*** *** ***
Впервые за два с лишним года Арчи встал не на рассвете, а гораздо
позже. В башенке было пусто; сдвинутые в сторону буи казались бренными
останками погибшего спрута. На столе, вопреки ожиданиям, царил
порядок, видно Ник с утра зачем–то решил прибраться. За окном было
ярко; Арчи вскочил и поглядел на часы: девять пятнадцать.
«Е–мое! – подумал он сердито. – Все проспал! Ник, зараза, не мог
разбудить. Ну, я ему!»
И торопливо зашлепал в умывальню.
Ника он увидел, едва свежий и взбодренный покинул башенку:
напарник хлопотал с кем–то неразличимым издалека у загона катеров.
Скрежетнув блендамедными зубами, Арчи направился туда же, предвкушая,
какую сейчас учинит Нику выволочку, потому что старшим формально
числился Арчи, и Ник обязан был разбудить его на рассвете (сегодня как
раз была очередь Ника просыпаться первым, по будильнику). И никакие
вчерашние гульки не оправдание, хотя девушка–аморф оказалась
фантастически пылкой и заснул Арчи порядком измочаленным.
Он приблизился настолько, что стал различать слова; с некоторым
удивлением Арчи убедился, что распинается Ник перед другой девушкой.
Причем, девушкой–нюфкой.
– ...даже в шторм не капризничает, не то что «Скаты»! – Ник
завершил фразу и увидел напарника.
– А вот и шеф! – радостно сообщил он нюфке и крикнул Арчи: – А я
тут твою смену с катерами знакомлю!
– Здравствуйте! – поздоровалась нюфка. – Ирина Поволоцкая,
Азовская водная школа. Меня вместо вас прислали!
Арчи сдержанно кивнул. Как будто и так непонятно, что вместо него.
Лицо и фигура этой Ирины свидетельствовали о чистой и достаточно
длинной линии. Арчи даже немного порадовался, что уезжает, потому что
вся база с сегодняшнего дня хором стала бы ожидать стремительного
романа. Два чистых нюфа, ля–ля–тополя, и все такое прочее. Даже
неловко как–то.
– Инструктаж я уже провел! – хитро подмигнул Ник.
Арчи не стал его распекать. Расхотелось. Вместо этого снял с шеи
медальон с чеканным названием базы и словом «Спасатель», и отдал его
девушке.
– Вот... Теперь это ваше. Не роняйте честь морфемы, Ирина!
Ирина улыбнулась, принимая медальон.
– А вы к нам в гости заезжайте! – храбро попросила она.
«Ну, вот! – подумал Арчи уныло. – Опять цепляют...»
Впрочем, он чувствовал, что при случае заехал бы сюда на недельку
просто отдохнуть с превеликим удовольствием.
И дабы не искушать себя заранее, круто развернулся и побрел к
башенке. Собираться.
Вещей у него было исчезающе мало. Нож, шляпа, часы, зубная щетка и
портативный компьютер. К этому весьма пошел бы солидный пухлый
бумажник, но Арчи бумажников не любил и деньги всегда носил в
карманах. Подхватив единственную небольшую сумочку, Арчи огляделся.
Казенная форменная одежда – уже в ванной, в стиралке. Собственная –
извлечена из свертка и надета. Что еще?
Ему не впервой было уходить с привычного и насиженного места.
«Что ж, – подумал Арчибальд Рене де Шертарини. – Это были не самые
худшие два года моей жизни.»
Скрипнула дверь – в башенку сунулся Ник. Прощаться, надо понимать.
Арчи опустил сумку на диван, подошел и крепко напарника обнял.
Бывшего напарника. Почему–то в такие моменты спасатели всегда понимали
друг друга без слов. Вздохнули хором. Похлопали по спинам.
– Ну, – сказал Арчи, – бывай, друже.
– Ты, как шпионов своих переловишь, действительно заедь
как–нибудь, – попросил Ник тихо. – Девчонки без тебя скучать будут.
– А ты не давай им скучать, – посоветовал Арчи.
Он уже хотел потянуться к сумке, но вместо этого снял с руки часы.
– Вот, держи. На память.
Дарить при расставании нож запрещали давние обычаи. А больше у
Арчи ничего и не было.
Ник засуетился, полез в тумбочку и отыскал свои – он всегда не
любил носить часы на руке. Часы у Ника оказались покруче – не тулка, и
не Брянский часовой. Настоящий «Daemon», мечта подводника.
– Ого! – поразился Арчи. – А не жирновато ли мне будет?
– Носи, носи. Считай, что это мой вклад в оборону, – Ник хмыкнул.
Арчи послушно продел руку в браслет и еще раз полюбовался
подарком.
– Спасибо, Ник. Теперь я точно буду вспоминать тебя чаще.
Они вторично обнялись.
– Все! – сказал он спустя секунду, решительно подхватил сумку, на
ходу хлопнул Ника по плечу и пошел прочь.
Нюфка сидела на лавочке перед бассейном. Она энергично помахала
Арчи ладонью. Вероятно, снова приглашала как–нибудь заехать.
Директор базы, не глядя, подмахнул документы (компьютеризация в
курортное дело входила чрезвычайно медленно), пожал Нику руку и
сказал, что если будут проблемы с работой – то всегда милости просим.
Толстая болонка–бухгалтерша выдала не менее толстую пачку кредиток.
Арчи пересчитывать не стал, хотя ему показалось, что выдали больше,
чем он рассчитывал.
По пути к воротам он еще с кем–то прощался, с шоферами, с
девчонками–ложкомойками, с радистом–меломаном, который все лето
напролет травил отдыхающих своим тяжелейшим роком. Хмин–Петрович даже
вызывался подбросить Арчи на молоковозе до трассы, но Арчи отказался.
Хотелось пройтись пешком.
До трассы было километров семь. Два – вдоль шеренги пансионатов, и
пяток по плоскому, изредка затопляемому дну лимана. Узкая насыпь,
приплюснутая дремлющей лентой асфальта, изгибалась наподобие серпа, и,
некоторое время сопровождая пологую Донузлавскую гряду, вливалась в
трассу Мирный–Евпатория.
Торговцы пивом, фруктами, креветками, семечками неутомимо
отсиживали предполуденные жаркие часы на обочинах дороги. Многих Арчи
знал в лицо; и добро никто из них не догадывался, что уезжает он
надолго.
На полпути к трассе его догнал Мишка–почтарь на разболтанном
зеленом «каблуке».
– Эй, Арчи! Куда шагаешь? – весело закричал он в никогда не
закрывающееся окошко.
– В Евпаторию.
– Так садись! Я на почтамт.
Арчи сел. Ритуал пешего прощания с местом он уже совершил. Теперь
Мишка случился даже кстати – кто знает сколько пришлось бы ловить на
трассе попутку? А путешествия в душных и переполненных рейсовых
биобусах мог любить только полнейший маньяк.
Весельчак–Мишка, зубоскал и трепач, тут же завел очередную
историю; Арчи слушал вполуха, погрузившись в блаженное оцепенение. В
нужные моменты он кивал, цокал языком и посмеивался, а Мишке большего
и не требовалось.
У вокзалов Арчи попросил:
– Останови–ка!
Мишка с готовностью притормозил перед поворотом на Курортный
бульвар.
– Ты назад когда? А то я часа в четыре поеду. Могу подобрать, если
что.
– Видишь, ли, Мишка, – признался Арчи. – Я не вернусь. Уволился.
Домой уезжаю.
– О как! – Мишка явно огорчился. У спасателей для него всегда
находилась спасительная поллитра. – Жаль. Ладно, давай лапу. И удачи,
гражданин де Шертарини!
– Бывай, Мишка. Спасибо что подвез.
– Да чего там...
Арчи захлопнул дверцу. Мишка, трогаясь, просигналил, свернул на
Курортный и его «каблук» вскоре исчез за рыжим хлебным фургоном.
«Вот и прощальный горн, – подумал Арчи. – Воплощенный в хриплом
гласе зеленого трудяги–«каблука».
У билетных касс, как всегда, творилось нечто невообразимое. Не то
взятие Бастилии, не то штурм последнего парома на Большую Землю. Но
Арчи это совершенно не заботило. Ему было не сюда, а к коллежскому
коменданту. Точнее даже, к секретарю коменданта, потому что секретарю
надлежит всегда находиться на рабочем месте, а комендант имеет
неприятное обыкновение отсутствовать по делам неизвестно где и
неизвестно доколе.
– Коменданта нет, – сообщил секретарь, мельком взглянув на Арчи и
мгновенно распознав в подтянутом парне не вполне штатского человека. –
Когда будет неизвестно.
– А он мне и не нужен, – благодушно сообщил Арчи и перешел к
кодовому диалогу: – Жарко, а?
– В тропиках жарче, – осторожно отозвался секретарь, еще
внимательнее приглядываясь к Арчи.
– Вот мне до тропиков билетик и выдайте, – Арчи расцвел в улыбке.
– А, может, лучше, в Заполярье?
– Когда там будут тропики, – с удовольствием. А пока... Пока до
Москвы.
– Купе, спальный? – поинтересовался секретарь, щелкая клавиатурой.
– Лучше спальный.
– Секундочку...
После минутной манипуляции с октоморфом–принтером, Арчи сделался
обладателем желтого органического билета.
– Счастливого пути, – пожелал секретарь, сочувственно глядя на
Арчи. – Поезд в семь вечера. Не опоздайте.
– Нам нельзя опаздывать, – вздохнул Арчи, подхватывая сумку. –
Благодарю.
Секретарь развел руками – мол, чего там, работа такая.
– Если хотите, – предложил он, – сумочку можно в сейф. До поезда.
Арчи задумался. Действительно, таскаться последний свободный день
по Евпатории с сумкой – мало радости.
– Неплохо бы.
– Пойдемте, – секретарь поманил его за собой. В соседней комнате
рядком вытянулись незыблемые шкафы–сейфы; Арчи даже знал породу: Южная
Секвойя. Твердая, тверже камня, кора разошлась, открывая доступ в
камеру. Арчи примостил в этом закрывающемся биоинженерном дупле сумку,
получил феромонный ключ и еще раз поблагодарил секретаря.
Впереди было несколько часов свободы и беззаботности.
Арчи только не знал еще наверняка – перед чем?
