Неожиданный Успех
Чем дальше подвигалось дело, тем больше препятствий приходилось
преодолевать Престо. На него ополчились все силы американской реакции и
капитала. Газеты были полны самыми грязными инсинуациями и клеветой по
адресу недавнего любимца всей страны, «продавшегося красным». Вновь
поднялась кампания против «человека, потерявшего лицо». Газеты требовали
пересмотра дела и лишения Престо имущественных прав. Чтобы отбиваться,
Престо приходилось подписывать все новые крупные чеки на имя
изворотливого, но жадного Пирса. Нависла угроза и уголовного обвинения в
краже у Цорна медикаментов, и в «отравлении» целой группы киноработников и
государственных служащих: прокурора, губернатора...
Несколько дней подряд газеты печатали с комментариями интервью,
которое дала журналистам Люкс: женщины умеют мстить!
Она рассказывала, как Престо «на коленях умолял ее принять участие в
его предприятии, чтобы спасти его от неминуемого краха. Но она с
негодованием отвергла его предложение, не желая пятнать свое имя в этом
грязном, антиобщественном, преступном деле, направленном против
американского народа и чести американской демократии...»
Эллен, выискивая в газетах и журналах нужные статьи, читала эти
заметки. Встречаясь с Престо, она бурно выражала свое негодование. Престо
был уж не рад, что дал ей такую работу, хотя искреннее возмущение Эллен и
трогало его. В этой горячности было нечто большее, нем чувство возмущенной
справедливости, и он с новым интересом приглядывался к девушке.
– Ничего, мисс Эллен! Все это в порядке вещей и для меня в этом нет
ничего неожиданного. Борьба на жизнь и смерть – незыблемая основа нашей
прославленной демократии. И мы будем бороться. А вы поможете мне?
– Я готова сделать все, чтобы помочь вам! – горячо и искренне
воскликнула Эллен.
Престо был растроган. Он взял ее руку и сказал:
– Быть может, эта помощь очень скоро понадобится мне. Не забудьте же
вашего обещания!
Он решил воспользоваться ее настроением и со временем добиться
согласия на участие в фильме. Дело с героиней–прачкой у Престо не
ладилось. Известные и опытные артистки отказывались играть прачку, а
молодые, находившиеся под влиянием условных штампов кинозвезд, не
справлялись с ролью. Их прачки напоминали танцовщиц из мюзик–холла или
графинь, занимающихся стиркой, но очень далеки были от образа настоящей
труженицы. И поэтому репетиции пока шли без съемок.
Чтобы отвлечь Эллен от расстраивавших ее газет и скорее достигнуть
цели. Престо нередко говорил ей:
– Довольно о газетах. Поедемте лучше со мной в киностудию.
Девушка охотно соглашалась. Таинственный закулисный мир кино
интересовал ее. А Престо тонко вел свою линию. В ее присутствии он
умышленно поручал роль героини самым неподходящим артисткам. И когда они,
как бы танцуя фокстрот, начинали топтаться возле корыта или вынимали белье
двумя пальчиками с приподнятыми мизинцами, как конфету из бомбоньерки, –
Эллен не могла удержаться от улыбки и насмешливых замечаний и иногда
возмущенно восклицала:
– Вот чудачка! Да разве это так делается? Она никогда не видела, как
белье стирают, полощут, развешивают!
– А вы ей покажите! – с невинным видом однажды сказал Престо. Эллен
смутилась, но он продолжал: – Вы только окажете ей хорошую услугу.
Надеюсь, вы не стесняетесь того, что умеете стирать белье?
Престо попал в цель.
– Нисколько, – ответила она. – Я считаю, что никакая черная работа не
унижает человека. Позвольте мне! – обратилась Эллен к артистке и принялась
за работу с такой непринужденностью, как будто находилась в сторожке на
берегу Изумрудного озера.
К счастью, опасения Престо не оправдались: Эллен не утратила простоты
и естественности своих движений. Тонио, видя ее работу, затаил дыхание, а
Гофман, который, не снимая, по обыкновению находился на посту возле
аппарата, как–то крякнул и вдруг с ожесточением завертел ручкой.
«Даже Гофмана проняло!" – с радостью подумал Престо.
Артисты с вниманием и некоторым изумлением смотрели на Эллен. В
студии стало совсем тихо. Эту напряженную тишину нарушал только сухой
треск аппарата. А Эллен, как ни в чем не бывало, продолжала заниматься
стиркой. Когда, наконец, она кончила, Гофман перестал крутить ручку и
взревел на всю киностудию:
– Нашли! Нашли, черт возьми! Да ведь это же дьявольски хорошо вышло!
И артисты, в большинстве молодежь, еще не зараженная духом зависти,
дружно зааплодировали. Эллен, сама того не сознавая, показала всем
предельную высоту всякого искусства: простоту.
И только теперь, видя неожиданный эффект своего выступления, она
смутилась и покраснела. Все поздравляли ее, Гофман безумствовал. Он тряс
Эллен руки и кричал:
– Теперь мы победим! Вы прирожденная...
– Прачка! – добавила Эллен.
– Прирожденная артистка! Поверьте мне, старому волку! То, что другим
дается с величайшим трудом, годами учения, вам даром идет в руки.
– Это, может быть, потому, что артисты играют, – возражала Эллен, – а
я даже не думала об игре.
– Вы жили. Это–то и нужно, – горячился Гофман. – Чем больше игры,
искусственности, тем хуже. Вы же сами не раз слышали, как мистер Престо
просит артистов: «Только, пожалуйста, не играйте!»
Так Эллен, прежде чем дала свое согласие, стала артисткой по общему
приговору видевших ее первое выступление.
Но сама она еще не верила этому и сомневалась.
Возвращаясь в автомобиле вместе с Престо на его виллу, она долго
молчала. Престо искоса поглядывал на нее и тоже молчал. Пусть перебродится
первое волнение. И только когда они проехали полпути, он спросил ее:
– Ну как?
– А все–таки я не буду артисткой, – ответила она.
– Почему?
– Ваше заключение слишком поспешно, – отвечала она. – Что я делала?
Только работала, как всегда. Это каждый может, если делает свое обычное
дело. Столяр точно так же строгал бы, землекоп копал, и у него это,
конечно, вышло бы лучше, чем у артиста, который впервые берется за рубанок
или лопату. Но ведь ваша героиня в фильме не только стирает белье. Она и
радуется, и страдает, плачет и смеется, разговаривает и молчит, а это уж
не то, что белье стирать. Нет, я не стану играть. Сама осрамлюсь и фильм
испорчу.
– Отчасти вы правы, – сказал Престо, – но только отчасти Конечно, с
вами еще предстоит большая работа. Но ведь и с артистами, которые берутся
впервые за рубанок или лопату, тоже надо немало повозиться, чтобы, глядя
на экран, над ними не смеялись профессионалы. Главное то, что у вас
прирожденный талант, бесспорные задатки. Это я заметил еще у Изумрудного
озера, когда вы изображали безумие Офелии. Поверьте моей опытности и
опытности Гофмана, который имел дело с сотнями новичков и умеет оценить
человека по одному движению, по одному жесту.
Эллен все еще не сдавалась и возражала:
– Но ведь это были только мои привычные жесты.
– Поймите же, – продолжал убеждать ее Престо, – что одно дело –
стирать белье в хижине сторожа и другое – перед аппаратом. Самая лучшая
прачка забывает свои привычные движения, как только ее начинают снимать.
Она или смущается, и у нее все летит из рук, или начинает стирать так, как
ей кажется нужно для экрана. И только по–настоящему талантливые люди могут
устоять перед этим испытанием – съемкой.
В душе Престо и сам еще не был вполне уверен, но Эллен безусловно
представляла собой самый подходящий сырой материал, обещала больше других.
Неведомым для Эллен осталось и то, что Престо заранее сговорился с
Гофманом поддержать, поощрить Эллен, если и он найдет, что из нее выйдет
толк. И Эллен, видимо, не на шутку заинтересовала Гофмана, судя по
искренней горячности, с которой он принял ее первый дебют. Что же касается
остальных артистов, то они были восхищены не только естественностью, но и
красотой, гармоничностью ее движений. Даже для более опытных артистов было
откровением то, что подметил Престо еще на берегу Изумрудного озера:
трудовые движения могут быть так же красивы и изящны, как художественная
пластика, что самые хитроумные изощрения не могут лучше показать красоту
форм, линий, динамику живого человеческого тела, чем эти трудовые позы и
жесты.
Видя, что Эллен все еще колеблется. Престо сказал:
– Послушайте, мисс Эллен, совсем недавно вы сказали мне, что готовы
сделать все, чтобы помочь мне. И эту помощь теперь вы можете оказать мне.
Вы знаете, что я переживаю нелегкое время. Больше того, все висит на
волоске. В случае неудачи я разорен, моя карьера кончена. Но в своем
падении я увлеку и других, – всех, кто связал свою судьбу с моею. Ведь,
начиная это дело, я думал не только о себе. Об этом я говорил вам еще в
сторожке парка. Не отказывайтесь, Эллен. Поймите, что и я, и Гофман не
поведем вас и себя на провал. В успехе мы так же заинтересованы, как и вы,
и мы сделаем все возможное, чтобы обеспечить этот успех. Дайте только ваше
согласие!
– Если дело обстоит так, то я согласна, – сдалась, наконец, Эллен.
Престо, вздохнув с облегчением, воскликнул:
– Давно бы так! – и, улыбаясь, докончил: – Теперь и ваша судьба
связана с моею. Вместе победить или вместе принять поражение!
