*** *** ***
Когда Арчи приехал в Алзамай, бабка уже умерла. Умерла тихо и
спокойно, без мучений, угасла, как догоревшая свеча. Практически до
последних часов она оставалась в сознании, и даже была в состоянии
передвигаться без посторонней помощи. Просто заснула не проснулась.
Мать, словно почувствовав, часа в три ночи вошла к ней – дыхание
старухи, до сих пор более–менее равномерное, вдруг прервалось. На миг
открылись глаза, взглянули на дочь, которой было уже почти шестьдесят,
и закрылись снова.
И все.
Родичи–женщины и соседи успели свое отплакать и отпричитать; Арчи
вошел как раз, когда поминали усопшую крепким домашним самогоном. По
тем, кто жил долго и счастливо и ушел без мучений, как правило долго
не скорбят, и Арчи считал это глубоко правильным. Он жалел только об
одном – что не успел. Правильнее было бы хотя бы перед смертью
подержать бабку за руку. Наверняка это ее успокоило бы.
Но – не успел.
Женщины хлопотали в бабкиной комнате, Арчи неоднократно выцедил с
коренастыми сибирскими мужичками сизого крепчайшего пойла. Коротко
переговорил с матерью – она удивилась приезду сына. Не то чтобы она
обижалась; из–за работы Арчи часто приходилось отказываться от
исполнения разнообразных семейных дел и хлопот, но работа – есть
работа. Похоже, что мать обрадовалась, но, конечно же, тоже жалела,
что Арчи самую малость не успел.
Потом были похороны – на следующий день. До этого времени Арчи
выбирался в город только однажды, с матерью и теткой из соседнего
Тайшета. Заходили в какие–то погребальные конторы, женщины о чем–то
договаривались, а Арчи, не вникая, молча платил, сколько требовалось.
А когда вернулись с кладбища и уселись поминать уже во дворе, под
диким сибирским виноградом, Арчи неожиданно ощутил в себе какую–то
пустоту.
Он всегда гордился тем, что его родственники так долго живут и
пребывают совершенно в ясном уме и трезвой памяти до последней минуты.
Казалось, что он и сам должен точно так же тянуть к сотне, оставаясь
здоровым и умным.
Два года назад ему сообщили, что скончался девяностосемилетний
дед. Но Арчи тогда только–только отходил от последнего задания,
приведшего к сразу двум «фитилям». И вот теперь – все.
Родственников–долгожителей не осталось.
Он вышел из–за стола, заскочил в комнатенку под самой крышей,
получердак–полумансарду, которую Арчи отвели по его же просьбе, и
отправился на связь.
Некоторое время Арчи постоял за воротами. Ветер путался в кронах
сосен, шумел, словно тянул заунывную поминальную песню. Похожий на
исполинскую пузатую бочку дедовский дом стоял на пересечении улиц
Шадченко и Распадной. Корявые верховые ветви обрамляли потемневшую от
времени выпуклую крышу. На крыше, на самой макушке, рядом с узловатым
стеблем универсальной антенны (той еще древности) сидела лимонно–бурая
харза и сосредоточенно вычесывала шерстку.
На Распадной Арчи поймал экипаж и доехал до центра за совершенно
смешные в сравнении с курортным Крымом деньги.
Два тридцать семь. Бульвар недалеко от вокзалов. Много свободных
лавочек. И целых двадцать минут, которые нужно непринужденно убить.
Бесцельно слоняться по бульвару Арчи не захотел, по привычке
сначала покружил в отдалении. И практически сразу у него сработал
жук–сторож: забеспокоился, завибрировал и загудел. Арчи скормил ему
крупинку лакомой органики.
Итак, он здесь не один. Кто–то точно так же кружит в отдалении и
кормит жука–эмпата.
Арчи немедленно нырнул в раскрытые двери ближайшего магазина. И –
о, удача! – в магазине нашелся мини–бар, причем стойка его
заканчивалась как раз у окна, выходящего на бульвар. Арчи заказал кофе
по–венесуэльски, рюмку хереса (и откуда в Сибири приличный херес?) и
свежую газету. Сел на высокий табурет и сделал вид, что погрузился в
чтение.
На самом же деле он то и дело поглядывал в окно.
Бульвар выглядел вполне мирно и обыденно: лавочки; маленькие, по
пояс всего, пушистые сосенки и елочки (а, может, и пихточки, Арчи не
особо в этом разбирался). На лавочках – мамаши, среди елочек –
малышня. С елочки на елочку скачет харза, ребятишки гурьбой бегают за
нею. Идиллия.
Вдалеке виден вокзал, но опять же после Крыма он выглядит чуть ли
не покинутым. Экипажей на улице не то чтобы мало, но и плотным такое
движение никак не назовешь.
Кофе оказался так себе. Херес тоже. Впрочем, стоило ли удивляться?
Арчи шелестел газетой. Жук больше не беспокоился, дремал себе за
подкладкой. Но чутье подсказывало Арчи: жди. Кто–то здесь есть.
И он ждал.
Прошло минут пять, прежде чем он выделил из находящихся на
бульваре двоих мужчин. Первому было под сорок, не меньше – низенький,
породистый и толстомордый мопс. Сидит на лавочке и щурится на солнце,
сложив руки на рукояти трости. Второй больше похож на агента – никакой
просто. Неприметный. Не то серая, не то пегая шевелюра, уши врозь,
морфема – и не поймешь с ходу. Аморф, наверное. Но взгляд цепкий,
внимательный. Пристроился к жидкой очереди у пивного ларька наискосок
от магазина и зыркает исподлобья. Туда–сюда...
Мопс вскоре тяжело поднялся – Арчи готов был поспорить, что у него
одышка и вообще здоровье ни к черту. Вряд ли он интересен. Просто,
случайный человек прогуливается. Вальяжно ступая, мопс удалился по
бульвару прочь.
Аморф неторопливо заглатывал пиво из бокала; потом полез в карман
и жук за подкладкой тотчас предупредительно дернулся. Арчи
насторожился.
А события на бульваре вдруг стали развиваться стремительно и
неудержимо: из–за пивного ларька показался растрепанный высокий
парень, похожий на афгана. Он на миг склонился над сидящим на лавочке,
прикуривал, что ли? Потом кивнул, вроде бы потрепал аморфа по плечу и
неторопливо направился к вокзалу. Аморф остался безучастно сидеть на
лавочке, даже бокал ко рту подносить перестал.
И Арчи моментально почуял горячее. Прошло минуты три, а аморф даже
не шевельнулся за это время. Зато за афганом увязался невесть откуда
вынырнувший плотненький эрдельтерьер. Пшеничная его голова хорошо
различалась издали. Афган сунулся в одну сторону, в другую, и Арчи
вскоре заметил, что на пару с терьером работает долговязый дог: они
старательно пытались взять афгана в клещи и загнать в одну из
подворотен. Арчи им посочувствовал. Проделать такое непринужденно и
незаметно на людной улице – нереальная задача. Некоторые прохожие уже
стали оборачиваться.
«М–да, – подумал Арчи, тихонько вздыхая. – Видно сильно вас,
ребята, прижало, если вы так грубо работаете...»
Тем временем на бульваре поднялся крик – кто–то обратил внимание
на безвольного аморфа, у которого из руки вывалился бокал с недопитым
пивом. Сердце Арчи неприятно екнуло: этот парень, скорее всего, уже
несколько минут как мертв. Причем, умерщвлен он был на глазах у Арчи.
До последней секунды Арчи надеялся, что его просто вырубили, или еще
что. Но по животному ужасу мгновенно возникшей толпы, Арчи понял –
аморф убит.
Вот так афган!
Спустя полминуты в магазин шустро скользнули два чем–то похожих
друг на друга паренька. Они сразу же направились к бару. Один принялся
заказывать, второй приблизился к Арчи и с неудовольствием на него
воззрился.
– Эй, приятель! – недружелюбно сказал парень. – Вообще–то это наше
место.
Арчи с рассеянным донельзя видом оторвался от газеты.
– Что?
– Пересядь, говорю, – негромко повторил парень. – Место занято!
– Занято?
Место было единственное во всем баре, откуда открывался прекрасный
вид на бульвар и на толпу у пивного ларька. Кому–кому, а Арчи это не
нужно было объяснять. Девчонка за стойкой косо поглядела на парня, и
Арчи решил, что он ей не слишком нравится как клиент.
Скорее всего, эта парочка здесь уже примелькалась.
– Ради бога, – Арчи пожал плечами и передвинулся немного в
сторону, освобождая самый удобный наблюдательный пункт в округе.
Взгромоздившись на новый табурет, он немедленно уткнулся в газету.
Только через пару минут он позволил себе взглянуть поверх газеты на
парней. Оба забились в самый угол, так, чтобы смотреть можно было
вдвоем, да и то, сидящий вторым с краю изо всех сил вытягивал шею. О
заказанном кофе оба словно бы позабыли.
Эту парочку Арчи не опознал. Конечно, у него была тренированная
память на лица. И довольно многих людей, в свое время попадавших в
сферы интересов родимой конторы пришлось запечатлеть в памяти. С
некоторыми Арчи даже сталкивался. А сегодня в этом маленьком городке
собрались едва ли не лучшие агенты со всего мира. Он мог узнать
многих. Но и его могли узнать.
Но в отличие от остальных Арчи мог пока никуда не лезть – просто
выжидать. Таков приказ.
Сегодняшнего связного, конечно же, можно было уже не ждать. После
переполоха на бульварчике он ни за какие коврижки не подойдет к Арчи.
Оставалось дочитать газету, допить херес и отправляться бесцельно
бродить по центру – хотя Арчи с самого начала этого не хотел.
Двое у окна на Арчи внимания не обратили; он сполз с табурета,
газету оставил на стойке, и направился к выходу.
На дороге, приткнувшись бортами–надкрылками к ограждению
бульварчика, стояли полицейские экипажи. Толпу зевак успели оттеснить
в стороны, и над телом хлопотали эксперты. Лица у экспертов были
мрачные.
«Бедняги, – посочувствовал Арчи. – А ведь они скорее всего не
представляют, что это только первый мертвец...»
Арчи ошибался. Это был уже второй мертвец. Первым стал
небезызвестный вээровцам многих стран Испанец. Его зарезали стальным
ножом в глухом тупике за вокзалами. В данную минуту мертвый взгляд
Испанца терялся в белесом сибирском небе. Его бросили на кучу
растительного мусора и прикрыли срезанными с деревьев ветками.
Убийцу, а точнее убийц, поскольку их было двое, не видела ни одна
живая душа. Кроме Испанца. Но душа Испанца почти сразу же перестала
жить, а значит и видеть.
