Глава 4
Он мчался с невероятной скоростью по «суперструне» и сам был
струной. А также сгустком информации, волной, математическим символом,
пакетом смысла, измерением пространства, обладающего свойствами
намного более сложными, чем масса, инерция, энергия и другие свойства
Вселенной, в которой он родился.
Он пронизывал пространства, где время было прямо пропорционально
геометрии континуума и вектору прилагаемой силы, где время носилось по
замысловатым кривым и где совсем не было времени.
Он тонул в океане бесконечномерности и вязком болоте точки,
выбирался на просторы светлых объемов Запределья, пробивался сквозь
пресловутую пустую длительность повторение набора одинаковых
галактических скоплений и пустот, преодолевал судороги стремительного
ветвления Метавселенной, плыл сквозь вечное Молчание, описываемое
формулой: ubi nihil nihil [Где нет ничего там нет ничего (лат.).]
; нырял в бездонные ямы по ту сторону завтра, падал в горловину
стремительно разбегающейся во все стороны сразу реликтовой
«суперструны» и наконец упал в самое начало эры хаотической инфляции.
Пространство вне тонкой пленки кожи, обтягивающей объем чудом
сохранившегося «я», изменилось в три мгновенных скачка: бесконечное
количество измерений двадцать шесть измерений двенадцать три...
Свет!
Боль!
Блаженство уходящей муки невыразимости!
Мальгин очнулся.
Впечатление было такое, будто глазные яблоки повернулись на сто
восемьдесят градусов и смотрят внутрь черепа. Мальгин видел медленную
пульсацию крови в голове, хаос нервных связей, электрический бег
импульсов по нервам и наслаивавшуюся на «грубую» материю цветовую
объемную картину рождающихся мысленных образов.
Всплеск голубого свечения, укол холода в сердце, звон в голове
заработало поле сознания, общего для человекаинтрасенса и «черного
человека». Мальгин стал видеть практически во всех диапазонах спектра
и чувствовать пространство во всех его проявлениях. Огляделся.
Он лежал на гладкой черной плите внутри помещения, имевшего форму
многолучевой звезды. Следующий уровень зрения позволял оценить объект,
в недрах которого располагалось данное помещение: Мальгин невольно
цокнул языком это был не просто объект, здание, строение или гора с
пещерой, это был живой объект диаметром в семьсот семьдесят семь
километров! И парил этот живой астероид в странной кипящей жидкости,
постоянно меняющей плотность, температуру, спектр излучаемых энергий,
размеры кипящих вихрей и пузырей и прочие невыразимые словами
свойства. Космосом, каким его знал Мальгин, назвать эту «жидкость»
было нельзя, но спустя несколько мгновений пришло озарение это был
тот самый «ложный вакуум», по определению земных ученых,
соответствующий началу расширения Метавселенной, выделению ее и
обособлению внутри Большой Вселенной, и «живой» объект был первым
«газовым пузырьком» в толще «кипящей жидкости» Вселенной.
По расчетам тех же ученых, Мальгин попал к началу Большого Взрыва
в момент, отстоящий от самого начала всего лишь на исчезающе малую
величину временного интервала десять в минус сорок четвертой степени
секунды, однако процессы, формирующие законы физики данного
континуума, задавали совершенно иные параметры, как времени, так и
пространства, и действовали на органы чувств таким образом, что
Мальгин не только оценивал окружавший его мир в соответствии с темпами
здешней жизни, но и сам жил по тем же законам. До начала инфляционной
эры в истории Метавселенной оставался по земным часам всего лишь
невообразимо краткий миг десять в минус сорок шестой степени
секунды, но для тех, кто уже жил здесь и виделчувствовал окружающий
мир, время текло так же неторопливо, как оно текло для людей на Земле
в их эпоху.
Вероятно, для жителей данного континуума, родившихся почти
одновременно со своим домом вселенной, их мир выглядел иначе, не
так, как видел его Мальгин, но даже его «сверхчувств» не хватало для
того, чтобы оценить, понять и описать этот мир, плывущий то в прошлое,
то в будущее, вздрагивающий от судорог фазовых перестроек, проходящий
множество этапов, дробящийся на доменымикровселенные, готовые начать
свой путь взрывного расширения; в одном из таких доменов через
миллиарды лет должна была родиться Галактика, Солнечная система и
Земля.
«Мы выброшены в невероятность», пришла на ум строка
стихотворения Брюсова, хотя вряд ли поэт смог бы представить картину
Вселенной в Начале Начал.
Мир за стенками ежастого объекта был текуч и призрачен, он сверкал
и кипел, изменяясь ежемоментно, и единственным устойчивым образованием
казался только сам объект с машиной метро внутри, хотя изредка
Мальгину чудилось, что он схватывает какието сверхбыстрые и
сверхсложные метаморфозы форм объекта, но глаза и остальные органы
чувств продолжали видеть многолучевую звезду, заполненную изнутри
обычным земным воздухом.
Спустя еще некоторое время, в течение которого Клим осваивался со
своим положением и обстановкой, он совершил два открытия: первое
объект был зародышем самого первого или одного из самых первых Стражей
Горловины, по терминологии землян, то есть узлом связи, соединяющим
реликтовую «сверхструну» местной системы с другими метавселенными;
второе открытие он не один в помещении.
Текучий живой мрак в другом углу звездообразной пещеры собрался
вдруг в зыбкую, колеблющуюся, плывущую, как дым, и одновременно
налитую грозной мощью материально ощутимую фигуру. Странный всадник на
странном коне первое ощущение, которое оказалось единственной
доступной мозгу оценкой и осталось до конца.
Были и другие ощущения, вовсе уж невероятные, рождавшие
мучительные переживания вечной, не поддающейся познанию тайны, ужасные
и отвращающие и в то же время вызывающие восторг и ликование,
захватывающе интересные, уходящие в глубины подсознательного, но
верить им Мальгин не хотел.
Обычный человек для сравнения увиденного всегда пользуется
наработанными за жизнь стереотипами, и на месте Мальгина он увидел бы
перед собой не больше, чем хирург, а может быть, не увидел бы ничего,
но, хотя Клим повидал во время скитаний гораздо больше чудес и диковин
и имел колоссальный запас памяти «черного человека», он не смог уйти
от земных образов, понимая, что перед ним вовсе не всадник на коне,
пусть и чудовищно далекий от земных прообразов. Горечь от бессилия
постичь новую сущность была обжигающей, Мальгину дали понять, что даже
с его возможностями он не демиург. Интрасенс, маг да, но не
Господь. И следовало это обстоятельство принять за аксиому.
Кто вы? мысленно воззвал он, тщетно пытаясь разглядеть детали
одеяния «всадника» и форму «коня».
Перед глазами хирурга возникли причудливые колышущиеся полотнища
света, напоминавшие ленты северного сияния, и одновременно в ушах
раздался тягучий «шепот», вызвавший в памяти понятие «рыбий язык».
Мальгин напрягся, сосредоточился на субсенсорном восприятии,
формируя субъективное семантическое пространство, как его учили
когдато на занятиях по ксенопсихосемантике. Ситуация была заданной
чувственно, и следовало искать контакт со «всадником» на уровне
глубокой психики.
Кто вы?
Бог того, чего не может быть в принципе, всплыл в голове
четкий ответ, сопровождаемый эмоциональным эхом, главным в котором
была совершенно человеческая ирония. Климу даже послышались в ответе
знакомые нотки, присущие речи Паломника. А еще ему показалось, что
заговорил с ним не «всадник», а «конь», хотя это, наверное, могло быть
просто эффектом субъективного восприятия.
Вы Вершитель?
О нет, сказал чужой; теперь Мальгин был абсолютно уверен, что
разговаривает с ним в псидиапазоне именно «конь», в то время как
«всадник» молча рассматривает его снаружи и внутри, шевеля пласты
памяти, как страницы книги. Сам же остается непроницаемым ни для
какого вида зрения загадочная фигура, обладающая плотностью металла
и в то же время эфемерно зыбкая, нечеткая, призрачно мерцающая,
кисейновоздушная, неуловимая и неощутимая, как блик на воде или луч
лунного света.
Я Строитель, продолжало существо, играющее роль «коня»,
умудрившись подчеркнуть заглавную букву имени. Наши пути пересеклись
случайно. Кстати, из ваших коллег да и вообще из разумных существ
эпохи третичного осознания так глубоко в прошлое никто не проникал.
Примите поздравления, мастер.
Я хотел встретиться с Вершителями, признался Мальгин,
несколько разочарованный ответом.
В ушах прозвучал необидный смех.
Это очень трудно, если вообще не невозможно. Человеческий
организм не приспособлен для таких встреч ни в энергетическом, ни в
информационном аспектах. Даже мне дается это нелегко, а ведь я в
какомто смысле проекция Вершителя на данную модель Вселенной.
Мальгин помолчал, переваривая услышанное.
А ваш... «всадник»?
Он тоже проекция Вершителя, но живет иначе, чем я, и
существует одновременно в нескольких вселенных, контролируя
Строительство. Ему контактировать с вами сложнее, потому что подобный
контакт для вас чреват шоком. В какойто мере он мое второе «я»,
хотя аппараты восприятия и функции у нас разные. Мы две проекции
того, кого вы называете Вершителем, соединенные одним торсом, эдакий
кентавр.
И всетаки вы... разные?
Снова тот же открытый смех.
Даже в вашем мире проекции одного и того же предмета могут
противоречить друг другу, что же говорить о мирах, скрытых за
познавательным горизонтом, принципиально отличных от остальных,
неподвластных любой фантазии? Вряд ли ктолибо из людей, да и вообще
существ третьей волны сможет вообразить, как на самом деле выглядит
Вершитель. Не обижайтесь, это истина. Максимум, на что способен
человек в силу его познавательных способностей, это на приблизительную
оценку возможностей Вершителя. Один из ваших мыслителей сформулировал
ее так: «Ум, которому были бы известны для какогото момента все силы,
действующие между телами природы, и расположение всех тел, знал бы
все, что произойдет во Вселенной в будущем [Л. Лаплас.]".
Вы жили на Земле?
Нет, конечно.
Но так хорошо знать культуру может лишь тот, кто...
Вовсе не обязательно... Я знаю культуру Земли через вас, этого
достаточно, во всяком случае, для контакта такого уровня.
Вершители тоже знают о существовании земной цивилизации?
Они знают все.
Тогда они боги! хмыкнул Мальгин.
Бог должен быть Абсолютом, а деятельность Вершителя имеет свои
ограничения. Хотя для вашего домена Метавселенной он может играть роль
Всевышнего... если пожелает. Тихий смешок. Но не пожелает. Он
гораздо выше человеческих оценок и желаний. По сути, человечество,
исповедуя принципы удовольствия и могущества принципы поведения
маленького ребенка и подростка, так и не повзрослело, не взяло на
вооружение, за редким исключением, принцип стремления к смыслу.
Что вы хотите сказать? насторожился Мальгин.
Тон собеседника стал грустным.
К сожалению, цивилизации третьей волны, наделенные тем, что вы
называете разумом, упираются в эволюционный тупик, и человечество не
исключение.
В горле у Мальгина пересохло.
Вы хотите... что мы... человечество не выживет?!
Не только человечество, но и вообще ни одна из цивилизаций
нашего времени, соответствующего третьей волне разума.
Не верю!
И не надо. Даже потомки программных интеллектцентров типа
Орилоуха, Маата и других, вам еще не известных, не удержались от
деградации и гибели. Вы еще убедитесь в этом. Разум Большой Вселенной
бессмертен, потому что попытки Природы осознать себя вечны и
бесконечны, но первое условие бессмертия смерть, как говорил ваш
соотечественник [С. Е. Лец.]. Не пугайтесь, мастер, лично вы
переживете смерть цивилизации. Но возвращение домой будет трудным,
учтите.
Меня предупреждали, вслух сказал Мальгин, ошеломленный
страшным смыслом известия. Правда, до конца поверить в него он так и
не сумел.
Правильно, кивнул «конь», то и дело меняя очертания,
превращаясь то в слоновью тушу, то в динозавра, то в невиданную помесь
известных и неизвестных зверей. В принципе шанс уцелеть у
человечества есть, интервал мудрости его достаточно широк, но выйти за
пределы себя, пока человек остается целью в себе, почти невозможно.
Прощайте, мастер, да благоволит к вам Тиха и обходит стороной Ата
[Тиxа богиня судьбы, Ата богиня заблуждений (греч.).].
Вы говорите, что мы, люди, представители третьей волны...
Значит, была и первая, и вторая?
Первая это я и мои современники, вторая началась со
строительством Орилоуха, Маата, Сферы Дайсона и других экзотических
для вас объектов. Кстати, сеть орилоунского метро предназначалась,
строго говоря, для использования ее разумом второй волны, но ее
свойства позволяли пользоваться ею и палеоразумным и постразумным
существам.
Вы хотите сказать, что и после нас будут рождаться цивилизации?
Четвертой волны? Пятой? Сотой? Сколько же их способна генерировать
наша Метавселенная?
Вы упрощаете, но в общемто недалеки от истины... по вашим
меркам. Дело не в количестве волн жизни, а в качестве. В конце концов
предел экспансии разума сама вселенная, что очень близко к Абсолюту.
В таком случае Вершитель и есть вселенная, осознавшая себя
целиком?
Вы снова упрощаете, но пусть будет так.
Силы Мальгина, направленные на поддержание видео и псиконтакта,
кончились, он почувствовал, что вотвот потеряет сознание от
напряжения. В тот же момент и «конь» и «всадник», так и не пожелавший
участвовать в беседе, не проронивший ни слова, исчезли. Грот первого
Держателя Пути в истории Метавселенной, Пути, который начали строить
Вершители, вернее, их проекционные послы Строители, опустел.
Полчаса по своему внутреннему времени Мальгин отдыхал, снова и
снова прокручивая в памяти отрывки разговора, пока циферблат удивления
не зашкалило окончательно и встреча перестала казаться поразительной и
необыкновенной. К тому же ему начало мерещиться, что и «всадник»
говорил с ним на своем тарабарском языке, только он, Мальгин, не смог
этого услышать, понять, ощутить. Было ли так на самом деле,
разбираться не хотелось. Как сказал когдато мудрец и философ Николай
Рерих: «Неведомые нам слова, все они полны смысла». Поверим ему,
подумал Мальгин равнодушно. Желание увидеть Вершителя не
осуществилось, и этот факт не способствовал поднятию настроения, хотя
Строитель и дал понять, что для рода хомо сапиенс контакт с Вершителем
невозможен принципиально.
Впрочем, принципы эти установлены не человеком, думал Клим, и еще
никто не доказал мне, что они действуют везде и для всех. Я не могу
заставить звезды вращаться вокруг себя, зато могу найти вселенную, где
подобные деяния разрешены тамошними законами природы.
Защемило сердце: снова вспомнились слова Паломника о вселенных,
где конфликт Мальгин Купава мог быть разрешен без участия Шаламова.
Где они эти вселенные? И не будет ли их поиск просто бегством от
самого себя, бегством постыдным и унизительным? И не окажется ли его
уход из родной Вселенной предательством по отношению к тем, кто
зависит от него? К Шаламову, например, Купаве... и другим.
Но если остаться, оставить все как есть, не будет ли это самым
обыкновенным рабством? возразил внутри Мальгинвторой.
Мальгинпервый усмехнулся: таких, которые, освободившись от своего
рабства, потеряли всякую ценность, немало.
Это Заратустра, не сдавалось второе «я», а что думаешь ты сам, не
опираясь на древних и современных мыслителей?
Я хочу следовать голосу своей печали, ответил Мальгин, это
единственный путь к самому себе. Не знаю только, хватит ли у меня сил
и имею ли я на это право.
Снова Заратустра, поморщился второй Мальгин. Похоже, ты припас
крылатые фразы на все случаи жизни, но вряд ли они могут послужить
нравственной опорой бытия. Уйти в другую вселенную ты сможешь, а от
себя никогда!
Ну и заткнись в таком случае! прервал «диалог» Мальгин. Позвал
мысленно:
Хранитель.
Я весь внимание, прилетел шипящий ветерок псиответа.
Строитель назвал тебя Держателем...
Этот термин не имя соответствует истине. Я Держатель Пути,
а не Хранитель, как орилоуны. Такие, как я, живут по одному в каждой
вселенной.
Хорошо, буду называть тебя Держателем. Меня нужно отправить
обратно в свое время, понимаешь, о чем речь?
Безусловно. Я связан со всеми Держателями и Хранителями Пути во
всех временах и метавселенных вплоть до финалов их существования.
Однако смею заметить, что сеть орилоунского метро термин ваш, и он
не совсем верен, в вашем конкретном районе обитания повреждена и
невосстановима.
Значит, домой я уже не попаду?!
Я этого не говорил. Но поможет вам вернуться домой в нужный вам
момент времени только Вершитель.
Строитель сказал, что это невозможно...
Вы неправильно поняли: полный контакт биологических существ
носителей разума с Вершителями действительно неосуществим, необходима
иная энергетика, информационнообменные структуры, возможности
многоуровневого мышления и так далее, но если Вершитель заметит и
захочет помочь он это сделает и без вашего участия. Я ведь тоже в
какойто мере одна из проекций Вершителя, разве что функционально
привязанная, и всегда готов сделать все, что в моих силах.
Однако же переслать меня туда, откуда пришли Вершители, вы не
сможете?
Туда нет. Вернее, могу, но это равносильно вашей смерти.
Другое дело туда, где возможна ваша встреча с Вершителем.
Мальгин облизнул пересохшие губы, не заботясь о сохранении внешней
невозмутимости.
И где это место?
В далеком будущем, за сотни миллионов и десятки миллиардов лет
после вашего появления на свет. Но вам придется пройти пустыни горя,
боли и одиночества... Строитель предупреждал, помните? Если выдержите
вернетесь.
Мальгин закрыл глаза, сосредоточиваясь на дыхании: Строитель не
обманывал, да и не знал, наверное, что такое ложь. Видимо, ложь, как и
любое другое искажение истины, являлась исключительно достижением
человеческого гения и наравне с другими подобными «достижениями»
послужила причиной эволюционного тупика. Ктото кричал внутри
Мальгина, отчаянно и страшно, что все это чепуха, не все люди лживы, и
что раз человечество не погибло в ядерной войне, то оно выживет и
впредь, но Мальгин не стал отвечать крикуну. Он верил и не верил
сказанному, дрался сам с собой, успокаивал всех внутри себя и плакал,
и вытирал слезы, и жаждал вернуться домой до спазм в горле и холодной
боли в сердце.
Ктото посмотрел на него сверху, облетел кругом, неуловимый и
бесплотный, как тень, застыл рядом, разглядывая внимательно. Новый
гость не излучал ни одной знакомой эмоциональной волны, в том числе и
дружелюбия, и все же полностью равнодушным не был.
Мальгин вгляделся в дышащий мрак над головой и невольно
воскликнул:
Богоид?!
Над ним висело знакомое прозрачнотуманное облачко с глазами
внутри, мигающими вразнобой. Это был «миллионоглазый» орилоунский
призрак, преследующий Шаламова в системе Орилоуха, на Маате, родине
«черных людей», и на Земле.
Откуда он здесь? Прямо с Орилоуха?
Ни Орилоух, ни Маат в данный момент еще не существуют, они
появятся не скоро по вашим меркам и временным масштабам. Но богоид
термин весьма удачен не орилоун, он тоже одна из «проекций»
Вершителя, призванная контролировать объекты, созданные Вершителями.
Служба безопасности, пробормотал Мальгин.
Не совсем так. В псиголосе Держателя Пути прозвучали нотки
сожаления. Вернее, совсем не так, но я не смогу назвать вам функции
этого организма изза отсутствия нужных понятий и терминов. Извините.
Однако в памяти «черных людей» богоиды отражены как стражи
безопасности...
Для них богоиды стражи, но функционально это системы более
высокого порядка, обеспечение безопасности их побочное занятие,
составляющее очень незначительную часть объема всей работы.
Мальгин внезапно почувствовал страшную усталость.
Бог с тобой... богоид, проваливай, куда намеревался, хватит
пялить на меня глаза. Хотя я так и не понял, кто ты или что и для чего
создан.
В данный отрезок времени он согласился по моей просьбе помочь
вам выбраться в будущее. Не возражаете?
Щеки хирурга запылали.
Спасибо, выговорил он с раскаянием. Прости, дружище, я не
знал.
Вы готовы? спросил Держатель Пути, никак не прореагировав на
это.
Готов. Клим вдруг спохватился. Погоди, Держатель, покажи мне
твой космос или как он там называется, каким ты его видишь.
Протовселенная, отозвался Держатель Пути. Смотри.
Голова Мальгина как бы распухла, превратилась в огромного круглого
ежа со множеством колючекрецепторов. Каждая «колючка» соответствовала
одному органу чувств Держателя Пути, и было их много, не менее трех
сотен, и все они позволяли оценить окружающую среду во всей полноте
параметров и взаимодействий. Человек с его шестью чувствами и даже
интрасенс с десятьюдвенадцатью не могли и мечтать о подобном, а ведь
Держатель Пути был всего лишь «проекцией» одной из сторон личности
Вершителя. Что же тогда способен видеть и чувствовать Вершитель?!
мелькнула мимолетная мысль.
«Колючки» головы Мальгина вонзились в Нечто, окружавшее Держателя
Пути, и хирургу открылся мир поразительных пространственных структур,
не выразимых никакими словами земного языка! Он ощутил себя взрывом,
вселенским ураганом, бушующим сам в себе, вспышкой сверхновой звезды,
яростным сгустком огня квазара, коконом «черной дыры», сжатой
чудовищным полем тяготения, вихрем разлетавшихся «сверхструн», диким
танцем рождавшихся и умиравших неведомых частиц, готовых в будущем
распасться на не менее экзотические частицы: монополи, гравитоны,
кварки, глюоны. Он ощутил себя исполинским Деревом Миров, растущим с
небывалой скоростью...
Гдето глубоко в недрах того космоса, который звался Мальгиным,
ктото маленький и слабый ахал, изумлялся, ужасался, сжимался от
страха и ожидания страха, умолял прекратить, пытался закрыть глаза и
заткнуть уши, дрожащим голосом читал стихи и не мог вспомнить больше
одной строчки:
В одном мгновенье видеть вечность...
В одном мгновенье видеть...
В одном...
Вспомнил еще одну строку:
Огромный мир в зерне песка... [В. Брюсов.]
И снова шум в голове, мелькание вихрей, взрывы, и грохот, и гул
рождения вселенной...
Тут все в одно место скучено, пробился из шума чейто тонкий
голос, заветы прошлого, и яд настоящего, и загадки будущего [М. Е.
СалтыковЩедрин. «Вяленая вобла».].
Мозг пытался сохранить «я» человека, не дать ему раствориться в
чужом сознании, оперирующем сотнями и тысячами мыслей и чувств
одновременно, но это не могло продолжаться долго. Через мгновение
психика человека не выдержала, и Клим потерял сознание, услышав
последнюю фразу Держателя Пути:
Вы видите ветвление метавселенных...
Потом он так и не смог вспомнить все переживания и впечатления,
полученные им при подключении к сфере сознания Держателя Пути. Очнулся
от прикосновения к телу чегото холодного и приятного, как мокрое
полотенце для путника в жаркой пустыне.
Чувства лгали полотенца не было, как и пустыни, он лежал на
черной плите в утробе Держателя Пути, а неподалеку играл в
прозрачность то появлялся, то исчезал «миллионоглазый» богоид.
Чувства человека лгали и здесь: «глазастый» призрак никоим образом не
представлял собой облако с человеческими глазами, будучи сверхсложным
образованием, поддающимся описанию только математическими формулами,
причем из разделов метаматематики, неизвестной земным ученым, и жил он
во многих вселенных одновременно. «Глазастым» богоид представлялся
жалкому аппарату анализа человека, и даже интрасенсу и магу, коим стал
Мальгин, он почти не открывал других своих черт, разве что внушал
ощущение скрытой мощи и всевластия.
Чувства лгали хирургу также и в оценке формы, размеров, плотности
и температуры Держателя Пути, хватаясь за наработанные стереотипы и
железобетонный опыт поколений, и в оценке происходящих событий, в
оценке равномерного течения времени, в том числе и при анализе
собственных ощущений, сводимом к формуле: мыслю следовательно,
существую. Даже тело свое Мальгин продолжал видеть и осязать как тело
человека, хотя оно претерпело множество изменений и вряд ли сейчас
даже отдаленно напоминало человеческое. Чувства лгали для того, чтобы
он не сошел с ума, но полагаться Мальгин мог только на них, поскольку
интеллект не давал рекомендаций, безнадежно застряв на этапе
предварительной обработки информации, полученной от встреч с
Неведомым, Непонятным и Непостижимым.
Поехали, хрипло сказал Мальгин.
Держатель Пути молча швырнул его в горловину «сверхструны»,
вытянувшейся вдоль ствола Дерева Миров в бесконечность будущего.