4. Юлия Юргенсон, старатель, Homo, планета Волга.
Юльку отчаянную знали везде. По всей Волге. А уж на космодроме ее
знал и боготворил каждый ангарный пес, потому что собак Юлька любила
сильнее, чем людей.
Впрочем, космодромная братия Юльку тоже любила. Даже двинутые на
прыжках с парашютом ребята с Манифеста.
Сейчас Юлька направлялась именно на Манифест. Серые пузыри
космодромных модулей остались далеко на западе; вместо траченной
маневровым выхлопом земли под ногами шумела нетронутая трава.
Манифест, старый аэродром, прибежище фанатовпарашютистов. Неизвестно
отчего, но на Волге каждый двадцатый становился фанатомпарашютистом,
и от желающих приобщиться к старинному виду спорта не было отбоя.
Зубры Манифеста быстренько организовали платные прыжки и обучение
новичков. Нельзя сказать, чтобы Манифест приносил особую прибыль: все
денежки без остатка съедались ценами на горючее для двух архаичных
бипланов и винтокрылого монстра «Шмельомега». Кроме того, эти
атмосферные летуны периодически требовали ремонта и запасных частей,
которые ввиду антикварности тоже стоили немало. Кроме того, какихто
денег приходилось платить тройке авиатехников и двум пилотам, потому
что авиатехники и пилоты, как и всякий живой индивидуум, иногда
испытывали голод и жажду, а кормить бесплатно на Волге перестали сразу
же после возведения шпилястых корпусов директората. Причем голод
голодом, но жажда у этих наземных авиаторов порой принимала такие
колоссальные формы, что пилоты и техники наутро просто не в состоянии
были явиться на летное поле, и за штурвал приходилось сажать
когонибудь постороннего. Та же Юлькаотчаянная довольно часто
пилотировала бипланы и винтокрылого монстра «Шмельомега». Просто так,
из желания полетать на древних аппаратах.
За это Юльку любили на аэродроме еще сильнее.
Плосковерхая, с зубцами, похожая на большую шахматную ладью башня
Манифеста вставала прямо из травы. Вокруг ютились низенькие домики,
больше походившие на бараки, где маньякипарашютисты вечерами после
прыжков глушили водку и распевали песни. За башней располагался бар
«Медуза» (Юлька сначала удивилась, у воздушного люда и вдруг морское
название, но потом выяснилось, что медузой называется какойто
особенный причиндал для парашюта) и волейбольная площадка, а еще
дальше автостоянка. Машины с гравиприводом обыкновенно жались ближе
к бару, а колесные беспорядочным стадом застывали в кустах ракит и
плакучей жимолости. Ночью в жимолости орали соловьи и пересмешники,
даже развеселые горластые песни гуляющих прыгунов их не пугали.
Чуть в стороне от башни вдоль кромки летного поля выгибались
лоснящиеся спины куполов над ангарамикапонирами, прибежищем летной
техники.
На этот клочок целины у самого Новосаратова никогда не садились
звездолеты им хватало пыльного простора космодрома. Сюда не садились
планетолеты старателей и стратосферные джамперыракетопланы патруля.
Даже Юлька, свой человек на Манифесте, не позволяла себе сажать
кораблик, гордо зовущийся «Der Kenner», «Ценитель», на дикие травы
старого аэродрома. Всегда снижалась на границе посадочной зоны
частного сектора и к башенке прыгунов топала пешком.
Как сегодня.
Спортсмены, записавшиеся на восьмой взлет приглашаются на
старт... донес ленивый ветерок. Юлька ускорила шаг.
«Шмельомега» с открытой задницейрампой лениво вращал винтом на
старте. На дорожке перед башней нестройной толпой переминались местные
завсегдатаи; от разноцветных пестрых комбинезонов рябило в глазах. На
верхушках шлемов у некоторых диковинными гребнями торчали трубки
видеообъективов Юлька сразу поняла, что прыгать собираются зубры,
ГАшники. Воздушные акробаты. Которые перед раскрытием из собственных
тел и конечностей составляют разнообразные фигуры и комбинации фигур.
С поверхности все это выглядело весьма впечатляюще, при условии, что
наблюдатель обладал достаточно острым зрением или, на худой конец,
широкоугольным телевиком. Сейчас народ ждал, пока воздух над
аэродромом очистится. А пока воздух над аэродромом цвел десятком
выпуклых полусферических куполов, а гдето далеко на востоке
трудолюбиво жужжал биплан.
Перворазников всегда бросали на полусферических куполах с
принудительным раскрытием. Примерно треть из перворазников забывала
отключать автоматику запаски после раскрытия основного, и с какогото
момента падала под двумя куполами, похожими на развалившиеся створки
морской раковины такураллии. Сходство усиливалось тем, что купола
запасок обычно были светлее ткани основных; а у такураллий одна из
створок всегда грязная та, что погружена в ил. Красивое зрелище,
думала Юлька, но зубрыакробаты почемуто отпускали в адрес таких
незадачливых прыгунов«моллюсков» язвительные замечания.
Юлька ступила на дорожку и помахала рукой. Ей замахали в ответ, и
со старта, и с площадки перед башенкой, где на креслах или просто стоя
дожидался своей очереди парашютный люд. Громкоговоритель усталым
голосом Ирины Тивельковой призывал:
Костя Зябликов, срочно подойди на Манифест. Костя Зябликов,
срочно подойди...
С Юлькой здоровались, перемигивались, ктото уже тащил ее к
освобожденному креслу; Юлька, смеясь, упиралась: ей нужно было
подняться в башенку, на самый верх, в стеклянное гнездо Ирины, откуда
велось наблюдение за прыжками.
Одного из перворазников принесло к самой границе поля; он быстро
опускался к колышущейся траве, безучастно повиснув на стропах.
Ноги вместе! Ноги вместе! хором заорали со старта.
Перворазник встрепенулся, свел ноги и волейневолей принял
приемлемую для благополучного приземления позу. Старт придирчиво
пронаблюдал за касанием; перворазник, не забывший, кстати, вовремя
отключить автоматику запаски, снизился, взъерошил траву, не удержался
на ногах и упал, но купол погасил удачно и по земле его не протащило
ни метра. Рукиноги он явно сохранил в целости, и получил со старта
несколько одобрительных реплик вкупе с мнением, что «из этого будут
люди».
Мало помалу небо очистилось, перворазники под парными и одиночными
куполами приземлялись, собирали парашюты в охапки и сбредались в
обнимку с этими текучими комами к старту. Два инструктора шли по полю,
поддерживая парнишку, который заметно хромал, а здоровый перворазник
тащил за ними следом сразу три купола. Два темных и один посветлее.
Пора было уже объявлять очередной взлет, но громкоговоритель
молчал. Народ на старте нетерпеливо поглядывал на стеклянное гнездо
Ирины.
Юлька поднялась наверх и толкнула подпружиненную дверь. Гнездо
Ирины пронизывал хрустальный, чудившийся плотным и материальным
дневной свет; его очень хотелось потрогать, и так и казалось, что
ладони вотвот ощутят чтото прохладное и упругое.
Эй, на бомбрамселе! зычно заорали снизу. Казалось, что
вотвот задрожат несчастные стекла. Взлет давай, даа?
Ирина неотрывно разглядывала некую точку в пространстве; Юльку она
вроде бы и не заметила. Еле заметно склонив голову, Ирина Тивелькова
внимательнейшим образом вслушивалась в чьито переговоры.
Расположенный гдето под столом репродуктор исходил голосами.
Интонации и скороговорка очень напоминали репортаж с финального
баскетбольного матча.
Бэкхем, Купцевич, я его вижу! Прет на восток, к побережью,
высота около двенадцати. Боже, ну и инверсия!
Представляю, какая начнется свистопляска в центральных районах!
В центральных? Да там и поселенийто нет.
Дурень, я о бурях. Он же атмосферу баламутит...
Ааа... Верно.
Он снижаться не перестал?
Нет. Если не будет маневрировать, снизится к самому океану, за
Фалагостами.
Юлька, сдвинув брови, прислушивалась. Снаружи нетерпеливо
покрикивали заждавшиеся парашютисты. Вдруг в гул переговоров вплелся
близкий и отчетливый голос пилотов «Шмеля».
Ир, ну чего там? Чего тянешь?
Ирина очнулась, потянулась к переговорнику местной связи и
посоветовала:
Ребята, послушайтека волну наблюдателей космодрома.
В тот же миг ктото на космодроме истошно завопил:
Вот! Глядите! Он уже виден!
Где? Где?
На западе, где же еще?
Ирина обернулась и поглядела на запад. Юлька тоже. Далекодалеко,
у самого горизонта, на фоне умопомрачительной голубизны волжского неба
чернела продолговатая черта; черту обнимал светлый расползающийся
шлейф. Похоже, к Манифесту спешила буря. Торнадо, смерч, или еще какая
напасть.
Давно на Волге не случалось бурь.
Да что это такое, мама дорогая? растерянно спросила Ирина и
невпопад поздоровалась: Здравствуй, Юля.
Привет, отозвалась Юлька, не отрывая от горизонта
заинтригованного взгляда.
Буря с запада накатывалась так стремительно, что вскоре стала
заметна не только с башни парашютисты на старте поутихли, перестали
орать и выбежали метров на сто в поле, чтоб удобнее было смотреть.
Чтоб строения обзор не закрывали.
А небо на западе исходило вихрями. Бурлил воздух. Взбешенная
атмосфера расцветилась всеми красками, от фиолетовой до
густовишневой, текучие клубы, похожие на концертный дым, вырывались
из эпицентра и отвоевывали у ровной голубизны кусочек за кусочком.
И это пугающее великолепие распространялось по небу с ошеломляющей
скоростью. Только что было безобидной черточкой на горизонте и вот
уже заняло полнеба.
А потом в самой гуще вихрей вдруг наметился просвет, и там
мелькнуло чтото темное, осязаемо плотное; постепенно просветов
становилось все больше, вихри и клубы оттеснились к горизонтам, а в
небе над Манифестом распласталось чтото огромное, чтото застившее
солнце и бросившее на окрестности аэродрома необъятную тень. Оно
походило на гигантский летающий город, только вместо миллионов огней
оно было испещрено миллионами темных точек. Более темных, чем основное
тело вторгшейся в небо Волги неизвестности. И оно летело на восток,
быстробыстро.
Юлька поглядела на летное поле трава волновалась и кипела на
ветру, парашютисты разбежались, когото сбило с ног. Легкий «Шмель»
развернуло и влекло вдоль дорожки, тащило по растрескавшемуся
покрытию; винт вертолета вращался натужно судорожно, дергал лопастями.
Заросли вокруг домиков, обиталище соловьев и пересмешников, ктото
словно причесал невидимыми граблями и безжалостно придавил к грунту.
А башня Манифеста стояла, как ни в чем не бывало. «Крепко же ее
возвели! подумала Юлька растерянно. А что сейчас с «Ценителем?»
Гигант проносился над аэродромом добрых три минуты. А потом в небе
остался только белесый инверсионный след, совершенно необъятный и
выглядящий как разлохмаченный шарф местного атланта. Беспорядочные
порывы ветра утрачивали былую свирепость. Застрявший в кустах
«Шмельомега» перестал бешено раскачиваться и скрипеть. Винт его
намертво заклинило, двигатель заглох, а из кабины осторожно выбирались
очумелые пилоты.
Hol's der Teufel! пробормотала Юлька. Что это было, Ирина?
Тивелькова наконец оторвала взор от неба за стеклом своего гнезда.
Что? Я думаю, это корабль чужих.
Юлька хлопала глазами. Господи, да что понадобилось чужим на
Волге? Или, опять свайги за бериллием пожаловали?
Рация продолжала транслировать разговоры на космодромном посту и
голоса пилотов патруля.
Пятый, что гость?
Снижается. Он уже над океаном. Да, и скорость его стремительно
падает.
Как океан? поинтересовался ктото.
Штормит, коротко ответил патрульный. Потрясающее зрелище.
Жаль, Фломастер не видит, он бы оценил.
Крейсер свайгов не снизился?
Нет, висит в ближнем космосе. Кажется, он просто наблюдает.
Наше счастье... проворчал тот, кто только что интересовался
состоянием океана.
Свайги! встрепенулась Ирина. Ну, точно, опять бериллию
желают!
Юлька с сомнением покачала головой.
Я знаю, у них огромные корабли. Но не такие же! Этот больше
некоторых астероидов из внешнего пояса, ейей! Да и слышала, что они
говорят? Свайги на орбите остались.
А это тогда кто?
Ты у меня спрашиваешь? вздохнула Юлька. Откуда мне знать, а
Ир?
Тивелькова потянулась к радиомикрофону; по Манифесту разнесся ее
голос, усиленный электроникой:
Народ, я думаю самое время расползаться по домам. Заваривается
каша, и тут явно замешаны чужие. Костя Зябликов, подойди же в конце
концов на Манифест!
Юлька спохватилась:
Пойдука я к своему кораблю...
Погоди, Ирина встала и защелкала чемто на пульте. Светящие
глазки гасли целыми секциями. Я тебя подброшу. Мне все равно мимо
космодрома.
Я подожду у твоего вездика, сказала Юлька. Ей почемуто очень
захотелось наружу, под открытое небо.
Внизу она чуть не столкнулась со спешащим и озабоченным
Зябликовым. Зябликов был упакован в ядовитожелтый комбинезон
воздушного акробата.
Привет, бросил Костя впечатленно. Видала, а?
И помчался вверх, к Ирине.
Видала, вздохнула Юлька ему вслед. Все видала.
Ирина и Зябликов спустились минут через пять. На космодроме они
оказались еще через пять. Юлькин «Der Kenner», похожий на
двадцатиметровый бумеранг, крепко и надежно стоял на опорах. Но Юлька
заметила: под крылом, обращенным к востоку, опоры на добрую пядь ушли
в слежавшуюся, а значит очень плотную землю.
«Ветер», поняла Юлька и внутренне содрогнулась, прикинув его
силу.
До ее заимки было двадцать минут лету. Предстартовый тестинг и
разгон занял вдвое меньше.
Еще сверху она заметила на посадочном пятачке знакомый овал
савельевского «Саргасса».