* * *
На просторном дворе играли дети; странный пришлый человек, присев
ший отдохнуть у забора в тени старого дерева, краем глаза следил за
веселой возней. К нему уже привыкли и не обращали внимания – он сидел
неподвижно, почти сливаясь с темной ноздреватой корой, и казался таким
же древним, как этот ствол за его плечами.
А на самом деле дерево было моложе. Он помнил его голым прутиком –
а может быть, не помнил. Но мог бы помнить – если б в те далекие вре
мена был чуть наблюдательнее...
Во двор вышла женщина. Прикрикнула на расшалившихся детей; искоса
взглянула на незнакомца, и в ее темных внимательных глазах ему помере
щилось беспокойство.
...А дом уже стар. То, что осталось от дома; все эти пристройки
появились позже, они сбивают с толку и мешают вспоминать. Ступеньки из
красного кирпича...
– Господин кого–то ищет? – спросила женщина. Услыхав ее голос, он
вздрогнул.
Господину нечего здесь искать. Пусть поищет в земле; та, кого он
знал когда–то, существует теперь только в его памяти. Только в памяти
– теплая река с резвящимися рыбинами, муравьи на горячем песке и ладо
ни на горячем лбу...
Женщина во дворе нахмурила брови:
– Господин... Может быть, принести воды?
Он покачал головой:
– Нет... Спасибо. Я сейчас уйду – только отдохну вот...
Она кивнула и скрылась в доме – а ведь он «отдыхает» уже не один
час, она не могла не заметить... Впрочем, все равно. До вечера есть
время, и можно спокойно прислониться к стволу, прикрыть глаза и хоро
шенько повспоминать...
И слушать голоса ее правнуков. Той единственной женщины, кото
рая...
Сухой смешок внутри головы. И сразу же – тяжелый взгляд.
(Ты мог бы обладать ею. Ты дурак, ты сам так выбрал)
Старик решил не отвечать – ребятишки увидят, что он разговаривает
сам с собой, и испугаются.
(Теперь ты видишь, что кругом проиграл. Ну как, дать тебе послед
нюю попытку? Откроешь мне дверь? Впустишь?)
– Чего ради? – спросил он шепотом. – Что ты можешь мне предложить?
Мне уже ничего не нужно...
Смешок.
(Ах да. Ты сам себе господин... Тебе не нужно – и ты не нужен, Ру
ал. Новый Привратник скоро встанет у двери)
Долговязая девчонка гонялась по двору за своим братом – тот отоб
рал у нее... что–то отобрал. Наверное, ленту.
– Как же так? – спросил он, едва шевеля губами. – Тебе ведь нужен
маг, лишенный могущества? Маг и не маг? Я?
Тот, кто смотрел на него из бездны, хохотнул.
(Ты не нужен)
– Зачем же ты говоришь со мной? – удивился Руал.
Девчонка наконец настигла обидчика и повалила его на землю, пыта
ясь выдернуть из кулака ярко–зеленый атласный лоскуток.
(Мне больше не с кем)
– Так молчи!
(Но мне есть что сказать)
– Но почему – мне?
Пухлый пацаненок, наблюдающий за свалкой, задумчиво подобрал валя
ющуюся в траве падалицу. Вытер о полу, задумчиво укусил, скорчил кис
лую гримасу; запустил яблоком в дерущихся, норовя попасть в брата.
(Ты – мой родич, Руал. Я ненавижу тебя – но ты один меня слышишь.
Все, что есть у тебя сегодня – мой подарок)
– У меня ничего нет, – Руал пожал плечами.
(Твоя долгая жизнь. Твоя сила. Все это – я. Ты несешь меня, ты
отягощен мною, как самый светлый день бывает отягощен предстоящей
ночью)
Ему вдруг сделалось холодно. От сырой земли потянуло гнилым, про
мозглым ветерком.
– То, что ты несешь этому миру, – спросил он медленно, – это –
ночь?
(Ночь – сейчас)
Руал передернулся от чужого страстного напора, проникшего в его
сознание вместе с этими словами.
(Ночь – сейчас. Будет день. Ты глуп. Ты боишься... Кто боится тем
ноты, тот никогда не поймет света. Что выиграли живущие от того, что
ты не впустил меня? Что отказал мне и обманул мои надежды? Что выиграл
ты сам? Эта твоя жизнь... Ты муравей, ползущий по яблоку. Я познаю
вечность, думает букашка. Яблоко круглое... бесконечный путь. Ты бес
конечно ничтожен и бесконечно велик, потому что несешь частицу меня)
– Ты нескромен, Пришедший Извне.
Смешок.
(Мы скоро увидимся, Руал. Увидимся воочию)
Его снова передернуло. И тело его, и разум помнили пережитый ког
да–то ужас.
(Не бойся. Просто будь готов)
Девчонка наконец–то отвоевала свою ленточку; давешние противники
теперь мирно договаривались о правилах метания костяной биты. Пухлый
мальчишка начертил в пыли кривую линию; совсем маленьких пацаненок со
сал палец, наблюдая, как сестра его втыкает в землю длинные тонкие
щепки.
Руал пересилил себя. Поинтересовался с усмешкой:
– А что же твой Привратник?
(Да. Да. Он скоро созреет. От него отвернулись, его предали, его
прокляли... Как когда–то тебя)
– Ты ищешь отторгнутых, – пробормотал он раздумчиво. – Тебе нужны
озлобленные...
(Не озлобленные. Свободные)
– Я ведь хотел еще и мстить.
(Это тоже)
– Не понимаю, – теперь он расслабился, закинув ногу на ногу, – В
мире полно сволочей, готовых впустить тебя и без весомой на то причи
ны... И задаром, просто от скуки. А?
(Ты думаешь, это всякому под силу?)
Руал усмехнулся, оценив чужое возмущение:
– А разве нет?
(Ты не смог)
Дети по очереди швыряли костью в частокол из щепок – пухлый маль
чишка был точнее и удачливее всех, брат его все время заступал за ли
нию, а девчонка всякий раз шумно уличала его. Маленький пацаненок за
думчиво слюнявил пятерню.
– А он, – шепотом спросил Руал, – этот новый Привратник... Он смо
жет?
Будто ветер прошел по верхушкам деревьев; в траве застучали упав
шие яблоки, и дети прервали игру ради свалившегося на них лакомства.
(Он сильнее тебя. И сила его еще возрастет многократно, и станет
сравнима с моей... Он наследник Фагирры и Луаяна. Он Прорицатель по
праву. Он наказан без вины, предан и проклят. Он свободен и зол... Он
станет мною, и силы наши сольются)
На пороге дома показалась темноглазая женщина; мельком глянула на
сидящего под деревом старика, утерла слюни младшему мальчишке, позвала
остальных обедать. Долговязая девчонка заупрямилась и получила несиль
ный, но решительный и звонкий шлепок.
– И что тогда? – медленно спросил Руал.
(Тебе–то что? Твои воспоминания останутся с тобой, а больше у тебя
ничего нет)
– А вот они? – спросил он снова, глядя в закрывающуюся за детьми
дверь.
(Ты не понимаешь. Перед тобой прекрасный храм – а ты считаешь мок
риц под ногами. Потому ты глуп, потому ты не сумел)
– Ты – прекрасный храм?
(Я зодчий. И я же – строитель)
– А он? Привратник?
(Он станет мною)
– А я?
(А тебе нравится быть наблюдателем. Ты привык)
Женщина вышла снова. Звякнула ведром у колодца; с грохотом откину
ла крышку, пустила разматываться ворот – все это не сводя с Руала нас
тороженного и не очень приветливого взгляда.
(Все изменится, Руал. Только ты останешься прежним. По старой па
мяти... Хоть вряд ли это тебя обрадует. Тяжело быть прежним в мире,
который меняется)
– Меняется – в угоду тебе?
Кажется, он спросил слишком громко; женщина услышала его голос
сквозь натужный скрип ворота, услышала и вздрогнула.
Смешок.
(Мир ДОЛЖЕН измениться. Потому что он НЕСОВЕРШЕНЕН. Ты дурак, Ру
ал, но не на столько, чтобы отрицать это)
– Ты – совершенство?
(Совершенства не бывает)
– Так зачем же...
(Мир закоснел. Пусть меняется – в переменах жизнь. Хуже не будет –
и так достаточно плохо. Особенно Луару, нашему Привратнику. Ему хуже
всех)
Женщина наклонилась, подхватила за дужку показавшееся из колодца
полное ведро – и в этот момент мучительно напомнила Руалу ту, другую,
которая приходилась ей бабкой. Даже взгляд – серьезный и насторожен
ный...
– Ящерица, – сказал он шепотом.
(Ты много потерял, Руал)
По верховьям деревьев снова прошелся резкий, неожиданный ветер.
Руал почувствовал, как бегут по коже ледяные мурашки.
– Да, – сказал он чуть слышно. – И это не последняя потеря.
