Идущие в Ночь - Анна Китаева - Книжная Полка

Глава четырнадцатая. Меар, день седьмой.

Будь я проклят, но Лю выполнял свое обещание! Я еще толком не очнулся после превращения, еще лежал физиономией в песок, а уже перебирал в уме воспоминания прошедшего дня. Красного дня. Думал ли я когда–нибудь, что вообще увижу Четтан и запомню это?

Мечтал – да. Не один раз. Но и только.

Я помнил колодец, и склонившегося над ним человека. Человек если и был ниже меня, то вулх это не оценил, поскольку вулхи имеют обыкновение ходить на четырех лапах и быть значительно ниже людей. Еще человек был рыж (хотя, чего еще ожидать от четтанца?), а также перепачкан в земле, и еще джерх знает в чем. Волосы торчали клочками, как у пугала, каждый клочок – в свою сторону.

Потом произошло нечто странное; вулх насторожился и оттеснил Морана, так, что в памяти осталось только беспокойное воспоминание о неожиданно выплеснувшемся из колодца столбе воды. Тури оказался вымокшим с головы до пят, да и вулху досталось. Впрочем, вулх совершенно не огорчился такой купели, даже ощутил какое–то свое, мне малопонятное блаженство. Вот, самому в реке искупаться – это одно, а когда на тебя обрушиваются тысячи капель и брызг – это совершенно другое. У вулха это даже не считалось купанием, чем–то иным; будь у них язык, такой же, как и у людей, этим понятиям соответствовали бы разные слова. Морану же было все равно – какая, хрен, разница – как именно намокнуть?

Впрочем, я знал, что одежда хорингов не промокает. Так что Тури лишь намочил свою рыжую шевелюру, которую, если честно, не грех было и вымыть.

Все это я осознал и вспомнил меньше, чем за секунду. Потом тряхнул головой и оторвался от земли. Встал с четверенек. И застыл, как громом пораженный.

Во–первых, было темно; Четтан уже сел, а Меар еще не показался из–за горизонта. Во–вторых – звезды, но на них я даже не стал глядеть. Потому что...

Передо мной стояла девчонка. Голая, как... Ну, в общем голая. Рыжеволосая. Действительно ниже меня, и, понятно, поуже в плечах. Встреть я ее в таком виде где–нибудь в Дренгерте или Торнсхольме – гнался бы сколько не пришлось, и непременно уволок бы в свое логовище. За таких прижимистые хадасские торговцы наложницами отваливают золото не торгуясь. Потому что есть за что.

У ног Тури виднелись сапоги и аккуратно сложенная одежда с торчащими в разные стороны ремешками.

Наверное, у меня отвисла челюсть. Мысли попрятались, словно мыши, почуявшие кошку. Так вот ты какой... какая, Тури–спутник... тьфу! спутница!

Я стоял, позабыв, что нам нужно непременно переговорить, сколько удастся, позабыв, что я наг, как и она, позабыв обо всем на свете. Как–то не готов я оказался познакомиться с мадхетом. Мадхет был совершенно не тем, кого я уже успел нарисовать в собственных мыслях и даже наделить кое–какими чертами, казавшимися мне неизбежными и обязательными.

А потом девчонка сгорбилась, упала на четвереньки; и стала меняться. Вот, значит, как это выглядит со стороны... Тело перетекает, как глина под пальцами гончара. И мех из кожи лезет, как сумасшедший.

Нормальным людям, наверное, эта картина показалась бы отвратительной. Я же уловил в ней даже некую мрачную красоту. Ну, конечно, анхайр, исчадие Тьмы, нелюдь. Извращенец джерхов.

Не знаю, как другие анхайры... и мадхеты, а в человеческом облике я предпочитал нормальных женщин, и делал с ними то же, что и все. Ну, почти все. Вот с такой киской точно не отказался бы.

Прошли еще несколько минут, и я решил, что спятил. Или, что мне все это привиделось.

Вставал Меар, вокруг уже стало светло. Карса, обычная карса, сидела на траве в нескольких шагах от меня и яростно умывалась, вылизывая лапу длинным розовым языком. Привычно подогнав курткоштаны под себя и пройдя несколько шагов в тесных сапогах, чтоб перестали быть тесными, я обернулся к спутнику... це.

– Эй, киса!

Карса вопросительно взглянула на меня. Кажется, карса, а не Тури.

– Иди–ка сюда!

Рыжая зверюга охотно потрусила ко мне и потерлась о ноги, совсем, как домашняя кошка, с той лишь разницей, что я от такой ласки чуть не свалился наземь.

Я присел, погладил ее, почесал там–сям; карса замурлыкала громче. Тогда я опрокинул ее на спину и стал чесать живот. Она ловила мои руки лапами и пастью, но не кусала и не царапалась, просто играла.

Так и есть. Мне ничего не привиделось. Эта карса – самка. Два ряда сосков на поросшем светло–рыжей шерстью пузе рассказали мне обо всем. Моим спутником был оборотень–женщина. Женщина–карса. Тури.

М–да.

Я поскреб небритую щеку. Вот ведь сюрприз! Что теперь – придется в кусты хорониться, когда отлить припечет? Неудобно как–то при ней. Да и Тури в карсе в любой момент проснуться может, как я в вулхе.

А она, видать, еще та девчонка. Дрались мы за эти шесть и шесть дней немало. Ну, положим, в теле карсы кто угодно бойцом будет. А вот в людском...

Я вспомнил Запретный город. Тури явно тогда встретила пересвет на арене, дерясь с кем–нибудь. А, с карсами, вспомнил. Тогда, скорее всего, никакой драки не получилось, точно так же как у меня с плененными вулхами. Не станет же она с родичами драться?

А в первый день она разобралась с лесными лютиками, с разбойниками. Сколько их там положила моя милая спутница? Не то троих, не то четверых, не помню уже. Интересно, кем она была до похода? До договора с Лю–чародеем? И как ухитрилась выжить в таком нетерпимом к мадхетам и анхайрам мире?

Эх, поговорить бы нам! Поговорить!

Но как встретиться, если и она, и я – оборотни, и мы дети разных светил?

Стоп. Стоп. Последние дни показали, что в мире что–то меняется. Во всяком случае, при синем пересвете ненадолго наступает тьма. Причем, если мне только не кажется, время, когда видны звезды, день ото дня становится все продолжительнее. Может быть, у нас еще будет шанс поговорить, как человек с человеком? Тем более, что по пришествии Смутных дней Тьма будет длиться... не знаю сколько, но уж точно не пару минут.

Ладно, увидим.

А вот на красном пересвете Меар и Четтан наползают друг на друга, и вулх вполне может пообщаться с карсой. Интересно, кому будет хуже после такого общения? У вулха – зубы, а у карсы еще и когти. Бр–р–р...

Не поэтому ли Самир советовал встречать пересветы порознь? Мудро. Вполне мудро. Но почему–то мы этим советам не вняли.

Я еще долго собирал мысли в кучу, прежде чем покинул выбранную Тури стоянку. Тури... Я мог бы в тебя влюбиться, если бы не был оборотнем. Впрочем, рыжих часто называют бестиями, и я не думаю, что напрасно. Но почему–то хотелось верить, что Тури совсем не такая.

– Как же, – проворчал я, – не такая...

Сразу вспомнились трупы с окровавленным горлом, куда, несомненно, входил метательный гурунарский нож, а потом был выдернут без особых церемоний. Я и сам так поступал неоднократно.

К тому же, Тури – оборотень. А это быстро отучает от доброты. Еще в раннем детстве.

Слава всему доброму под этим небом, последний пересвет обошелся без сюрпризов. Представляю, что подумала и как обозвала меня спутница, очнувшись в логове у вильтов. Кстати, умудрилась же она выкрутиться из весьма темной (во всех смыслах) ситуации. Я понятия не имел, чего хотели от нас вильты – их вообще лучше не пытаться понять. Думают они совершенно иначе, если вообще думают. Что–то такое говорил вильт–толмач перед самым пересветом, я толком и не запомнил, потому что был больше озабочен предстоящим превращением и отсутствием Тури. Хвала небу, все обошлось. Тогда и голову ломать больше не стану.

Потом, покопавшись в воспоминаниях вулха (или с своих собственных, я еще не научился отличать одни от других), я явственно увидел туманный силуэт Стража. Это сразу после фонтана, что брызнул на Тури из колодца. Страж Тепла, если я не ошибся. Рыжая бестия едва успела отойти от колодца куда–то в сторону, а вулх трусил за ней. Стража, похоже, мы разметали, потому что в тот момент вулх Морана совершенно вытеснил – наверное, в чистой драке человек ему только мешал. Похоже, зверь охотно отступает перед человеком, когда вокруг творится нечто непонятное ему, зверю.

Но Страж Тепла у воды? Нелепица какая–то. Разве что кто–нибудь его послал в качестве вестника. Точнее, даже не вестника, а предупреждения. Есть у магов такая особенность, в случае чего припугнуть Стражем...

Значит, маги? Маги. Снова маги. Возможно, хоринги... А, может, и нет. Покойный Иланд поминал некоего Седракса, видимо, тоже мага. И, видимо, тоже нацелившегося в Каменный лес. Лю явно пытался добраться до У–Наринны, опередив подобных соперников.

Скорее всего, Стража прислали не хоринги. У этих и магия была бы чужая. А тут – слишком по–людски: подсунуть громилу, чтоб дал по рукам в случае чего. Просто и надежно. Вот только этими самыми руками Стражу и организовали бесславную гибель.

Выходит, что неведомые соперники Лю не знают, что я этих Стражей гонял еще в Храггах с Жошем и Накустой. Местные то и дело нанимали бродячих колдунов, и те отсылали в лес наугад целые толпы этих Стражей. Полагали, что это защитит людские деревни от оборотней. Не знаю, деревни мы и так не трогали, а Стражи были опасны для щенков и детей. Я и сам тогда был еще ребенком, но уже подросшим. Причем, со Стражами разбираться умел и человек–я и вулх–я. Так что у Тури был, наверное, шанс приятно удивиться способностям Одинца в общении со Стражами. Кажется, она знает меня как Одинца, потому что неоднократно так ко мне обращалась. Я, конечно, скажу ей свое настоящее имя. Но – потом... и только сам, не доверяя его бумаге. И еще – только Тури, женщине. Не карсе.

Почему–то я был уверен, что Тури меня никогда не выдаст.

Я привычно направлял Ветра в обход редких рощ, попадающихся навстречу, и вдруг задумался – а почему, собственно, я это делаю? Боюсь, что вновь подстерегут хоринги? Так они и не в лесу могут подстеречь. Правда, в лесу они и впрямь куда опаснее. Хоринг в лесу, что рыба в воде, говорят древние писания. И Унди так говорил. Только вместо «рыба в воде» он упоминал «вошь в бороде».

Кстати о бороде. Вон ручей поблескивает. Побреюсь–ка я, а то зарос, как джерх. Только детей мной пугать – смотреть противно. Да и Тури, того... пусть увидит меня бритым.

Смысла в этом не было ни малейшего. Я это прекрасно понимал. Но тем не менее натер физиономию илом и вытащил верный гурунарский нож, тот, что поострее. Вместо зеркала я смотрелся в ручей.

Ненавижу бриться. Не потому, что это доставляет мне боль или еще что–нибудь в этом роде. Нет, просто лень. Собственно, поэтому я и зарос. В городе пришлось бы бриться ежедневно, если я хотел вести дела успешно. Бородатые в моем ремесле вызывают подозрения и косые взгляды. А чисто выбритые – доверие и симпатию. Но с момента пересечения Юбена подобные мысли перестали меня волновать и, следовательно, ни разу не посещали озабоченную совсем другими проблемами голову.

Интересно, если я побреюсь перед самым пересветом, это как–нибудь отразится на внешности вулха? Вот, Тьма, никогда раньше не задумывался!

Когда я уже закончил, успел умыться и оттирал лоскутом ткани нож от налипшего ила, пришла карса. Провалиться мне на месте, я без бороды нравился ей больше, чем с бородой, ибо первое, что она сделала, это лизнула меня в гладко выскобленную щеку!

– Ну–ну... – сказал я, легонько отпихивая ее. – Вот если бы это была твоя рыжеволосая половина...

Но у нее уж точно не возникнет идея целовать вулха. Впрочем, женщины – странные создания. Бывает, котят целуют, щенков. Вулха – еще ни разу не видел. Рискую стать первым...

Я вздохнул. Помечтай, помечтай, Одинец. Говорят, помогает.

Вскоре я снова сидел в седле, лениво мусоля очередную мысль. По–прежнему непонятно, как переносит путешествие Ветер. Порой ему приходится без отдыха нести то меня, то Тури, невзирая на пересветы и цвет дня. И непохоже, что это ему в тягость. Магия, кругом магия, джерхи меня дери. Почему я не стал магом?

«Потому что ты – оборотень, болван!" – шевельнулся внутри вулх.

– Ладно, ладно, полегче! – огрызнулся я раньше, чем успел удивиться. – Сам–то!

«Это что же получается? – растерянно подумал я минутой позже. – Теперь у меня появился шанс беседовать с самим собой? То бишь, с дремлющим вулхом?»

Но ведь это правильно. Если теперь я четтанским днем просыпаюсь в вулхе, значит, и вулх отныне будет напоминать о себе во время Меара. Тьма и Тьма! Я мечтал о памяти во время зверя, но никогда не думал, что это повлечет за собой лавину странностей и неожиданностей. Всегда так. Когда о чем–нибудь мечтаешь, принимаешь в расчет только желательную и приятную сторону, совершенно забывая, что у жизни, как и у монеты, две стороны.

Где–то впереди, наверное – далеко впереди, ждал меня второй Знак с живыми рисунками хорингов. То есть, меня он, конечно, не ждал, нужен я ему! Просто я к нему направлялся. Тури, кстати, свою часть пути проделала в нужном направлении, словно прекрасно знала, куда идет. Да так оно, скорее всего, и есть. Я до сих пор толком не знаю, где именно находится У–Наринна, но сейчас я определенно ближе к ней, чем в начале пути и, несомненно, иду именно туда, куда следует. Ни понять, ни объяснить свою уверенность я не мог, да и не пытался. Все идет правильно – чего тогда трепыхаться?

Возможно, нас ведет магия Лю. А возможно – сама Судьба, причем во второе верится охотнее. А Судьбе я склонен доверять. Потому что она уберегла меня от участи сотен других обороней. Анхайров и мадхетов – теперь я знаю, что это не одно и то же.

К вечеру я отмахал весьма приличный кус пути. Не меньший, чем расстояние от Торнсхольма до Ривы. Ну, может меньший, но ненамного. А потом я отчетливо понял, что сейчас мне либо снова придется драться, либо вот–вот случится долгожданный отдых за кружечкой пива. Потому что взобравшись на очередной холм я первым делом увидел чеканный силуэт Неспящей башни на фоне скалистой гряды. Передо мной раскинулся город. Побольше, даже, чем Дренгерт. Первый город в Диких землях, если не считать Запретного.

Понятия не имею, откуда в Диких землях город, да еще такой большой. И думать не хочу. А хочу пива. И еды человеческой, а не кое–как приготовленной походной трапезы.

Подойдя поближе я рассмотрел в стороне от города копи, у самых скал. Я когда–то часто имел дело с ривскими рудокопами. Вот и объяснение – в скалах месторождение, например, серебра. Понятно, почему невдалеке вырос город. Вот только... города не растут на пустом месте. В смысле, вдали от других городов. Или я и моя спутница уже пересекли Дикие земли? Да нет, непохоже.

Отринув мешающие мысли, я зашагал к окраине. Примечательно, но с этой стороны к городу не вела даже узенькая тропинка, не говоря уже о какой–нибудь дороге. И это притом, что к скалам, неприступным скалам, минуя копи, ведет наезженная колея, ясно видимая над городом на подъеме.

Колокол на Неспящей башне возвестил шестой час пополудни. Время передохнуть.

В городе жили, слава доброй динне, люди. А то я уже чего угодно ожидал после встречи с хорингами и вильтами. Дикие, все–таки, земли... Я бы не удивился, если бы это оказался город псоглавых, например. Хотя даже младенцы знают, что псоглавых не существует.

На наших землях, от Хадаса до Юбена – поправил я себя. – Хоринги тоже якобы исчезли много сотен кругов назад. Что не помешало им устроить на нас засаду.

Но в этом городе жили обычные люди. Они открыто глазели на меня, путника, пришедшего с равнины. Наверное, оттуда никто к ним не приходил. На меня, и на карсу, паинькой трусившую за Ветром.

У первой же таверны я задержался. Бросил повод коня озадаченному пареньку во дворе. Перебросил через плечо двумех и вытертую в прежних походах сумку. На всякий случай взял карсу за ошейник. И направился к массивной дубовой двери.

«Услада рудокопа» – гласила надпись над дверью.

«Что ж, – подумал я. – Усладимся... Хоть мы с Тури и не рудокопы.»

Внутри было дымно и людно. Мое появление мало кто заметил, уж слишком местные рудокопы были заняты усладой.

Хозяин, сначала вопросительно и недоверчиво глядевший на меня, на лету поймал монету и на глазах подобрел.

– Чего изволите, господин?

– Столик в тихом углу, пива и еды. Жаркого.

– Сию секунду...

Тут хозяин взглянул на карсу.

– А–а...

– Нет. Она ручная и я с ней не расстаюсь. Обещаю, что никаких неожиданностей не будет.

Вторую монету хозяин поймал так же сноровисто и суетливо обернулся.

– Прошу. Вон туда!

Он мигом согнал с насиженного места упившегося в дым трудягу. Дородная девка, косясь на меня, протерла стол и скамью.

– Прошу!

На меня обратили внимание соседи – но только на миг. Вот Тьма, тут что, каждый день приходят с равнин путники с ручными карсами?

Сначала принесли пиво. Черное, как деготь. На несколько секунд мир перестал существовать – на время первого глотка.

Вы когда–нибудь прикладывались к доброму питью после долгого пути? Тогда вы понимаете, каким оно кажется вкусным и желанным. Особенно в эти первые секунды.

Когда я оторвался, в большой глиняной кружке мало что осталось, но на столе уже стояла вторая, полнее полной. Коричневая пена стекала на привычный ко всему стол. Допив все, что еще оставалось в первой кружке, я отодвинул ее в сторону и приготовился отдать должное второй, но уже не залпом, а с толком, с расстановкой, не торопясь...

И тут перехватил взгляд карсы. Не то чтобы злой... но какой–то недобрый.

Я смешался на секунду.

– Ладно, ладно, держи, – пробормотал я и поставил кружку на пол.

И карса с видимым наслаждением принялась лакать пиво, причем на морде у нее ясно читалось полное довольство жизнью и гордость за сообразительного хозяина.

Секундой позже я перехватил взгляд тавернщика. Не то чтобы недоуменный... но какой–то озадаченный.

– Ты что, никогда не видел карсу, пьющую пиво? – я довольно натурально изобразил удивление.

– Нет, господин...

– Все когда–нибудь происходит впервые, – вздохнул я философски, прямо как Унди Мышатник, мой вечно нетрезвый учитель, и с тем же выражением борющихся скорби и жажды на лице приложился к третьей кружке.

– Меня зовут Дагмар Зверолов. Надеюсь, слыхал? – сказал я хозяину, когда содержимое кружки перекочевало мне в брюхо.

Хозяин расплылся в улыбке.

– Ну как же! Кто же не слыхал о Дагмаре!

«Вот, шельма!" – я готов был расхохотаться, потому что Дагмара Зверолова я выдумал только что.

– Я жду здесь другого зверолова... женщину. Она придет с ручным вулхом. Или уже пришла?

Я с нажимом посмотрел на хозяина.

– Нет, господин! Еще не приходила. Если появится, я тотчас велю, и вам дадут знать.

– Молодец! – похвалил я. – На лету схватываешь. Впрочем, может я ее и не дождусь. К вечеру будет видно. Где там жаркое?

– Уже несут!

Тут он не врал, блюдо со снедью и еще пива несла все та же дородная девица, плывя через зал на манер парусного челна.

В общем, некоторое время мне было начихать, на все что происходит вокруг. Едой я по–честному делился с карсой, хоть соседи и поглядывали на это косо.

«Возьму комнату, – подумал я. – Якобы отдохнуть до завтра. Тури тоже, небось, по пиву да по городской еде истосковалась. А завтра она двинет дальше. Нужно только половчее разыграть несостоявшуюся встречу двух звероловов.»

Размышляя и жуя, я пропустил момент, когда у моего стола появился некто, закутанный в темно–синий балахон. Тьма, если я пропускаю такое, значит, я отвык от города. Возьми себя в руки, Моран! Здесь не пустоши, которым все равно, что ты оборотень. Здесь вокруг – враги.

– Здравствуйте, мастер Дагмар, – громко, чтоб услышали за соседними столиками сказал подошедший и тотчас понизил голос. – Меня зовут Кхисс.

– З–здравствуй... – отозвался я неуверенно. О Кхиссе предупреждал меня лекарь Самир. Значит, это друг. Быстро же я его встретил!

– Как здоровье, Одинец?

– Меня зовут Дагмар, – напомнил я. – А здоровье нормальное.

– Я рассчитывал перехватить вас вчера. Но мы, видимо, разминулись.

– Точно, – подтвердил я. – Прошлый красный пересвет я встретил в гнезде у вильтов.

Кхисс изумился.

– Где–где?

– У вильтов в гнезде, – небрежно повторил я. – Обтяпали небольшое дельце. А что?

– С вильтами? Дельце?

Кхисс глядел на меня как на умалишенного.

– А что тут странного? С ними как раз очень даже можно проворачивать дела, не то что с людьми. Вильты не лгут и всегда выполняют то, что пообещали.

Последнее было правдой. Правда, я раньше имел дела только с вильтами–толмачами и иногда мельком видел работников, которые перетаскивали грузы, предмет обмена. Ну, солдат еще пару раз видел, охранников.

Покачав головой, Кхисс взглянул на карсу.

– С ней, надеюсь, тоже все в порядке?

– А что с ней сделается? Вон, гляди, как жаркое лопает...

Киса и впрямь самозабвенно налегала на мясо. Впрочем, сопутствующие овощи тоже пришлись ей по вкусу. А пиво я ей вылил в широкую, похожую на лохань, миску – карсе неудобно пить из высокой кружки. Ну, лакать, лакать, какая разница.

Лопай, подруга моя любезная. Надеюсь, не забудешь завтра о вулхе и угостишь его костью поаппетитнее.

– Я должен был в тот пересвет присмотреть за вами, – Кхисс понизил голос до предела. – За вулхом и карсой. Чтобы ненароком...

Что именно – ненароком, Кхисс не уточнил. Впрочем, уточнять и не нужно было, и так понятно.

– Ну, что же, – рассудительно сказал я. – У тебя есть шанс присмотреть за нами на этом пересвете.

Кхисс пристально уставился мне в глаза.

– Кажется, вы с Тури, наконец–то, встретились. Так?

– Так, – не стал юлить я. – Встретились.

– И что?

– Что – что? Красивая девка.

– Ты ей рассказал что–нибудь?

– Ничего я ей не рассказал, – я пожал плечами. – Я на нее в основном смотрел.

Кхисс хмыкнул.

– Да уж. Там есть на что посмотреть! Особенно, если на ней никакой одежды...

Карса с ненавистью обернулась к Кхиссу. Я успокаивающе положил руку ей на загривок. Жесткая, как щетка, шерсть щекотала мне кожу.

– Тише, милая, тише, – негромко сказал я. – Он, конечно, наглец, но он прав. Никуда от этого не деться. А ты, – обратился я к любителю обнаженной натуры, – лучше рассказал бы, что это за город и какого джерха он делает в Диких землях.

Кхисс неохотно ответил:

– Это Сунарра. Город рудокопов. Тут серебро в горах добывают... ну, неважно. Вам все равно здесь задерживаться ни к чему. Вам – в У–Наринну.

– Если я не ошибаюсь, – ввернул я, вспоминая хорингский Знак, – на юг.

– Не ошибаешься. На юг. Первое время. Ты должен помнить дорогу до второго Знака.

– Я помню. Даже лучше, чем ожидал.

Я действительно помнил. Я даже помнил эту гряду, виденную с высоты. Вот только город с именем Сунарра я тогда не рассмотрел.

– Что ты намерен делать до пересвета? – осведомился Кхисс.

Я пожал плечами:

– Пиво пить. А что еще можно здесь делать?

Теперь плечами пожал Кхисс.

– Мало ли... Вдруг, у тебя здесь тоже какие–нибудь дела. Как с вильтами.

Усмешка коснулась моих губ лишь на мгновение – ровно на столько, сколько требовалось.

– А если и так, это мое дело. Ты ведь согласен?

– Нет, – спокойно возразил Кхисс. – Пока ты выполняешь поручение Лю, никаких своих дел. Ясно?

Я насупился. А почему, собственно?

– Это одно из условий, – словно прочитав мои мысли сказал Кхисс. – Нельзя тебе отвлекаться. Тебе или карсе. Это может провалить все, в том числе и вашу память, Одинец. Так что лучше не рискуй.

– Да ладно, – проворчал я примирительно. – Нет у меня здесь дел. Какие дела в городе, о котором еще пару часов назад даже не подозревал? А что до вильтов... нам трудно было избежать их приглашения в гнездо хотя бы потому, что их было несколько сотен, а нас с карсой – всего двое.

– Что они хотели? – спросил Кхисс с неожиданным интересом.

– Не знаю. Правда, не знаю. С ними Тури разговаривала. Я уже был вулхом к тому моменту.

Говоря это, я невольно понизил голос и нервно огляделся. Но в шумном зале никому не было до нас дела. Казалось, превратись я сейчас в серого зверя, никто и не обернется.

Странное место. Не знаю, как вся Сунарра, а таверна «Услада рудокопа» определенно странное место. В «Маленькой карсе» чужака по очереди задирали бы с десяток хмельных завсегдатаев, пытались бы подцепить местные шлюхи, а хозяин все подливал бы и подливал пива гостю в кружку. Закончилось бы это в лучшем случае – просто дракой, в худшем – отчаянной поножовщиной. Здесь же меня, пришедшего с ручной карсой, не удостоили даже взгляда.

– Послушай, Кхисс. Если тебя послал Лю, говори, что надлежит. Я хочу просто попить пива, а до пересвета не так уж и много осталось.

– Хорошо. Пей. Я останусь с вами... чтобы примирить на красном пересвете вулха с карсой. Они ведь встретятся. Ненадолго, правда, как ты с Тури. Но кто поручится, что они не вцепятся друг другу в глотки?

Я не мог поручиться даже за вулха, не говоря уже о рыжей спутнице. Той, которая мурлычет и иногда выпускает когти, а не той, что носит одежду и метает ножи.

– Вообще–то я собирался проследить за вами еще на прошлом красном пересвете. Тьма, я чуть не рехнулся, когда потерял ваш след!

– Ладно, Кхисс. Хватит. Давай пиво пить. Местным я наплел, что жду подругу–охотницу с ручным вулхом. Перед пересветом запрусь в комнате. А там – пусть думают, что я подруги не дождался. Все равно возвращаться сюда я не собираюсь.

Кхисс как–то странно на меня глянул. Но смолчал.

И мы стали пить пиво. Нам никто не мешал, а хозяин подошел только раз.

– Господин Дагмар! Ваша комната готова, – сказал он, покосившись на Кхисса.

– Отлично! Я тут с приятелем поболтаю немного, а потом поднимусь. А ты сразу дай мне знать, как увидишь охотницу с вулхом.

И я метнул ему очередную монету. На этот раз хозяин «Услады рудокопа» внимательно взглянул на нее, прежде чем спрятать.

– Это где же такие деньги чеканят? – спросил он вроде бы невинно.

– В Дренгерте, – отозвался я. – А что, у вас такие не в ходу?

– Нет, почему же? В ходу.

Хозяин помрачнел и, не проронив больше ни слова, удалился. Пиво нам все время подносили исправно, и ко времени пересвета я слегка осоловел.

– Пора, – сказал наконец Кхисс. – Пошли, что ли?

Мы поднялись, пошатываясь, на второй этаж, в комнату. Сумки я захватил с собой, хоть и пьян был – нечего позволять всякой шпане копаться в наших пожитках. Потом я сходил проверил Ветра на конюшне – без карсы, разумеется. У нее и так лапы заплетались. Вот шельма, а рожи корчила – мол, из кружки пить неудобно!

Дверь мы с Кхиссом заперли.

– Все, – сказал я и повалился на жесткое ложе, покрытое вытертыми шкурами тегланов. – До завтра, Кхисс... Или до послезавтра.

На этот раз пересвета я не дождался. Сон одолел меня раньше.