* * *
Шумел прибой, кричали чайки, всходило солнце. А в гостиной поселился
дух беспокойства, тревожного ожидания. Мод сидела в качалке, а Круклис
мерно прохаживался у открытого окна, запрятав кулаки в карманы брюк.
Белых, разумеется. Мне чудилось, что они вот–вот упорхут неведомо куда. В
окно врывался свежий морской ветер, по которому я так скучал в космосе.
Снизу доносились голоса гостей.
– Привет, – настороженно сказал я.
С ревом и свистом взлетел шнелльбот Дюнуа.
– Шумиха началась, – неодобрительно сказал Круклис. – Госпожа Лоа
исчезла менее заметно.
– Ты в курсе?
– Угу. Тебе надо соглашаться, Серж. Попадешь в место, где графский
титул пригодится.
– А ты? – спросил я.
Потом взглянул на Мод и поправился:
– А вы?
Круклис покачал головой.
– Мод, ты не все рассказала?
Моя жена опустила глаза. Я подошел к ней.
– Ты больше меня не любишь?
– Ближе тебя у меня никого нет, Сережа. Но мы с Парамоном уже не
совсем люди.
– Проклятый Кронос!
– Это началось до него. Садись, выпей чего–нибудь.
Я налил можжевеловой.
– И мне, – сказал Круклис.
Грустно глянув из–под бровей, добавил:
– Во мне человеческого больше. Будь здесь Лаура...
Я кивнул.
– А Кронос изменил всех вообще–то. Слышал последнюю симфонию Зары?
– Да. Не ожидал.
– Но больше всего могут те, кто выбирался из скорлупы Гравитона. Мы
трое.
– И что можем мы трое?
– Сейчас.
Круклис подошел к холодильнику и смял его в бесформенную массу. Из
этой кляксы сам собой образовался павиан. Обезьяна вскочила на подоконник
и ошеломленно захлопала глазами.
– Знакомы? – спросил Круклис.
– Да, – спокойно сказал я. – Больше трех тысяч лет, если не ошибаюсь.
– Гуру не может ошибаться, – заявил Круклис. – Даже если очень слаб.
– Чем же наделен я?
– Да тоже не обижен.
– Слушаю.
– В самом деле не знаешь?
– Я не умею лгать, Парамон. Научился у одного компьютера.
– О, компьютер – случай особый. Ты внушил симпатию даже механическому
разбойнику Джекилу. А через себя – ко всему человечеству. Виртуозная
работа, Серж. Восхитила саму Марионеллу–Жозефину.
– Кто такая Марионелла–Жозефина?
– Это одно из имен твоей жены, Серж. Да ты не переживай, в лице–то не
меняйся. Что за женщина без тайны? Не все же так открыты, как душка ибн
Дауд бен Маттафия.
– Ладно. Переварил. Продолжай, душка.
– Да что продолжать?
– Ты не сказал, в чем мои способности.
– Понятно. Утро. Туповат же ты, Серж. Только о том и толкую. Ты не
умеешь ошибаться. В любой ситуации. Что скажешь?
Я почувствовал усталость.
– Возможно. Но преувеличено.
– Это еще не все. Ты способен внушить симпатию кому угодно. Не правда
ли, Мод?
Мод вздохнула.
Я сел в кресло.
– Мод, выходит, я тебя поработил?
– Сережа,ты знаешь, сколько мне лет? Девятьсот тридцать шесть. Я
первая долгожительница Земли. Самая старая из всех людей. Ты годишься мне
в правнуки. Ужас, правда? И я устала жить. Точнее, устала быть человеком.
Человеком этого Солнца. Надо добавить, я не всегда была человеком вашего
Солнца...
Мод встала, машинально поправила прическу, подошла к окну, вдохнула
морской воздух. Блеснули ее ровные зубы.
– И сейчас я еще способна понять красоту этого мира. Но она меня уже
не трогает, ею должны насладиться другие. Ты задержал меня, вернул
свежесть чувствам. Спасибо, Серж, спасибо, мой родной. Я была счастлива,
счастлива по–настоящему. последняя любовь горька, мучительна, но лучше ее
не бывает. Ах, как нежданен был твой куст роз! Да, ты пленил меня, как и
полагается мужчине. Если угодно – поработил. Ослабил волю, остановил на
пути к цели. Но больше всего я желаю, чтобы ты в свое время пережил то,
что я пережила с тобой. Увы, невозможно застрять навсегда ни в каком рае.
Что–то обрящет только идущий, это главное, что я поняла в жизни. И я
ухожу. Прощай, и прости за боль, которую причиняю. Этого я и боялась
тогда, на Гравитоне.
– Мы больше не увидимся?
– Надежда есть всегда.
– Где? – тихо спросил я.
– Там, где время мало что значит. У тех, кто старше нас. Только не
отказывайся ради этого от нынешней жизни. Парамон говорит, что там жутко
одиноко. Тебе еще рано, Сереженька.
– Уж как получится, любимая. Да кто они такие, те, кто старше нас?
– Наше будущее. То, во что может превратиться род человеческий. И с
ними пора начинать беседу. Лучше меня их пока никто не понимает. Этот дар
получен только мной. Вот почему я должна лететь не к Эпсилону Эридана.
Отпусти меня, мой господин! Сейчас у тебя нет права ошибиться.
Круклис всхлипнул и громко высморкался. Вечно он так. Теперь уж – во
веки веков. Аминь.
– А помнишь...
Мод не дала мне договорить.
Соленый ветер, соленые брызги. Соленая кровь на губах. Чайки бы хоть
не кричали!
Всеми забытый павиан вдруг взвыл и скакнул в окно. Снизу послышались
визги, хохот, звон разбитой посуды. Спасения от жизни нет. А забвение
найдет лишь тот, кто способен видеть смешную сторону вещей. Хотя об этом
ничего не написано ни в Ведах, ни в Библии, ни в Коране. Религии не умеют
смеяться.
Прибежала Доминичка.
– Деда, перестань пускать павианов! Что за шалости в твоем возрасте?
