* * *
Тяжелее всего казалось то, что она не могла вспомнить. Защищаясь
от безумия, рассудок ее сделал все, чтобы уничтожить память о тех днях
– иначе она не могла бы жить и не могла бы дать жизнь проклятому сы
ну...
Сидя перед горящей свечой, она с утра до вечера сматывала нитки –
бесконечные клубки шерсти, чудом сохранившиеся на дне старого сундука.
Она сматывала их с клубка на клубок, как сумасшедшая паучиха; она гля
дела в пламя свечи и пыталась вспомнить.
Лучше всего помнилась жаровня. Странное чувство отстраненности –
это не она, страшное происходит не с ней, она лишь наблюдатель... Она,
кажется, так и не смогла поверить до конца во весь этот ужас – даже
когда жгли тело раскаленными щипцами, когда...
Провал в памяти. Спасительный провал.
Спрашивали ее о чем–нибудь? Скорее всего, нет. Ни о чем не спраши
вали, просто ждали признания... Признания в какой–то немыслимой вине, и
она всякий раз признавалась – но палачи не унимались, будто желали че
го–то еще. Провал в памяти...
Клубок вывалился из онемевших пальцев и мягко, беззвучно побежал
по ковру.
