Техник Большого Киева - Владимир Васильев - Книжная Полка

18. Ньэнчентанглха – Заалай.

Справа, над рекой, висело багровое закатное солнце. До Николаева оставалось всего ничего – неполных десять миль. Имелся вполне реальный шанс успеть в берлогу Парда еще до сумерек.

Всю дорогу Вольво молчал. Пард только с Гонзой парой фраз перекинулся. Да и не хотелось говорить при подсевшем в машину Беленьком.

Но вот прекратить думать было просто невозможно. Пард вновь и вновь мысленно возвращался к хаотичным на первый взгляд событиям последних дней. Никакой логики в свалившихся на голову команды неприятностях Пард по–прежнему усмотреть не смог. Казалось, слепая судьба наугад лупит по движущейся мишени, чудом промахиваясь, но разлетающиеся осколки вовсю хлещут несчастную мишень, и мечется она, болезная, стараясь и под очередной выстрел не угодить, и к цели своей заветной хоть на полшага приблизиться...

Впрочем, чего бы там не затевала незрячая судьба, до Николаева команда все же добралась. С двухдневным опозданием, правда. Но все же.

Значит даже судьбу–злодейку можно перехитрить. Хотя это и трудно. Да и небезопасно.

Шоссе упруго стелилось под колеса притомившейся четверке «Черкасс». Двухэтажные коттеджики Матвеевки глядели на проносящиеся машины с равнодушием долгожителей, а над Бугом висело огромное закатное солнце... Пард вдруг остро почувствовал приближение дома.

Такое с ним происходило часто. Пард много ездил по Большому Киеву, часто попадал за его пределы, и на одном месте дольше недели практически нигде не оставался. Но снова возвращаясь в родной район Большого Киева, в Николаев, всегда переполнялся беспричинной радостью. Возможно, потому что он здесь родился и вырос. Возможно, потому что даже самый заядлый бродяга рано или поздно устает от скитаний и мечтает на некоторое время послать все к чертовой матери и залечь дома на любимый диван, потягивать пиво и тупо глядеть в мерцающий экран телевайзера, и знать, что сегодня, завтра, а то и послезавтра можно будет точно так же валяться, потягивать пиво и глядеть в телевайзер и ничегошеньки не делать...

Если только у заядлого бродяги есть место, которое он может назвать домом.

У Парда такое место было. В Николаеве, в райончике, который издавна называли Старый Юг. Туда Пард и гнал легковушку, обойдя машину с эльфами–охранниками. Гонза уступил ему руль охотно, раз уж Пард решил полечиться по отцовскому методу.

Северный. Соляные. Ингульский мост. Пушкинская. Пограничная. Октябрьский проспект. Улица Космонавтов, дом шестнадцать.

Хотел бы Пард знать – кто такие космонавты?

Стоп.

Отсюда тоже виднелась река, и точно так же над ней висело багровое закатное солнце, только теперь оно почти касалось краем горизонта, а на фоне потускневшего вечернего неба четко проступали силуэты кранов над стапелями Черноморского завода.

Пард с детства усвоил, что «завод» – это очень странный район города, в котором масса неподвижных, но живых машин, и где крайне неудобно жить. Кстати, с детства знакомое слово «стапеля» Парду тоже было непонятно.

А теперь выясняется, что завод – это место, где удобно делать машины...

Даже звучит дико и непривычно – делать машины. Ну и в историю они с Гонзой ввязались...

– Приехали, – сказал Пард вслух и вылез из облегченно притихшего автомобиля. – Вот здесь я и обитаю. В случае чего, можно и соседний дом занять, вот этот.

– Дом? – скривился Вольво. – И эту жуткую лачугу здесь именуют домом?

Одноэтажный домик был существенно меньше даже придорожных коттеджей.

– Ну, вот, – не всерьез огорчился Пард и картинно всплеснул руками. – Не угодил обитателям Центра... Ладно, входите.

Он открыл калитку и тотчас навстречу радостным черным комком выкатился Плюх. Здоровенный пес–ньюфаундленд. Четверолапый и вислоухий любимец Парда.

В окне горел свет – значит, Дюша был дома. Пард несколько раз стукнул в стекло.

– Эй, несчастный! Выползай, враги приехали...

Плюх пару раз гавкнул на толпу, но вообще он был существом покладистым и незлобивым, и, несмотря на то, что был псом, в охрану никак не годился.

– Ой, какой зверь! – восхищенно сказала Инси и присела рядом с Плюхом на корточки, за что и была мгновенно облизана от шеи до макушки. Инси запустила пальцы в густую шерсть Плюха, и тот блаженно замер.

– Что с машинами? – спросил Вася. – Мож, внутрь загнать?

– Сейчас я от соседнего дома ключи возьму... Туда загоним, во двор. А то здесь сам видишь, места нету...

На крыльцо наконец–то выполз Дюша. Естественно – в цветастых семейных трусах чуть не до колен, и более ни в чем. Загорелый до того, что его легко можно было принять за орка. Если не видеть лица, конечно.

– Аха, – констатировал Дюша. – Приплыли. Что это у тебя с рожей?

– Ключ от четырнадцатого давай, – вместо приветствия потребовал Пард, но с Дюшей так и нужно было обращаться. Меланхолично развернувшись, Дюша убрел в дом и оттуда мягко метнул несколько ключей на металлическом кольце. Пард ловко вынул их прямо из воздуха и, озоруя, позвенел, словно колокольчиком.

– Мясо есть, Дюша? Народ кормить надо.

– Конечно есть, – проворчал Дюша из дома. – Только дров нету.

– Опять вербу на переулке пилить? – ухмыльнулся Пард.

– Ясен пень...

Полузасохшее дерево за углом дома было исправным поставщиком дров уже несколько лет. Постепенно темнеющие кругляши на месте спиленных толстых веток усеивали толстый морщинистый ствол до высоты трех–четырех метров. И все же вверху еще хватало сухих древесных ветвей, потенциальных дров... И, вдобавок, рядом досыхала еще одна верба, пока Пардом и Дюшей нетронутая...

Дюша вручил немедленно вызвавшимся добровольцам – Трыне и Тип–Топычу – ржавую ножовку и отправил на промысел.

Когда начало смеркаться, машины уже были загнаны во двор соседнего дома, команда обосновалась там же, Жор колдовал на кухне, готовя из подножного корма салатики к ужину, перед воротами уютно потрескивал живой огонь, Дюша добыл шампуры и величаво руководил нанизыванием заранее замаринованного мяса, а Пард слазил в подвал и выставил живым энное количество бутылок старых выдержанных вин, до которых он с Гонзой и Дюшей был большой охотник.

Вольво, Бюскермолен и Инси остались в шестнадцатом. Пард и сам планировал их разместить там, а Вольво, похоже, намеревался еще и вечерний совет устроить. Либо еще до ужина, либо в процессе.

Во дворе четырнадцатого тоже развели костер и Дюша отнес большую часть мяса туда. За едой Вольво решил о делах не говорить. Да и к тому же он явно был знатоком и ценителем вин – во всяком случае «Южную розу» он смаковал с неприкрытым восторгом.

– Наше, – похвастался довольный Пард. – Такого нигде больше в Большом Киеве не делают.

– Прекрасное вино! – восхищенно сказал Вольво. – Поставишь мне ящичек?

– Какой вопрос! – улыбнулся Пард. – Я меня свои люди есть на Бакалее, где грузы со спящих поездов снимают. Хоть организованные поставки затевай...

Инси тоже пила вино – маленькими глотками, смешно сжимая губы. Плюх, похоже, в девушку влюбился, потому что валялся у ее ног и даже к мясу особого интереса не проявлял. Впрочем, еще бы: Дюша в жизни никогда его за ухом не чесал, разве что ногой пихнет иногда, если Плюх на дороге окажется, а Парда дома вечно нет... Инси же за вечер уделила псу столько внимания, сколько он не знал за пять лет собачьей жизни. Вот и привязался с ходу.

В свете уличного фонаря и тускло мерцающих углей круг живых у низенького столика казался мирно коротающей вечер семьей. Беззаботной, позабывшей о делах до утра.

Когда испили фирменного Дюшиного чаю, Вольво наконец заговорил о деле.

– Итак, команда... Попробуем свести воедино все нити, о которые мы судорожно спотыкались последнее время? А?

– Попробуем, – согласился Пард и небрежно сообщил: – Кстати, шеф, я не говорил раньше – Андрей Исаков, в миру – Дюша, он тоже в деле. Он с самого начала был в нашей с Гонзой компании. И он в курсе всех наших дел...

Вольво внимательно взглянул на Дюшу.

– Ну, – поправился Пард, – почти всех. Кроме последних приключений, конечно.

– А что же ты о четвертом молчишь? – неожиданно спросил Вольво. – О Судере? Он ведь тоже, надо полагать, в деле.

Пард растерялся, и не смог этого скрыть. Зато Гонза остался невозмутим, как орочий идол на площади.

– И о нем тоже известно? – пробормотал Пард. – Интересно, откуда?

Вольво усмехнулся.

– Сударь! Я имею привычку проверять живых, с которыми собираюсь вести дела. Тщательно проверять. Пора вам, провинциалам, привыкать к цивилизованным отношениям, если уж влились в команду Техника Большого Киева. И, пожалуйста, не задавай больше глупых вопросов, Пард.

Пард поспешно кивнул.

Дюша меланхолично глядел в темноту и молчал. В чем ему нельзя было отказать – это в умении слушать что угодно с самым невозмутимым видом. Кажется, это понравилось Вольво, потому что когда вирг перевел глаза с Парда на Дюшу, из его взгляда сразу же исчезла укоризна.

– Судер занимается слухами... – пояснил Пард. – Проверкой информации, если говорить более обтекаемо. И связью. Полагаю, ему незачем светиться.

– Дело ваше, – неожиданно легко согласился Вольво. – Некий резон в этом в есть. Его долю и будущие функции, наверное, обсудим позже? После всего?

– Наверное, – кивнул Пард. – Я с ним свяжусь завтра.

Вольво обратился к молча и неподвижно сидящему гному.

– Бюс!

Гном встрепенулся и с готовностью уставился на шефа.

– Ты что–нибудь знаешь о Халькдаффе?

Бюскермолен ответил не сразу. Выдержал паузу, потом осторожно пробасил:

– Я его даже видел несколько раз. На Выставке. Правда, давно. Я никогда не разговаривал с ним. Живые болтают, он лет триста назад вернулся из Большого Токио... И взялся реализовывать некоторые идеи, которых там поднабрался. Идеи, мягко говоря, странные. В частности, те самые грузовики–убийцы, камикадзе.

– Успешно?

– Судя по сегодняшнему – вполне.

– Судя по сегодняшнему, – поправил Гонза, – не вполне. Наши–то живые целехоньки остались. Все четверо.

– Случайность, – Бюскермолен пожал плечами. – Если бы не задержка на светофоре, их бы или по асфальту размазало, или прямо в «Черкассах» сплющило бы. В кровь и железо.

Гонза не ответил, только пошевелил ушами. Знакомо дрогнула кепочка у него на голове.

– Это все лирика, – вмешался Вольво. («Ничего себе, лирика, – подумал Пард отстраненно. Четверых едва не угробило, а он – лирика...") – А вот как связать Халькдаффа с нашим путешествием на юг? Зачем он послал свой грузовик? Даже не один – кто–то ведь «Черкассы» еще и притирал, насколько я помню. На кого Халькдафф работает? Какие цели преследует, если ни на кого? И откуда, черт побери, у него информация о нашей затее?

– Может ли он работать на Жерсона? – осторожно спросил Бюскермолен.

– Кто его знает, – пожал плечами Вольво. – У меня слишком мало информации. Точнее, информации последнее время много, как и событий, но она вся какая–то подозрительно бестолковая и разрозненная. Не вяжется она ни во что стройное, никак не вяжется... Такое впечатление, что на игровое поле ставят все новые и новые фигуры, причем никто заранее не знает на что они способны. И фигуры эти движутся сами по себе, а не подчиняясь командам единого разума.

– Другими словами, – вдруг вмешался молчавший до сих пор Гонза, – никакой враг на нас не ополчился. На нас ополчилась сама судьба.

Вольво задумчиво пошевелил бровями.

– Не совсем верно... Но в общем – именно так. Просто я не верю в судьбу. И поэтому не могу дать название силе, которая противопоставила себя нам. Но я боюсь, что это страшная сила, потому что она заставляет живых нарушать клятвы и поднимать оружие. Она ломает систему, устоявшуюся систему отношений между живыми в Большом Киеве.

– Шеф, – вдруг вмешался невозмутимо молчавший до этого Дюша. – А если наоборот? Если это мы пытаемся сломать устоявшуюся систему? Что есть город по сути? Именно система, сложнейшая система, в которой все уравновешено и взаимосвязано. Появись здесь живые, способные строить рукотворные машины, и система изменится до неузнаваемости, если не рухнет вовсе.

Пард сначала просто хмыкнул, оценив с какой непринужденностью Дюша назвал Вольво шефом, а потом до него дошло. И он замер, как источником техники пораженный.

– То есть... – протянул Вольво и обменялся с Инси быстрыми взглядами. – То есть, на нас ополчился город? Ты это хотел сказать?

– Да. Впрочем, возможно не только город, не только Большой Киев. В других ведь городах все обстоит точно так же, как и у нас. А кроме того, города нашего мира наверняка тоже образуют систему. Законченную и совершенную, как кристалл из ювелирного.

– Черт возьми! – выдохнул Гонза и яростно поскреб пятерней под кепочкой. – Система хочет жить, и она защищается. Заставляет заурядных мелких бандитов нападать на поезд, устраивает облаву в Смеле, насылает на нас сумасшедшие грузовики Халькдаффа... Я даже боюсь предположить, что еще свалится нам на голову в ближайшие дни...

Вольво снова обменялся с Инси быстрыми взглядами, словно искал у нее поддержки.

– Не приписывайте системе качеств живых, – Раздельно произнес вирг. – Не хотите ли вы сказать, что она разумна?

– Шеф, – хрипло пробасил Бюскермолен, подняв руку. – Никто этого и не говорит. Система стабильна, сами подумайте: вот уже много лет ничего в ней не меняется. Неизвестно откуда берутся машины. Неизвестно откуда берутся припасы на складах. Неизвестно почему ходят по Киеву груженые поезда и куда девается то, что они возят...

– Ну, это, положим, известно. На те же склады. В магазины еще, – фыркнул Вольво. – Скажите просто, что вас поразила догадка нашего нового коллеги и вы теперь изо всех сил пытаетесь подвести под нее почву. Некую непротиворечивую базу.

– Но раз система сумела многие годы оставаться действующей, значит она умеет следить за изменениями в себе и рядом с собой, и наверняка умеет нейтрализовывать эти изменения. Она и нас вполне может отследить и попытаться обезвредить во имя собственного блага.

– Мы только сделаем ее гибче и могущественнее, если научимся делать машины. Зачем ей сопротивляться? Ты думал об этом, Бюс?

Гном опустил взгляд.

– Прирученному грузовику тоже живется куда лучше, чем дикому. Но дикие на охоте почему–то всегда сопротивляются. До последнего. К тому же, вы сами, шеф, недавно призывали не приписывать системе разум.

Вольво не ответил. Вольво задумался.

Гонза нервно снял кепочку, потискал ее в ладонях и вновь нахлобучил на макушку. Уши его беспрестанно шевелились, как лопухи на ветру. Гоблин размышлял и глаза его поблескивали в сумерках, словно две гнилушки из какого–нибудь позабытого эльфами парка.

– Рукотворные, болеющие и смертные машины вполне способны многое изменить в Большом Киеве. Вдруг от них заразятся местные, киевские? И дикие, и прирученные. Начнут болеть и умирать. Сможем ли их лечить? И сможет ли выжить город, если многие машины умрут? Сможет ли он совсем без машин?

– Хватит, – оборвал его Вольво. – Я тоже умею думать и сопоставлять. И я не говорил, что несогласен с этим. Просто я против поспешных выводов. Поверив в это, мы можем проглядеть истинную причину и не сумеем противостоять ей. Если, конечно, все сказанное здесь не оправдается...

– Пойдемте–ка спать, – сказала Инси негромко. – Вон, команда уже поутихла. Да и у меня глаза слипаются...

Пард из темноты поглядел на нее – ладную и манкую женщину–человека.

«Я б с тобой поспал..." – подумал он бесстыдно.

В тот же миг Инси отвела глаза от перемигивающихся угольков в кострище и пристально поглядела на Парда. Пард вздрогнул и поспешно уставился в сторону.

Вольво встал.

– Бюс, завтра с утра визиты. Роел, остаешься здесь командовать. Живым отдыхать, и потише, потише. По возможности не высовываться за ворота. Пард, Гонза, вы знаете чем заняться. Вариант с яхтой избран основным, так что действуйте. Дюша, тебе, полагаю, лучше остаться на хозяйстве со всей этой оравой.

Дюша послушно кивнул, причем сделал это с неторопливо и с достоинством. Будто седобородый, умудренный долгой жизнью гном.

Вольво вздохнул, и напоследок справился:

– У тебя компьютер–то в доме есть?

– Есть.

– А к сети подключен?

– Подключен.

– А адрес приоритетного линка на Центр знаешь?

– Знаю.

– Пойдем покажешь... Технику Большого Киева отчет нужно переслать...

Они удалились в Дюшину комнату и некоторое время Пард еще замечал в окне отсветы от мерцающего экрана. Когда все закончилось, он пошел к себе.

В маленькой угловой комнате, на своем, наконец–то, жестком топчанчике, Пард мгновенно провалился в глубокий сон. Только прилег – топчанчик раз–другой качнулся, наверное от выпитой «Южной розы», и унес его экспрессом в очередное николаевское утро.