*** *** ***
Курский вокзал встретил Арчибальда Рене де Шертарини многоголосым
гулом и безудержными броуновскими толпами. Разница с курортным Крымом
моментально ощущалась, хотя выразить словами в чем именно она
заключается Арчи, наверное, не сумел бы. У курортников даже взгляды
особенные. А здесь все были озабоченны и деловиты, и отдыха во
взглядах совершенно не отслеживалось.
Огибая носильщиков с тележками, Арчи направился к тоннелю.
Единственная сумочка выделяла его из толпы приехавших – мало кто был
нагружен так легко. Носильщики глядели на Арчи презрительно.
Разномастный людской поток втягивался в арку подземки. Арчи
направлялся именно сюда. Еще в купе он переложил ключи из кармашка
сумки в карман джинсов; мыслями он был уже там, на Пятой Парковой, в
маленькой квартирке на верхнем этаже свечной двенадцатиэтажки.
Именно отсюда два года назад прошедший реабилитацию после
шестнадцатого и семнадцатого «фитилей», осунувшийся и похудевший агент
Шериф отбывал в «спящие». Вот с этой самой сумочкой проделал тот же
путь в обратном порядке: до Курского, в поезд Москва–Евпатория, и
ту–ту навстречу морю и карьере спасателя. Но не думал Арчи, что
карьера эта будет такой недолгой.
Но и он уже не тот – море, время и спокойная работа – отличные
лекари. И даже трещина в душе, в хрупкой человеческой личности, успела
надежно зарасти. Арчи чувствовал себя готовым к очередному «фитилю»,
даже без обычной подготовки у психоинженеров. В конце–концов,
двенадцатый и пятнадцатый «фитили» он тоже пережил без подготовки,
хотя труднее было пережить только самый первый. Но – пережил. И не
свихнулся, как предрекали многие психоинженеры. Наверное, сказалось
своеобразие морфемы. Какой–нибудь холеричный доберман или пудель точно
тронулся бы умом. Но только не ньюфаундленд.
В подземке он спустился по двуморфу–эскалатору на перрон, подождал
поезд, втиснулся в него вместе со всеми, и поехал на восток. В
Измайлово, район парков, гостиниц и телецентра. Туда, где надо всей
Москвой высится шпиль Измайловской Иглы. Ее выращивали двенадцать лет,
уникальными форсированными методами. Вся столица съезжалась поглядеть
на укореняющийся саженец.
Шесть остановок. Шесть перегонов. Десять минут пешком. Вечно
сонный лифт. И вот она, восьмидесятая квартира.
Здесь почти ничего не изменилось за два года. Те же книги в
скрипучем полуживом шкафу. Те же вскрытые компьютеры, к которым
постоянно подживляются новые морфосоставляющие. То же расхлябанное
кресло перед стареньким монитором.
Хозяин, конечно же, отсутствует. Он здесь вообще редко появляется,
раз–два в неделю, не чаще.
Арчи опустил сумку на пол, перед застеленной койкой. Здесь часто
приходилось отлеживаться после операций в самых разных точках планеты.
В Америке такое состояние называли «залечь на тюфяки». Спрятаться.
Отсидеться. Перевести дыхание.
Но сейчас Арчи явно не дадут отсиживаться. Так и есть – телефон
уже звонит.
Он поднял трубку, надеясь, что кто–нибудь просто пытается
разыскать Самохина. Формального хозяина этой берлоги.
Но звонившему Самохин был ни к чему.
– Двадцать один сорок, – произнес совершенно незнакомый Арчи
голос. – Казанский вокзал. Поезд двадцать семь, десятый вагон. Место
четырнадцать.
Арчи послушно повторил, как того требовали правила:
– Двадцать седьмой поезд, десятый вагон, место четырнадцать.
Двадцать один сорок с Казанского.
Звонивший внимательно выслушал Арчи, и, не проронив больше ни
слова, отключился. Арчи вернул трубку на базу, голодно пискнувшую.
Пришлось сходить на кухню, отыскать в холодильнике брикет
универсального корма и осчастливить телефон. Заодно Арчи накормил
холодильник и дверной звонок. Сервер оказался сытым – уж его Самохин
никогда не заставлял голодать.
«Значит, проводку начнут прямо в дороге, – думал Арчи отстраненно.
– Жаль.»
Он надеялся побродить по Москве. Не выйдет, до поезда оставалось
неполных четыре часа.
Все же Арчи прогулялся. По Измайловскому бульвару, потом по
Сиреневому. Даже знакомого встретил – Вадика Чикова, когда–то учились
вместе. Опрокинули за встречу по бокалу пива; Чиков тащил Арчи к себе
в гости, но времени уже не оставалось.
В полдесятого Арчи, небрежно помахивая сумкой, ступил на перрон
Казанского вокзала. Он давно заметил: на тех, кто молча и мрачно тащит
свой багаж, почему–то обращают больше внимания, чем на беззаботных с
виду. Насвистывая нечто легкомысленное, Арчи дошел до вагона;
проводника у входа не оказалось.
«Тем проще, – Арчи только порадовался. – Билета–то у меня нет.»
Дверь четвертого купе была открыта настежь. В купе сидел уже
знакомый русский овчар – Лутченко. Напарника его пока не было видно.
– Денечек добрый! – нейтрально поздоровался Арчи.
– Здравствуй, Арчи, – ответил Лутченко. – Можешь расслабиться, это
спецвагон.
– Понял, – Арчи кивнул и забросил свою символическую поклажу на
верхнюю полку. Мельком глянул в багажный отсек – там стояли новенькие,
еще пахнущие накопителем сумки.
– Вон та – твоя, – сообщил Лутченко, указывая на крайнюю слева. –
Можешь переодеться. Треники, там, тапочки, футболка.
В соседних купе кто–то негромко переговаривался.
– А пожевать есть что–нибудь? – спросил Арчи. – А то я не успел...
– Найдем.
Едва Арчи облачился в выстиранный спортивный костюм, поезд
тронулся. Откуда–то появился проводник, принес белье, ничего не
спросил взамен, билетами тоже не поинтересовался, и безмолвно канул в
коридор.
Лутченко прикрыл дверь.
– С бабулей твоей плохо, – сказал Лутченко. – Ты знаешь?
– Знаю, – со вздохом ответил Арчи. – Девяносто восемь лет,
все–таки...
– Между прочим, ты к ней направляешься.
Арчи вскинул брови:
– Даже так?
– Так уж вышло, извини. Тебе в Алзамай. Для начала. А куда потом –
не знаю.
– Прямое прикрытие? – понял Арчи. – Так вот почему я вам
понадобился... А свистели – эвристическая программа, компьютер,
жесткий отбор, то–се...
– Программа действительно выбрала тебя, Арчи. Просто совпадение.
«Совпадений не бывает, – хотел сказать Арчи. – Совпадения – это
миф.»
Но сдержался.
– Там мама моя, наверное, в Алзамае, – мрачно сказал он
несколькими мгновениями спустя. – Вы же ее подставляете.
– Арчи. Ты едешь к бабуле. Возможно, тебе и не понадобится
действовать. Ты просто разведчик. Глаза и уши.
– Надеюсь, – буркнул Арчи.
Тут явился проводник с подносом, уставленным всякой всячиной, и
некоторое время Арчи было не до проблем, потому что проголодался он
неожиданно сильно. Лутченко терпеливо ждал.
Бабку свою Арчи знал плохо: последний раз видел ее еще в детстве,
и в памяти остался полуразмытый образ пожилой женщины с глиняной
кружкой молока в руках. Мать часто просила, чтоб съездил в Алзамай,
проведал. Но все не складывалось: сначала школа, потом первые задания.
В сущности, бабка была чужим для Арчи человеком, но легкие уколы
совести все же неприятно бередили душу.
Мама, конечно, уже там, в Алзамае. Странно, что не позвонила на
базу. Обычно она звонила раз в месяц, иногда даже умудрялась застать
Арчи. Как она там?
Бабуле, скорее всего, уже никакое лекарство не поможет. Возраст.
Подобные мысли, конечно, циничны. Но работа приучила Арчи видеть мир
именно таким, каков он есть, не лучше и не хуже, без прикрас и
напрасных надежд. Всех нас когда–нибудь прихлопнет последним сроком.
Бояться этого глупо, сопротивляться – бессмысленно. Сопротивляться
нужно только если кто–нибудь или что–нибудь пытается отправить тебя в
мир иной ДО неизбежного срока. К тому же, Арчи не раз слышал от
пожилых людей, что от жизни тоже иногда устают и, порой, смерти
ожидают как избавления.
«И все–таки, – повторил себе Арчи, – если бы не это задание, ты бы
не поехал. А так... что же. Остается сделать все зависящее. Деньгами,
там, помочь, побегать по канцеляриям нашим неизменным. Похороны – вещь
хлопотная. Никакой родственник не помешает.»
Когда Арчи добрался до чая, Лутченко встрепенулся.
– Ну, что? Начнем, пожалуй?
– Давай, – согласился Арчи, помешивая в стакане ложечкой.
Бесшумно. По привычке – не задевая за стеклянные стенки.
– Итак. Исходная посылка несложная.
В окрестностях городка Алзамай, где–то в тайге, обитает популяция
настоящих волков. Неважно – долго обитает или нет. В какой–то момент
они появились в этих местах. Волки либо соблюдают строгую изоляцию от
мира обычных людей, либо умело маскируются под таких же людей.
Обитатели Алзамая вполне могут считать их сектантами, геологами, кем
угодно. Ибо волк – это не стремление убивать, а всего лишь
способность.
Эколог, который раскрыл их, попытался сообщить об этом по
телефону. Волки пошли по следу и предприняли попытку обрезать все
нити. Попытка эта заранее прогнозировалась как не стопроцентно
удачная, и тем не менее волки делают все возможное и невозможное,
чтобы отыскать человека, который о них теперь знает; собственных
жизней они тоже не щадят, из чего можно заключить, что это не просто
забытая обособленная группа, а организация, ставящая перед собой некие
не вполне понятные, но явно конкретные цели.
Реакция евразийских стран на подобные события практически
однозначна и легко предсказуема: найти и локализовать. Честное слово,
не знаю на что надеются самые верхи, – Лутченко многозначительно
указал взглядом в потолок, – но нам поставили первоочередную задачу:
найти и попытаться договориться. Ты – исполнитель. Но на первом этапе
решено просто понаблюдать. Не может же, в конце концов, жесткая
организация существовать вообще без контактов с внешним миром?
Операция проводится совместно органами внутренней безопасности
Сибири и разведками Европейского Союза и России. Балтия, Туран,
Японокитай и Сахарский Халифат участвуют в качестве наблюдателей.
А теперь кухня. Ты идешь не один, но учти: твой двойник работает
чисто как агент России. Будь готов, что на месте отыщутся и солисты
других стран, включая Америку, латиносов и обе Канады. Поэтому рыльце
держи по ветру и не зевай. Ты их должен обскакать. Если все у тебя
начнется гладко, сибиряки и европейцы, скорее всего, тебе мешать не
станут, даже могут прикрыть в случае чего.
И еще одно. Похоже, что на месте окажутся и некие частные лица, не
представляющие ничьи правительства. Наблюдение доложило, что по всему
миру зашевелились вольные стрелки. Это наиболее опасная публика,
поскольку их ничто не сдерживает.
– Жарковато там будет, пожалуй, – задумчиво сказал Арчи. – Значит,
я первое время не дергаюсь, только наблюдаю? Если удается вычислить,
где скрываются волки, я должен отправиться в их логово и поговорить с
вожаком. Склонить к прохождению биокоррекции. Так?
– Именно так, – подтвердил Лутченко.
– А вдруг у них нет вожака?
– Исключено, – покачал головой Лутченко. – Что люди, что волки –
иерархические существа. У хищников это еще резче выражено, чем у нас.
Арчи помолчал.
– Грохнут они меня, скорее всего, – глухо сказал он, глядя в окно.
Теперь помолчал Лутченко.
– Арчи... Мы понятия не имеем – кто они. Знаем только, что волки.
Но ведь они разумны, и с ними всегда можно договориться. Это все равно
что встретиться с людьми восемнадцатого века. До биокоррекции. Ну
активен у них этот ген. Ну и что? Разве из–за этого с ними нельзя
разговаривать?
– Скоро узнаем, – вздохнул Арчи. – Слушай, а морфемы у них хоть
сходные?
– Все, о ком у нас есть информация, принадлежат к одной и той же
морфеме, похожей на овчаров–немцев. Собственно, это могут оказаться
истинные волки в морфологическом смысле.
– Час от часу не легче, – пробормотал Арчи. – Но ведь истинные
волки не стали разумными? Их ведь истребили?
– Официально считается так. А на деле – кто знает? Биоинженерия
средних веков была чрезвычайно запутанной и несистематичной. В каждом
замке сидел свой спец и вел собственные исследования, благо рабочего
материала под рукой у него всегда хватало. Кто знает, до чего были в
состоянии доэкспериментироваться отдельные умельцы–гении? К
конце–концов, алзамайские волки могут оказаться смешанной ветвью,
отшлифованной временем до нынешнего состояния.
– А чем они могут угрожать миру? – спросил Арчи, хотя догадывался
об ответе. – Их же мало.
Лутченко поморщился.
– Да что ты как маленький... Имея в распоряжении этот ген можно в
несколько лет сколотить целую армию хищников. Это же идеальные
солдаты. Убийство для них естественно. Потому–то евразийские страны
так и всполошились. Потому–то остальной мир и вздрогнул. Мы все
сейчас, абсолютно все, в сущности, повисли на волоске.
Впрочем, ладно. Хватит о высоких материях, Арчи. Пошли к
психоинженерам, с час тебе мозги слегка промоют.
Арчи одним глотком допил остывший чай. Накатывало знакомое чувство
пустоты в душе перед началом операции. Сейчас ему эту пустоту
заполнят. Собранностью, верностью, внимательностью, готовностью на
все. Ну, или почти на все.
Хотя, чего там играться в дипломатию. Именно на все. Даже на
убийство.
