении, в котором якобы был замешан
отец Васи, тот не удержался и напомнил Генриху.
– Ваша величество я уже имел удовольствие слушать эту историю.
Это было в высшей степени бестактно, да и небезопасно по тем временам, но
король в порыве эстрадного азарта, не принял возражений де Хаимова.
– Господа, – загадочно сказал он, – вы и представить себе не можете,
сколь обязан я достославному маркизу!
На сей раз, рассказ прозвучал в ином варианте и порядком утомил тайком
позевывающих слушателей, не упускавших, однако, случая разразиться
неуправляемым (будто бы) хохотом в местах, которые король специально
отводил для активной реакции свиты. Маркиз, разумеется, покатывался вместе
со всеми, в душе проклиная венценосного олуха, вздумавшего отсрочить его
свидание с любимой женщиной.
