*** *** ***
На юге были пески и туркменская граница. На севере – рукав мутной
Амударьи. На западе – Хива. На востоке – Хазарасп.
Золотых отнял от глаз местного выроста бинокль (дающий, к слову говоря,
весьма приличную картинку) и невольно окинул взглядом еще пару дней назад
совершенно девственный клочок каракумской пустыни.
Его было не узнать. Там и сям возвышались над песками буро–рыжие
маскировочные тенты. Под наспех сооруженными грибами прятались от солнца
незадействованные в данную минуту селектоиды. Чуть поодаль выпадала из
череды барханов ровная посадочная площадка с десятком махолетов по краешку.
При необходимости сюда мог сесть и небольшой самолет–транспортник. Врытые в
песок мачты поддерживали полуметровые чаши антенн–излучателей стратосферной
связи.
«А ведь еще день–два, – подумал Золотых, – и нечто подобное будет
наблюдаться по всему периметру туркменской границы.»
Генералу Золотых очень хотелось в это верить.
– Господин генерал! – обратился к Золотых новичок–связист. – Борт с
русскими на подлете. С русскими и балтийцами, борт наш, сибирский. Их под
Алзамаем подобрали.
– Пусть садятся, – сказал Золотых и потер раскрасневшиеся от бессонницы
глаза.
«Что за жизнь, – подумал он с легким раздражением. – Не было дел, не
спал в ожидании новостей. Навалились новости – не сплю, потому что некогда.
Только в любом случае – один черт не сплю. Как же жить дальше–то?»
Не хватало еще закемарить прямо здесь, на пороге импровизированного
штаба.
Минут через пять послышался нарастающий гул самолета – Золотых всегда
удивляло: чему там гудеть? Не механизм ведь, не железка. Селектоид,
квазиживой организм. Все равно гудит. От скорости, что ли? Трение о воздух,
то–се...
Как ни странно, но Золотых действительно не знал почему гудят самолеты.
Наземные экипажи – те передвигаются почти бесшумно. Если здоровы и вдоволь
накормлены, естественно.
Вскоре в небе без всякого бинокля можно было разглядеть темную точку
приближающегося борта. Он дотянул до условного посадочного коридора, сделал
контрольный круг над полосой, зарулил на посадку и начал снижаться.
Золотых вдруг осознал, что последние дни ему очень не хватало
присутствия Вениамина Коршуновича, коллеги–россиянина. Работать рядом с ним
было удивительно легко и комфортно, даже несмотря на то, что каждый работал
на свою страну, а следовательно – кое–что придерживал в секрете. В рукаве.
Но даже в условиях подобной неполной откровенности Золотых мог со спокойным
сердцем взвалить некоторую часть дел на Коршуновича и его группу. Балтийцам,
европейцам – этим Золотых не доверял. Не говоря уж о сотрудниках туранских
или японокитайских служб. А россиянам – легко. Может быть потому, что
сибиряки – те же русские? Потому, что Россия и Сибирь разделены весьма
условной границей? Несмотря на некоторое охлаждение отношений при Самойлове,
бывшем президенте России, обе страны очень быстро вернулись к безвизовому
режиму и практически открытой границе. Чуть ли не у каждого сибиряка есть
родственники в России, а у русского – в Сибири. Слишком уж велика территория
для одной страны – наверное поэтому Сибирь в свое время и отделилась от
России. Как известно, чем дальше от столицы – тем больше беспорядка, тем
обильнее коррупция и взяточничество среди чиновников. Вот и пришлось
провести по Уралу границу, и объявить второй столицей Красноярск. И однажды
утром около ста миллионов вчерашних россиян вдруг обнаружили, что отныне они
граждане Сибири...
Самолет сел. Генерал Золотых очнулся от раздумий, снял с шеи ремешок
бинокля, пристроил уже успевший задремать селектоид на раскладном столе и
направился к летному полю.
Коршуновича он хотел встретить лично.
