* * *
Бродячий театр не иголка, в городе ему не потеряться. На площади
перед рынком играют южане и только южане кто, стало быть, поставил
подмостки посреди торгового квартала?
А о том, что на просторном дворе гостиницы «Соломенный щит» играют
лицедеи, твердили все зеваки на три квартала окрест; за полквартала я
услышала жалобы прекрасной Розы, грустящей о безвременно погибшем Олла
ле.
Вокруг повозок стояла толпа; зрители переминались с ноги на ногу,
поплевывали семечки, ктото уходил равнодушно, ктото подходил, любо
пытствуя а Флобастер в красной накидке палача уже показывал толпе от
рубленную голову Бариана...
Я замедлила шаг. Нечто в груди моей странно и болезненно сжалось,
и только теперь я поняла с удивлением, до чего он мне дорог, этот выду
манный мир на деревянном помосте, этот неуклюжий и смешной мирок, в ко
тором я жила, как орех в скорлупе, до самой встречи с Луаром...
И я ужаснулась, осознав, как далеко пребывала все эти несколько
дней. Так долго. Почти неделю без спектаклей любая рыба, извлеченная
из воды, уже сдохла бы. А я вот стою, проталкиваю комок обратно в горло
и ловлю в прорезях красной маски глаза Флобастера...
Никто не сказал мне ни слова будто так и надо.
Молча забравшись в свою повозку, я переоделась, напялив накладной
бюст, и вовсю нарумянила щеки. Флобастер, следивший за мной глазами на
затылке, дал Мухе знак тот объявил «Фарс о рогатом муже».
У меня стало легче на душе. Почти совсем легко будто все
попрежнему, нет на свете никакого ЛуарасынаФагирры и никогда не было
ледяной ночи под ледяными взглядами...
Пристанищем труппе служил теперь «Соломенный щит». Пересчитав
заработанные деньги, Флобастер довольно крякнул.
Я долго колебалась нужно было подойти к нему и сообщить, что я
снова ухожу, что меня не будет до утра, и то же завтра, и послезавт
ра... Уходить легко под горячую руку, в ссоре; сейчас же, когда все
вроде бы уладилось, когда все доброжелательны и великодушны, подобный
шаг следует десять раз просчитать. Может быть, сегодня и вовсе не стоит
уходить...
Разумная мысль, вот только я не могла подарить судьбе ни ночи. Ни
часа. Ни секунды. Он уедет а ведь он твердо решил уехать! и тогда у
меня останется сколько угодно времени, чтобы плакать и вспоминать...
Мои колебания разрешились легко и просто. Флобастер подошел ко мне
первый и позвал поужинать в соседнем трактире.
Внутри меня сделалось холодно слишком не вязался этот ужин со
всей историей наших отношений. Я предпочла бы, чтобы он походя крутанул
меня за ухо и пригрозил кнутом; однако делать было нечего, и я покорно
кивнула.
Вечерело; размокшая за день мостовая подернулась коркой опасного
ледка, и я не посмела отвергнуть предложенную руку. Локоть Флобастера
в плотном рукаве казался вдвое мощнее Луарового; счастливо избежав па
дения, мы добрались до ближайшего пристойного кабачка и в молчании усе
лись за свободный столик.
Нижняя губа Флобастера топорщилась, как крахмальная бельевая
складка это означало, что он решителен и внутренне собран. Я попыта
лась припомнить, когда в последний раз мы сидели с ним вот так, нос к
носу и не припомнила.
Служанка принесла горячее мясо в горшочках и баклажку кислого ви
на; Флобастер кивнул мне и с урчаньем принялся за трапезу. Мне на се
кунду захотелось поверить, что вот мы поедим, вытрем губы и так же мол
ча вернемся обратно; конечно, это была глупая мысль. Флобастер никогда
не отступает перед задуманным а сегодня он задумал нечто большее, не
жели просто сожрать свою порцию в моем почтительном присутствии.
И, конечно, я не ошиблась.
Он обождал, пока я закончу обгладывать доставшееся мне ребрышко
(дело делом, а есть мне хотелось ужасно). Помолчал еще, хлебнул вина.
Сморщился. Я терпеливо молчала.
Наконец, он сдвинул брови и еще дальше выпятил нижнюю губу:
Ты... Ведь не дура, Танталь.
Я молча согласилась.
Начало не понравилось ему самому. Он снова поморщился, как от кис
лого:
Поэтому... я удивился. Что тебе в этом родовитом щенке?
Я поперхнулась вином.
Своей огромной пятерней он поймал мою беззащитную руку и крепко
прижал к столу:
Ты ведь не дура... была до сих пор. Ты ведь тогда, помнишь, кля
лась мне по малолетству, что и замуж не выйдешь, и ерунды всякой не бу
дет... Ну я, положим, уже тогда понимал, что клятвы забудутся, как вре
мя придет... Ладно, Танталь. Можешь не верить, но я бы тебя с чистой
душой отпустил бы... Если б видел, что... понимаешь. Что это почелове
чески... он перевел дух. Наклонился ближе, прожигая меня маленькими
пристальными глазами:
Вот только то, что сейчас... Дурь это, Танталь. Глупость.
Угар... Не путайся с ним. Не знаю, почему но только ничего, кроме го
ря... этот парень... ты нужна мне в труппе!! он вдруг разъярился, мо
жет быть, от того, что не находил подходящих слов. Выпустил мою руку;
сурово вперился исподлобья: Ты нужна...
Залпом осушил свой стакан. С грохотом поставил его на стол. Отвер
нулся.
Я молча смотрела, как сползают по стенкам опустевшего стакана оди
нокие кислые капельки.
С Флобастером трудно. У него собачий нюх. Вот только объяснить ни
чего мне, наверное, не удастся; почуялто он мгновенно, но вот понимает
посвоему.
А я буду в труппе, сказала я без выражения. Не собираюсь...
Никуда...
Он снова подался вперед:
Послушай... Будешьне будешь... Без тебя не пропадем. Ты про
падешь.
Я не выдержала и фыркнула. Не то чтобы презрительно но он тут же
налился кровью:
Соплячка... Ты... Да помнишь...
Он собирался меня попрекнуть. Хотел напомнить, из какой дыры меня
вытащил и что впоследствии для меня сделал. Я всем ему обязана, и это
правда, тут не поспоришь, тут нечего возразить. Он хотел пристыдить ме
ня, ткнуть носом, размазать по столу но осекся. Замолчал; налил себе
еще вина и снова залпом выпил.
Уж лучше бы он стыдил и попрекал. Это его благородство лишило меня
сил сопротивляться.
Я люблю его, пропищала я чуть слышно.
Он возвел глаза к небу, вернее, к потолку. Для него «любовь» была
всего лишь сюжетом трагедии... да и фарса тоже. И я его понимала, пото
му что всю сознательную жизнь преспокойно прожила с таким же точно
убеждением.
Ты же не дура, сказал он на этот раз почти нежно.
Я люблю его, повторила я упрямо.
В глубине его глаз вспыхнули белые злые огонечки.
А ведь он ревнует, подумала я с удивлением. Он предъявляет на меня
права тот, кто всегда был для меня единственным мужчиной, облаченным
властью. Он не злоупотреблял ею но он ею обладал, он и мною обладал
хозяин... Он же отец. Он же и любовник. Естьтаки основания для ревнос
ти.
Он понял ход моих мыслей. Беззвучно ругнулся; отвернулся к стене:
Ты... Зря. Я хочу, как лучше.
И что мне делать? спросила я устало.
Неделать, он вздохнул. Не ходи к нему. Хватит.
Не могу, сказала я виновато. И тут же подскочила он грохнул
кулаком по столу:
Дура! Таки дура, как все...
Я втянула голову в плечи:
Он... скоро уедет. Я...
Как знаешь, бросил он сухо. Встал и вышел, расплатившись по
дороге со служанкой.
Я проводила его взглядом. Широкая дверь закрылась за широкой спи
ной, и смотреть оказалось не на кого но я все смотрела, пока сзади не
кашлянули деликатно:
Любезная Танталь...
Я обернулась. Рядом стоял длинный, как зимняя ночь, черноволосый,
с сизым подбородком Хаар так его звали, заправилу в труппе конкурен
товюжан.
От неожиданности я лишилась дара речи. Хаар смотрел неотрывно, как
змея; служанка споро приняла со стола пустую посуду. Предводитель южан
присел, изящно забросив ногу на ногу.
Он был не стар пожалуй, даже молод; изпод ворота куртки проби
вались щегольские кружева рубашки, а на пальце посверкивало сдвоенное
золотое кольцо у них, на юге, это символ богатства.
Поссорились? ласково спросил Хаар. Его большой рот, натянутый,
как веревка, чутьчуть приподнял чувственные уголки. С чего бы это?
Он даже не считал нужным соврать чтонибудь, дабы объяснить свою
нескромность; мне захотелось тут же и ляпнуть ему промеж глаз: тебето
какое дело? Следил?
Сколько он тебе платит, любезная? длинный Хаар явно предпочи
тал короткие разговоры. Маленькая бедная труппа не лучшее место для
расцветающего таланта, верно? Это все равно, что юный цветок засушить в
склянке с песком... А кругом ведь полно плодородной почвы.
Какие пышные цветистые обороты, подумала я и твердо решила сорвать
на Хааре накопившуюся злость.
Будто прочитав мои мысли, он примирительно кивнул:
Впрочем... Не сочти за обиду. Мне нету дела до ваших расчет
ов... Знай только, что я не глядя наброшу пяток монет серебром. Стоит
лишь тебе захотеть. Ну, не захочешь дело твое...
И, разом отбросив сдержанность, он вдруг белозубо усмехнулся:
Где меня искать, ты помнишь, наверное?
Он ушел, изящно поклонившись; я тупо смотрела в закрывшуюся дверь,
сбитая с толку, злая, растерянная и польщенная тем не менее. Важный
человек Хаар. Важный и знаменитый. Снизошелтаки. Приятно.