*** *** ***
– Среди бела дня, – зловеще прошептал Золотых. – В контору. Входит
посторонний. Проникает к арестованным. Убивает их. И без помех уходит!
Поверить не могу.
Чеботарев мрачно взглянул на оцепеневшего на топчанчике
Шарадникова. Зеленоликий охранник в нахлобученной на самые глаза
фуражке скорбно торчал в предбанничке. Охраннику было явно нехорошо.
– Игломет, – сообщил изнутри Шелухин. – Скорее всего, какая–то
разновидность кураре. Смерть в течение полусекунды после контакта.
– Бережинскому башку отвертят, – мрачно предположил Чеботарев.
Бережинскому, местному начальнику филиала, действительно
завидовать не приходилось. Впрочем, акция все равно оставалась
беспрецедентной. В управу служб безопасности еще никому не приходило в
голову вламываться.
– Русские, ручаюсь, уже знают, – вздохнул Золотых. – Позор на весь
мир. Пошли, Степа...
Шелухин, отодвинув дверь, вышел из камеры с мертвецом и направился
следом за начальством.
В холле перед лифтами столкнулись с Бардтиновым и Нестеренко.
– Господин полковник, – обратился Нестеренко. – Нашли вашего
ординарца.
И указал на угол холла. Бардтинов предупредительно откинул штору –
в пыли и мусоре валялся Олежка. Глаза у него были закачены.
– Мертв?
– Парализован. Тот же контактник, каким обезвредили вахтера и
дежурного у одиночек, только доза, по–моему, побольше.
– Значит, трое... Еще кто–нибудь его видел?
– Архивариус видел. Даже говорил с ним.
– Говорил? – удивился Золотых. – О чем?
– Архивариус решил, что он из нашей группы, о чем и спросил.
Пришлый вежливо ушел от ответа, и они разошлись.
– Вызови архивариуса... Это такой худой и мелкий?
– Да. Борис Стахович, такса. Он уже в кабинете.
– Значит, трое плюс один канцеляр. Профи высшего класса...
Словесный портрет составили?
– Со слов дежурного у одиночек – уже да; с вахтером сейчас
беседуют. Таксу теребят на предмет фоторобота, он дольше всех видел
этого профи. Правда, в основном со спины. Ординарца вашего, понятно,
еще не допрашивали.
– Так пусть его приведут в себя и допросят, черт побери!
– Выполняется, господин полковник. Врач заканчивает с вахтером и
спешит сюда.
Золотых фыркнул. Спешит! Хрен ли теперь спешить? Ловкач, убивший
Шарадниковых, уже далеко.
– Все трое сказали, что он был лысый. Абсолютно, даже уши. Немного
похож на пинчера, но не чистого. В нашей картотеке нет никого
похожего.
На лифте Золотых и Чеботарев поднялись в кабинет. Шелухин остался
дожидаться доктора; Олежку пока вынули из угла и заботливо уложили на
ковер перед окном.
В кабинете уже расположилась троица русских вээровцев –
Коршунович, Лутченко и Баграт. Золотых ревниво зыркнул на них, но
совершенно не уловил на их лицах злорадства, и от этого рассердился
еще сильнее.
Хотя, правильно: чего русским злорадствовать? Только забот лишних
добавилось.
– Ну? – спросил Коршунович. – Выкладывай, Семеныч. Чего накопали?
Золотых усилием воли подавил злость. Надо сотрудничать. Таков
приказ, да и здравый смысл подсказывает, что надо. Загнать мучительный
стыд поглубже, проанализировать случившееся, и обратить все что можно
на пользу.
– Да чего тут рассказывать... Такой наглости не ожидал никто, этим
он и воспользовался. Вошел с парадного входа, сунул вахтеру
удостоверение... в закрытом виде. Потом сделал вид, что собирается его
раскрыть, и выстрелил в вахтера. У лифтов в это время торчал мой
ординарец; каким–то образом гость парализовал и ординарца; после чего
поднялся на лифте. Затащил ординарца за штору в холле, и, видимо,
сразу же направился в нужное крыло, из чего легко заключить: о
местоположении арестованных ему было известно загодя. В коридоре
столкнулся с местным архивариусом, перебросился парой фраз. Архивариус
ничего не заподозрил, решил, что он из нашей группы, и пошел своей
дорогой; этот без промедлений направился к одиночкам. Дежурный тоже
принял его за одного из нас, что, в общем–то, вполне естественно.
Откуда в здании управы посторонние? Проник внутрь, пропущенный тем же
дежурным, и практически сразу постучался назад, дескать, забыл что–то.
Моментально выключил дежурного. И все, больше его никто не видел.
Вероятно, быстренько покинул здание, и тю–тю... Минут десять у него на
все ушло, не больше.
– М–да... – протянул Коршунович. – Матерая работа. А мотивы
каковы, как думаешь?
– Шарадниковых заткнуть, – пожал плечами Золотых. Злость его
мало–помалу испарялась. Коршунович подошел к делу очень корректно и
профессионально. Золотых и сам к этому стремился. – Какие еще могут
быть мотивы, сам подумай?
– А если это волки? – вмешался Чеботарев. – Очень ведь
бесцеремонная работа. Прям, как на Пожарке ночью...
– Вряд ли, – усомнился Коршунович, задумчиво качая головой. –
Волки в Берлине клали всех без разбору – намеченных жертв, свидетелей,
людей из полиции, если те успевали вмешаться. А тут очень чистая
работа. Убиты только Шарадниковы, остальные просто временно выключены
из событий. Образцовый «фитиль».
– Твоя правда, – кивнул Золотых. – Не волчья это работа, нутром
чую...
– Погодите, – вставил вдруг Чеботарев. – Говорят, этот фрукт был
лысый?
Золотых уставился на него.
– Лысый. А что?
Чеботарев возбужденно, потер щеки.
– Дьявольщина! Подвал на Пожарке! Куда мы ночью ездили!
– А что – подвал? – не понял Золотых.
Чеботарев изо всех сил пытался казаться спокойным.
– Шелухин там все досмотрел как следует... с помощью экспертов,
разумеется. Это только на первый взгляд там подобрали все до крупинок,
как я докладывал. А на деле мы нашли несколько волосков у зеркала.
Свежесрезанных. И еще – на самом зеркале, на умывальнике, в стоке... В
общем, вечером тот, кто в этом подвальчике обитал, с большой долей
вероятности подстригся, а затем наголо выбрил голову.
Золотых задумался.
– А потом, выходит, инсценировал собственное похищение, так что
ли? – спросил он с сомнением.
– А почему нет? – Чеботарев все более увлекался собственной
версией.
– Не пойдет, – хмуро сказал Нестеренко. – В подвальчике обретался
афган, а в управу ходил пинчерообразный аморф.
Азартный огонь в глазах Чеботарева сразу потух. Но он еще пробовал
сопротивляться:
– Не чистый ведь афган... Мешаный...
– Афгана с пинчером не спутаешь, – вздохнул Нестеренко. – Даже
мешаного афгана с мешаным пинчером. Даже если обоих обрить налысо.
– М–да, – протянул Коршунович. – А гипотеза интересная.
Скажите–ка, други, а не было ли в первом круге потенциальных
поднадзорных изначально лысых?
– Нет, – не задумываясь ответил Золотых.
– А пинчеров?
– Михеич этим занимается, – подсказал Чеботарев. – С
таксой–архивариусом работает. Может, и найдут кого похожего.
– А может, и не найдут, – Золотых болезненно поморщился. – Даже
наверняка не найдут.
В дверь постучали; спустя секунду вошел Герасим, доселе шаставший
по окрестным улицам.
– Ну? – повернулся к нему Золотых.
– Просто поразительно, – ответил тот. – Никто ничего не видел.
Приблизительно во время визита в управу с поперечной улицы отъехал
экипаж. Ни породы, ни номера, ни даже цвета установить не получилось.
И еще вот, – Герасим выудил из внутреннего кармана пластиковый пакет,
обернул носовым платочком руку и показал всем присутствующим
портативный широкодиапазонный оптический усилитель. – Оставлен на
чердаке дома напротив. Сыт, полностью готов к действию. Никаких
отпечатков или сопутствующих следов. Того, кто его оставил, не видела
ни единая живая душа.
– Блин, – выругался Чеботарев. – Можно подумать, что здесь
пустыня, а не город!
Коршунович, взявший из рук Герасима бинокль вместе с платочком,
покосился на него.
– Пустыня, говоришь? – переспросил он непонятно зачем.
Чеботарев осекся и вопросительно воззрился на него.
– Э–э–э... В каком смысле?
– А вот погляди, – сказал Коршунович и показал ему маленькое
клеймо на панцире бинокля.
Чеботарев, шевеля губами, прочел:
– «Питомник оптических селектоидов. Ашгабат, Туркменистан.»
– И впрямь, пустыня, – крякнул россиянин Лутченко.
– Да бросьте вы, – брюзгливо сказал Золотых. – Мало ли где его
вырастили? И мало ли кто им пользовался...
Повисло недолгое молчание, прерванное стуком в дверь.
– Да! – раздраженно бросил в сторону входа полковник.
Вошел взъерошенный Больных. Вид у него был слегка очумелый.
– Е–мое! Еле прошел в контору! Корочки шесть раз показывать
пришлось, и два папиллятора проходить.
– Спохватились, – буркнул Чеботарев угрюмо. – Кой дурень теперь
сюда полезет? Впрочем, чего еще ожидать... Как у тебя, Саша?
Золотых вмешался:
– По полной доложись... Тут коллеги.
Больных кивнул:
– Есть, господин полковник...
Золотых поморщился, но смолчал.
– Я прослеживал вероятные пути проникновения Шарадниковых в
Алзамай. Поскольку у них самих это выяснить не удалось и, подозреваю,
уже не удастся, шансы на успех были весьма невысокими. Но, – Больных
горделиво выпрямился, – тем не менее...
Он помахал в воздухе несколькими бумажками.
– Это корешки ральсодорожных билетов; рейс... – Больных заглянул в
билеты, – сто десять–бис, Ашгабат–Караганды–Краснояр...
– Ашгабат? – не выдержал Лутченко. – Черт побери!
– А что такое? – насторожился Больных.
– Продолжай, Саша, – командным голосом велел Чеботарев. – После.
Больных вновь набрал в грудь воздуха и, теперь уже шаря взглядом
по лицам слушателей, возобновил рассказ:
– ...Ашгабат–Караганды–Красноярск–Хабаровск, так называемый
«Азиатский экспресс». Шарадниковы сели на него в Ашгабате, вышли в
Красноярске примерно за сутки до момента, когда в базе гостиницы
«Привокзальная» была подправлена дата их заселения. Но это еще не все,
– Больных покачал перед носом указательным пальцем и выудил из
тощенькой пачки бумажек еще одну.
– А это билет на имя Давора Мрмича, более известного нашему
ведомству под псевдонимом «Испанец». Тому самому, которого убили в
тупике за вокзалами. Билет на тот же экспресс, которым приехали
Шарадниковы. В тот же вагон. И даже в одно и то же купе. Только в
Красноярске эта троица разделилась и до Алзамая добиралась уже
порознь. Шарадниковы – парой, Испанец – самостоятельно.
– И сел Испанец, конечно же, в Ашгабате? – скорее уточнил, чем
спросил Чеботарев.
– Разумеется, Степа. Разумеется, в Ашгабате.
Золотых с сомнением покачал головой:
– Испанец в одной команде с этими олухами? Поверить не могу.
– Но убрали–то их по сути дела скопом, а это что–то да значит, –
задумчиво протянул Коршунович и хлопнул себя по коленям: – Черт! Ваша
система регистрации ральсодорожных билетов позволяет раскапывать
многие вещи!
– А это потому, Вениамин Палыч, – с неким намеком на благодушие в
голосе пояснил полковник Золотых, – что в Сибири регистрацию билетов
не считают посягательством на свободу передвижений. Больных,
продолжай!
Тот выудил из пачки очередную бумагу:
– Я взял на себя смелость и изрядно покопался в банках
ральсодорожной службы и таможни. Вот это список отслеженных
пассажиров, транзитом или директом прибывших из Ашгабата в Алзамай в
интересующий нас период. Всеми видами транспорта. Семьдесят шесть
человек. Конечно, это не все. Думаю, процентов шестьдесят–семьдесят от
реального числа. Из них в городе по–прежнему находятся четырнадцать;
пятьдесят девять убыли. Трое мертвы.
– Группа из Иркутска прибыла уже? – Золотых привычно взглянул
вправо, но ординарца на положенном месте не оказалось. Золотых
чертыхнулся.
– Прибыла, – ответил Чеботарев, сделав вид, что ничего не заметил.
– Мне кадровик сказал.
– Надо их подключать, – буркнул Золотых. – Вот пусть они этим
списком и займутся... И еще: скажи кадровику, чтоб вместо Олежки
прислали кого–нибудь толкового!
Чеботарев немедленно взялся за мобильник; полковник вопросительно
поглядел на Больных.
– Все у тебя?
– Так точно, господин полковник. На сегодня – все.
– Молодец! Полезно поработал. Подключайся к своей группе.
Тот сдержанно кивнул и уселся за стол с краешку, поближе к
Чеботареву.
– Кстати, – озабоченно сказал Коршунович. – А охрану в доме
Эрлихмана усилили? А, Семеныч?
Золотых фыркнул:
– Обижаешь! Сегодня охрану даже в буфет загнали. А пост в доме
Эрлихмана даже не удвоили, а утроили. Во избежание, как говорится.
– Все равно маловато, – проворчал Коршунович. – Утроили – это
сколько? Вместо трех там теперь девять балбесов? Они хоть вооружены?
– Вооружены, Вениамин Палыч, что за вопрос! Табельными иглометами.
– Иглометами, – не унимался разведчик–россиянин. – А стрелять они
хоть умеют? Или как ваш грозный вахтер, в кобуре бутерброды таскают?
– Стрелять–то они умеют, – вздохнул Золотых. – Но, боюсь, это
единственное, что они умеют...
Он поднял взгляд на Чеботарева, и, увидев, что тот уже успел
поговорить и мобильник спрятал, сказал:
– Степа! А в самом деле, пошли–ка туда пару своих ребят. Чего
стоят алзамайские мы уже видели. Сегодня.
Чеботарев кивнул и выразительно посмотрел на Больных. Тот вскочил.
– И Оскара Бардтинова возьми, – добавил он уже в спину.
– Есть.
В двери Больных столкнулся с рассыльным, который принес еще
влажные оттиски с фотороботом лысого наглеца, убившего братьев
Шарадниковых. Некоторое время оттиски ходили по рукам.
– Ладно, – вздохнул Золотых минуты через три. – Давайте–ка,
братья–славяне, еще разок проработаем все с самого начала. И поглядим
кому произошедшее было выгодно, а кому нет. Поехали...