* * *
12 ноября 2716 года в систему Кроноса прибыл лайнер «Цинхона» с
очередной сменой наблюдателей. Опасаясь сбить настройку наших антенных
полей, звездолет затормозился в сорока тысячах километров от Гравитона. К
нему направился ракетный паром станции.
Среди прочих отъезжающих в нем улетала моя бывшая жена, утомленная
заключением в просторных, но все же ограниченных стенах. Побежденная
скукой и разочарованная мужем. Расстались мы отрешенно. Даже то
обстоятельство, что новая встреча нам почти не грозила, ничего не меняло.
Любовь себя исчерпала. И находясь в пассажирском зале, я не испытывал
никаких чувств, как робот с отключенными датчиками – функционировал, тихо
шумел, но ничего не ощущал. Рядом со мной на балконе стоял Абдид. Опустив
унаследованный от граждан царства Урарту нос, он следил за группой людей,
прибывших с «Цинхоны», выглядел слегка расстроенным и был более озабочен,
чем я. Мы с ним принадлежали к секте эрогуманистов, поскольку не способны
покинуть женщину, пока она нас любит или считает, что любит. Разница же
между нами заключалась в том, что жена Абдида все еще оставалась на
станции, и с отлетом «Цинхоны» ситуация автоматически продлевалась до
прибытия следующего рейсового корабля, то есть минимум еще на один земной
год.
Сверху мы хорошо видели новую смену отшельников. Их было много,
человек сорок. Еще больше народу пришло их встречать, надеясь на свежие
впечатления и знакомства. В центре зала, под большой люстрой, образовалась
жужжащая толпа. Слышались смех, возбужденные восклицания, никто не спешил
уходить. Лишь одна женщина вежливо, но твердо пробиралась к лифтам.
– Затворником больше, – констатировал Абдид.
Он оказался прав по сути, но не по форме. Среднюю норму общения Мод
вполне выдерживала, регулярно появляясь не только на рабочем месте, но и в
местах общественных. В продолжительные беседы, однако, не вступала, а если
ее к этому принуждали обстоятельства (мужчины романтических склонностей),
ограничивалась самыми общими суждениями.
Со временем ее стремление к обособленности становилась все заметнее,
тем более, что недостатка внимания она не испытывала. Но один лишь
Круклис, самая экстравагантная личность Гравитона, вызывал у нее некоторый
интерес, да и то – не очень сильный.
Будучи несколько уязвленным, Круклис назвал ее «вещью в себе и
женщиной вне себя», после чего, по–видимому, восстановил свое душевное
равновесие.
Мод записалась в мою лабораторию, поэтому познакомились мы с ней уже
на следующий день после отлета «Цинхоны». Познакомились, да и только.
Долгое время наши отношения оставались чисто служебными. К тому же так
получалось, что работали мы постоянно в разных сменах. Я приходил, она
уходила. И наоборот. Довольно скоро я понял, что это происходит не
случайно, и не стал навязывать своего общества. Но однажды, когда я
подписывал протокол какого–то наблюдения, Мод заинтересовалась моим
автографом.
– Ваша фамилия, вероятно, имеет славянское происхождение?
– Да.
– Извините, я называла вас Сержем.
– А как же меня еще называть? – удивился я.
– Сергеем, – сказала Мод.
Помолчав, добавила:
– Или Сережей.
Когда женщина интересуется вашим именем, она не может не
интересоваться собственно вами. Так все и началось.
