Раздел 15.
– Ты брошен вниз силой судьбы,
Ты унижен и раздавлен.
Время забыть то кем ты был,
Но помнить кем ты стал!
Брошен на дно, где все равно
За что тебя любила слава,
Подлость огнем ставит клеймо,
Душа твоя пуста.
Люди на дне рыщут во тьме,
Они готовы жрать друг друга.
Лишь бы продлить дикую жизнь,
Урвать себе кусок...
Злой среди них, жалких и злых
Ты в той же стае мчишь по кругу
С ними ползешь за кормом под нож
Как раб или пророк.
Не знаю почему, но я замер перед чужой дверью. Это были больше, чем
просто слова. Я впитывал их кожей, всем телом. Я забыл, кем я был, но
как вспомнить – кем я стал? И не вышел ли я на новый круг вместе с
неведомой мне пока стаей?
– О если б слушать только тишину,
Не ложь, не лесть, не полдень и не тьму.
Под солнцем снегом тая,
Любить измен не зная,
Ты умер бы от злой тоски!
Ну, тишину мне слушать в ближайшее время явно не светило. Слишком уж
многие моей скромной персоной заинтересовались. И Светлые, и Темные...
Голос певца тем временем окреп, стал торжествующим и дерзким:
– Эй жители неба!
Кто на дне еще не был?
Не пройдя преисподней
Вам не выстроить рай!
Эй жители дна!
Гром смеется над вами.
Чтобы быть с ним на равных – Есть один путь наверх!
Есть один путь наверх...
Вот как, значит... Наверх. И рая, получается, не достичь, если
предварительно вдоволь не потолкаться в преисподней. Вот только – и
рай, и преисподняя для каждого свои. Но с другой стороны, Кипелов об
этом, собственно, и поет.
Странно. Я раньше уже слышал эту песню, и имя певца отложилось в
памяти, и даже на болванку для «Плейера» ее внес. Но сейчас она
прозвучала совершенно по–новому, неожиданно резанув по сознанию осколком
невидимого стекла.
– Коллега! Поторопитесь! – окликнул меня Эдгар.
Я с сожалением отступил от двери.
«Надо будет потом послушать... Купить весь альбом – и послушать...»
Голос певца таял позади:
– Но если луч вспыхнет в мозгу
И покорность выбьет клином,
Прошлые дни в душе оживут,
Свершится новый грех.
Кровь на руках, кровь на камнях,
По телам и жалким спинам
Тех, кто готов подохнуть в рабах,
Ты рвешься вновь наверх.
Мне почему–то показалось, что Кипелов поет об этом слишком уж со
знанием дела. О крови. О дне. О небе. Он вполне может оказаться Иным,
этот длинноволосый кумир российских металлистов. Во всяком случае, я бы
этому не слишком удивился.
Вместе с Эдгаром и Шагроном мы поднялись еще этажом выше, и оказались
в настоящем офисе. С просторным залом, поделенным на небольшие
отгороженные ширмами кабинки, с отдельными кабинетами чуть в стороне, с
холлом, отделенным от Тверской громадным чуть затененным стеклом. Я
отметил, что Темные практически не пользовались стационарными
компьютерами – во всяком случае, трое сотрудников, не то
гиперполуночников, не то очень ранних пташек, все как один сидели
уткнувшись в матрицы ноутбуков.
– Гэллемар! – позвал Эдгар, и один из троих, как и дежурный внизу
– вервольф, неохотно оторвался от какой–то думообразной игры.
– Да, шеф?
– Оперативную сводку новостей мне! Перемещения реагентов и
артефактов большой силы. Пропажи, исчезновения, контрабанда. Самые
свежие события!
– А что? – оживился тот, кого назвали Гэллемаром. – Жареным
пахнет?
– Светлые располагают информацией, будто в Москву пытаются протащить
артефакт. Живо, Гэллемар!
Гэллемар обернулся к остальным игрокам:
– Эй, оболтусы! За работу!
Оболтусы мгновенно переключились – спустя секунды я уже слышал тихое
шуршание клавиш, а бесконечные полные монстров коридоры на экранах
сменились светлыми окошками «Нетскейпа».
Эдгар увлек меня в кабинет, отделенный от зала стеклом и жалюзи.
Шагрон куда–то ненадолго убежал, но вскоре вернулся с банкой «Чибо» и
пакетом финской ледниковой воды. Воду он вылил в чайник и ткнул пальцем
на соответствующую кнопочку. Чайник почти сразу же трудолюбиво зашумел.
– Сахар у тебя есть, надеюсь? – проворчал Шагрон.
– Найду, – Эдгар опустился в кресло и предложил мне другое:
– Садитесь, коллега. Вы не против, если я буду звать вас просто
Виталием?
– Нет, конечно. Зовите.
– Отлично. Итак, Виталий, я сейчас буду говорить, а вы меня
поправляйте, если что не так. Договорились?
– Договорились! – с готовностью согласился я. Потому что слабо
представлял – какие вынырнувшие из подсознания байки сейчас буду
травить этим целеустремленным сотрудникам Дневного Дозора.
– Правильно ли я понял, что о вышеупомянутом артефакте у вас нет
никакой информации?
– Правильно, – подтвердил я.
– Жаль, – искренне огорчился Эдгар. – Это сильно упростило бы
дело...
Вообще говоря, у меня не то что о вышеупомянутом, у меня о всех,
абсолютно всех артефактах, способных заинтересовать Эдгара, не имелось
никакой информации. В области, где опытные Иные чувствовали себя
знатоками, я покуда разбирался еще хуже, чем известное животное в
известных фруктах.
– Тогда перейдем к следующему пункту. Вы прибыли с Украины, я
правильно понял?
– Правильно. Из Николаева.
– С какой целью?
Я поразмышлял с полминуты. Меня не торопили.
– Трудно сказать, – честно признался я. – Видимо, без определенной
цели. Просто надоело без дела сидеть дома.
– Вас инициировали совсем недавно, так ведь?
– Так.
– Захотелось мир посмотреть?
– Наверное.
– Тогда почему Москва, а не, скажем, Багамы?
Я пожал плечами. А в самом деле – почему? Не оттого же, что у меня
до сих пор нет загранпаспорта?
– Не знаю. На Багамы летом ехать надо.
– В южном полушарии сейчас лето. И там полно мест, куда можно
съездить.
Да, действительно. Об этом я не подумал.
– Все равно не знаю, – ответил я. – Позже, может быть...
Мне показалось, что Эдгар хотел спросить еще о чем–то, но тут в
кабинет без стука вбежал Гэллемар. Глаза у него были круглые, словно у
мышонка Джерри, неожиданно узревшего в непосредственной близи своего
вечного преследователя Тома.
– Шеф! Берн, Коготь Фафнира! Его изъяли из схрона инквизиции! Вся
Европа третий час на ушах стоит!
Шагрон не выдержал – вскочил. Эдгар сдержался, но глаза у него
заблестели, и даже не погружаясь в сумрак я различил оранжевые струи,
народившиеся в его ауре. Впрочем, он быстро взял себя в руки.
– Информация открытая?
– Нет. Закрытая. Официальных заявлений инквизиция пока не делала.
– Источник?
Вервольф замялся.
– Источник неофициальный. Но надежный.
– Гэллемар, – со значением намекнул Эдгар. – Источник?
– Свой человек в Пражском информационном агентстве, – сознался
Гэллемар. – Иной. Темный. Я отловил его на приватном чате.
– Так–так–так...
Мне очень хотелось о чем–нибудь спросить, но, понятное дело, пока
оставалось только хлопать глазами и молчать, впитывая значительные, но
увы – непонятные фразы.
– А Светлые откуда знают? – недоуменно спросил Шагрон.
– Мало ли... – Эдгар смешно пошевелил бровями. – У них широкая
сеть информаторов...
– Состояние «Алеф», – отрывисто сказал Эдгар Гэллемару. – Вызывай
персонал...
Через каких–то полчаса в офисе стало людно. Понятно, что все
присутствующие были Иными. И понятно – Темными.
А я по–прежнему ничего не понимал.
Когда Антон вернулся в шестьсот двенадцатый номер, Илья сидел в
кресле и массировал виски, а Гарик нервно ходил по ковру – от окна до
дивана. Толик с Тигренком присели на диван; а в дверном проеме спальни
маячил Медведь.
– ...меня засек, между прочим, – мрачно говорил Медведь. – Не
помогло твое «облако».
– А эстонец?
– Эстонец как раз не засек. И Шагрон, понятно, тоже. А этот – почти
сразу.
– Ерунда получается, братцы. Не может же он быть сильнее эстонца? –
сказал Гарик.
– А почему, собственно, не может? – поинтересовался Илья, не
поднимая головы. – Еще пару часов назад мне казалось, что я знаю всех
четверых Темных Москвы, с которыми в одиночку не совладаю. Теперь я уже
ни в чем не уверен.
Антон привалился к холодильнику; вопрос, готовый сорваться с языка,
до поры до времени завис. Разговор вышел интереснее, чем показалось
Антону с самого начала.
Впрочем, его опередила Тигренок:
– Илья! Не желаешь ли ты объясниться? Касательно артефакта.
Илья порывисто встал. Начал:
– Если кратко, то из схрона инквизиции в Берне увели Коготь Фафнира.
Два... – он взглянул на часы. – Впрочем, уже три часа назад.
Швейцарское отделение в панике. Инквизиция мечет громы и молнии, но пока
официального коммюнике не распространяла. Подробности неизвестны,
известно только, что Коготь находится на сезонном пике силы. В Темной
фазе, понятно. Несложные выкладки показывают, что освобождение хотя бы
части силы, аккумулированной Когтем, на территории центральной России
чревато мощными выбросами, вплоть до локального прорыва инферно. Вот
такие вот дела...
– А Завулона нет в Москве... – протянул Толик со значением.
– То есть, за этим стоят Темные?
– Ну, не мы же, – Илья передернул плечами, словно внезапно озяб.
– Игнатьич в курсе?
– Конечно. Он мне и сообщил. Велел не нервничать, но работать и
работать...
Илья снова сел.
– Не знаю, что и думать, – сказал он жестко и одновременно
беспомощно. – Если честно, когда я узнал о Кольце Шааба, убившем
Светлого, я заподозрил, что Коготь уже тут. Ну незачем ставить кольцо
такой чудовищной мощи – расточительство это, сплошное ненужное
расточительство. Защитить Коготь – это я еще понял бы, а паршивые баксы
– это просто идиотизм...
– Темный не бросил бы Коготь в номере без присмотра, – вставил
Гарик.
– Ни за что. Это глупо.
– Глупо, – согласился Илья. – Но надо же было проверить.
– И что теперь делать? – мрачно спросила Тигренок. – Получается –
Андрюшка погиб, и мы даже не в силах наказать убийцу?
– Катя, – Илья сочувственно посмотрел на нее. – Как ни печально,
но это так. А на нас навалилась проблема, перед которой смерть Андрея
отступает на второй план. Аналитики с четырех утра оценивают
приблизительный баланс глобальных силовых очагов. Если Коготь
перемещается, баланс неизбежно нарушится.
– И есть результаты?
– Есть. Час назад стало понятно, что Коготь либо уже в Москве, либо
вот–вот в ней появится.
– Погоди, – снова встрял Толик. – Стало быть, рецидивы
браконьерства и немотивированной агрессивности Темных – это влияние
Когтя?
– Вероятно.
– Но ведь первый случай произошел в субботу! – удивилась Тигренок.
Илья снова помассировал виски; теперь стало заметно, что он очень
устал.
– Коготь – очень сильная вещь, Тигренок. Вероятностные нити тянутся
далеко в будущее. А Темные подвержены влиянию Черных артефактов сильнее,
чем мы. Особенно столь древних артефактов. Вот мелочь и начала
беситься...
– Если это очень сильная вещь – как же инквизиция его прошляпила?
– Не знаю, – отрезал Илья. – Меня там не было. Но твердо уверен:
все, что возможно осуществить, рано или поздно кто–нибудь осуществит.
– Наши идут, – невпопад заметил Гарик.
Действительно, приехал кто–то из хозяйственного отдела. Понятно зачем
– увезти труп Андрея Тюнникова, в недобрый час сунувшегося в перехлест
сил, до которых не успел дорасти.
– А этот Темный? – спросил наконец Антон. – Думаешь, он связан с
похитителями?
– Не обязательно, – Илья мрачно наблюдал, как Тюнникова укладывают
в черный пакет и застегивают молнию. – Возможно – отвлекает нас. Или
может и сам не сознавать, что делает. Кстати, на это больше всего и
похоже. Коготь командует им, или – тот, кто сейчас владеет Когтем. И
Темный определенно стал сильнее со времени субботней стычки в подворотне
на ВДНХ.
– Выходит, за ним нужно следить? – предположил Толик. – Если он
связан с Когтем, он неизбежно выведет нас на похитителей?
– Если связан – выведет.
– А если нет?
Илья только вздохнул.
– У нас будут еще неожиданности и ЧП. И этот Темный снова будет
маячить в пределах видимости. Непременно.
– Постой, – напрягся Гарик. – А если он предназначен Когтю?
– Вот этого я и боюсь...
Антон потряс головой. После событий полуторалетней давности ему
некоторое время казалось, что уже можно назвать себя опытным и тертым
дозорным. Сейчас же он снова ощутил себя подмастерьем среди виртуозов. И
сознавать это было очень неприятно.
Зазвонил телефон – местный, гостиничный. Слышать звонок обычного
телефона после трелей сотовиков было до странности непривычно.
– Алло? – трубку снял Толик, послушал, и повернулся к Илье. –
Тебя. Это Семен.
Илья взял трубку, поднес к уху, и сразу обвел всех цепким взглядом.
– По коням, ребята. Шеф уже в офисе.
Антон, чувствуя неясную усталость, подумал, что сейчас снова увидит
Светлану. И снова ощутит, как пропасть между ними расширяется с каждой
секундой.
Долго в ожившем офисе Дневного Дозора я не высидел. Стал задремывать
на ходу, и меня просто направили отсыпаться. Я не возражал, потому что
провел на ногах больше суток, и глаза просто слипались.
Я забылся под еле–еле доносящееся откуда–то пение Кипелова:
– Эй жители неба!
Кто на дне еще не был?..
Глава 3.
Проснулся я когда осознал – меня зовут. Зовут, словно вампиры
жертву. Еще не вполне очнувшись я встал и нашарил на стуле одежду.
Зов был сладостным и манящим, он обволакивал, ласкал, подталкивал,
ему невозможно, совершенно невозможно было сопротивляться. Он звучал то
как музыка, то как пение, то как шепот, и в любой ипостаси он был
совершенством, отражением моей собственной души.
И – как удар под коленки – толчок на следующую ступень.
Зов сразу перестал надо мной властвовать, хотя звучать не перестал. Я
уронил брюки и мелко затряс головой.
Больно–то как...
Гипнотическая патока медленно вытекала из меня. Вытекала, и
проваливалась куда–то под пол. Отработанная светлая энергия,
потускневшая сила.
Я вдруг отчетливо понял, почему жертвы вампиров подставляют шеи с
улыбкой на устах. Когда звучит Зов – они счастливы. Они всю жизнь шли к
этому сладостному мигу, и жизнь по сравнению с ним – пуста и сера, как
мир в сумраке.
Зов – это своего рода подарок. Освобождение. Только мне пока рано
освобождаться.
Не знаю уж почему, но новое мое умение на этот раз заключалось в
невосприимчивости к магическому Зову. Я его слышал, понимал, но
продолжал полностью контролировать себя. Ну, и, понятно, отгораживал
сознание от зовущего, чтобы тот не заподозрил, что жертва из сомнамбулы
превратилась в охотника.
«В охотника? – переспросил я сам себя. – Хм...»
Значит, предстоит охотиться. Что ж, интересно.
Зов продолжал звучать.
«Ну и ну, – подумал я. – Это ж резиденция Дневного Дозора. Тут же
все пропитано магией. Тут защита такая – что ой–ей–ей. И Зов
действует... действовал?»
Светлые изрядно потратились на этот трюк. И на то, чтобы скрыть его
от посторонних глаз. Их счастье, что шефа Дневного Дозора нет в Москве
– его обмануть Светлым не удалось бы никакими силами.
Тем временем я спокойно оделся, с грустью подумал, что мечта сходить
в ресторан и слопать горячей солянки, а потом чего–нибудь вроде утки в
вишневом соусе снова откладывается на неопределенный срок, поставил
пару–тройку слабеньких охранных заклятий, и вышел из номе... Ах, да, из
квартиры. Здесь это называется квартирой, так что не будем нарушать
традиций. Плоский блин «Плейера», конечно же, был пристегнут к поясу; я
сунул в уши маленькие бусины наушников и нахлобучил шапку.
«А поставлю–ка я случайный выбор, – подумал я, манипулируя сенсорами
управления. – Поиграю с судьбой.»
Сделав все, что надо, я пошел к лифтам, ожидая – что же выберет мне
судьба.
Судьба снова выбрала мне песню с альбома Кипелова и Маврина. На этот
раз – другую.
