Глава 7
На другой день Савелий Лукич Куратов снова проснулся позже
обычного и некоторое время еще оставался в постели по причине болезни
головы, распространенной в русских уездах по утрам. Ночевавший в его
доме урядник головной боли не знал вовсе, а потому давно уже поднялся
и уехал кудато по казенным надобностям. Савелий Лукич, таким образом,
не мог быть свидетелем одного незначительного эпизода, разыгравшегося
с участием урядника и кучера доктора Михельсона. Впрочем, эпизод этот
вряд ли мог заинтересовать Савелия Лукича, так что он не много и
пропустил. А вот докторский кучер прямотаки пылал негодованием.
Поутру он принес Конраду Карловичу умыться и, убирая его постель (что
проделывалось обязательно, согласно легенде, разработанной местным
отделением Дороги Миров), рассказал о стычке с урядником.
Только я на соломе прилег, говорил кучер с обидой в голосе,
только глаза закрыл является этот пузатый. Седлай ему коня, и все
тут! Я ему, роже пьяной, объясняю, что для того есть хозяйский конюх
или ктонибудь из дворни, а мне выспаться надо, я еще не ложился...
Куда там! Слушать ничего не хочет. По шее дал, скотина. Если бы не
легенда, показал бы я ему! Подумаешь, какой дворянский чин урядник!
Я сам граф.
У него род древнее, сказал Христофор, натягивая панталоны.
У нас это не считается... Я, между прочим, личный адъютант
герцога НьюЙоркского, почетный водитель Его Императорского Высочества
дворцового «Шаттла»...
В комнату вошла Ольга с подносом, накрытым салфеткой.
Изволите откушать, барин! сказала она громко, а затем плотно
прикрыла за собой дверь.
Вот спасибо, Оленька! Христофор, потирая руки, уселся за стол.
Граф потянул носом воздух и тоже стал придвигаться к столу.
Откровенно говоря... он смущенно кашлянул, я бы тоже
чегонибудь... перекусил. Или неудобно?
Да садитесь, ешьте! Чего вы застеснялись? Христофор снял
салфетку с подноса и заправил ее себе за воротник. Я специально
предупредил хозяйку. что не выйду к завтраку. Садись, Оленька, нам
нужно все обсудить...
Отряд охотников принялся с аппетитом закусывать.
Итак, сказал Гонзо, прожевав первый кусок, логово ифрита мы
всетаки нашли. Правильно я понимаю?
Правильно, Ольга кивнула.
Остается только загнать его обратно в бутылку, верно?
Кстати, а где бутылка? Джек оторвался на миг от куриной ноги.
Мы ж ее там забыли!
Бутылка у меня, успокоила его Ольга, и пробку я уже
приготовила, и печать...
За чем же остановка? спросил Гонзо.
За ифритом. Как заставить его выслушать заклинание?
Я же говорю навалиться! Что он сделает со здоровым
коллективом?
Да все, что захочет! Может нас самих загнать в бутылку.
Ммдаа... протянул Гонзо. Понимаю. Кто быстрее прочтет
заклинание...
Ольга покачала головой.
Ифриты не используют заклинаний. У них свой экспрессметод.
Только я его не знаю.
Тогда это дело безнадежное!
Подожди, не все так печально. Ифрит ведь не знает, что это
заклинание. И, может быть, будет настроен добродушно.
А может и не будет! Уж очень он вспыльчив, этот добряк.
Расфасовал по бутылям добрый десяток человек и в ус не дует!
Чтобы узнать как он себя поведет, надо с ним встретиться
гденибудь, в нейтральной обстановке...
Да какая там нейтральная обстановка! Сидит у себя в берлоге и
ждет, когда мимо него какаянибудь Элли пойдет в Изумрудный город. Со
Страшилой Мудрым и этим... Христофор покосился на графа,
металлическим...
Ты напрасно приписываешь ему столько коварства. У ифритов ведь
нет разума. Они действуют инстинктивно. Я даже думаю, что ифрит не
знает...
Ольга не договорила. Раздался вежливый стук в дверь.
Быстро все вон изза стола! прошипел Христофор. Лишнюю
посуду убрать!... Дада! проговорил он громко.
Джек Милдэм отпер дверь и в смятении отступил. На пороге стоял
невысокого роста пожилой человек с бульдожьим лицом и отвислыми, как
собачьи уши, бакенбардами.
Христофор обернулся к вошедшему и от неожиданности уронил вилку.
Он узнал человека из бутыли!
Позвольте представиться, сказал вошедший, помещик здешний,
Петр Силыч Бочаров, он смело шагнул в комнату. Я было понаведался
к Савелию Лукичу, да он еще не поднялся, а матушка, Аграфена
Кондратьевна, сказала, чтоде приехал доктор из самого Петербурга. Вот
я и решил засвидетельствовать... Простите старика, коли помешал! Мы
здесь, в деревне, без чинов...
Покорнейше прошу садиться, совладав с первым удивлением,
сказал Гонзо и, в свою очередь, представился.
Вот славно, что заглянули к нам, любезнейший Конрад Карлович!
сказал Бочаров, усаживаясь. И как раз в самую пору! Здесь у нас рай,
и воздух очень здоров. Не то что в Петербурге, где, я чай, теперь и
пыль, и духота...
Он запустил два пальца в жилетный карман и вынул оттуда
курительную трубку длиною в добрый аршин. Из трубки тотчас повалил
дым. Бочаров глубоко затянулся, пожевал губами и, исторгнув из ушей
сизые облака, продолжал:
Вот говорят, деревня, глушь. А не в этой ли глуши жили и
прародители наши? Не с нее ли начинались все царства земные?
Совершенно справедливо, согласился Конрад Карлович.
Не правда ли? А какая здесь охота! Особенно у меня...
последнее слово Бочаров произнес с особой силой, словно выписал жирным
шрифтом, *у меня, в Легостаевском лесу*. Ейбогу, иной раз выгонят
такого зайца, что не знаешь, стрелять или бегом бежать от этакого
зверя... Вот вы приезжайте ко мне, мы с вами на рябчиков сходим!
Только один не ходите, а то там у меня чудеса завелись...
Какого же роду чудеса? спросил Михельсон.
А такого роду, что никому нет проходу! Бочаров захохотал,
потом вдруг стал суров.
Тут, в округе, есть такие, сказал он, понизив голос, которые
хотят у меня лес оспорить. За то им и наказание: как пойдет чужой
человек в лес, так его нечистая сила водит. А со мной ничего. Чует
хозяина! он чиркнул пальцем о стену и зажег от него погасшую было
трубку. Видать, и нечистая сила знает: мой лес!
Но может быть, о чудесах, это так только... языки чешут? изо
рта у Конрада Карловича вытянулся длинный раздвоенный язык и, не
найдя, обо что почесаться, лизнул чаю из чашки.
Нет, не говорите этого! возразил Бочаров. Знаете, я вас,
людей науки, ставлю очень высоко... Конрад Карлович почувствовал,
что поднимается вместе с креслом под самый потолок, ... но и мы
здесь, хоть и живем в деревне, а тоже, знаете, не лаптем щи хлебаем!
Бочаров с аппетитом отхлебнул щей и снова обулся.
Конрад Карлович, вытирая спиной потолок, передвинул кресло ближе к
окну и велел Маланье заново накрывать стол. Кучера он послал было в
кухню за чаем для Петра Силыча, но в эту минуту дверь снова открылась,
и в комнату вошел всклокоченный со сна Савелий Лукич. Некоторое время
он мутно смотрел на прижатого к потолку Михельсона, затем не без труда
произнес:
Что же это вы, ггоспода... одни? Идемте в обеденную залу! Там
уж и стол накрыт!
Бочаров немедленно проглотил трубку и заявил, что сыт, но из
уважения к Савелию Лукичу готов позавтракать и вдругорядь. Конрад
Карлович, кряхтя, тоже изъявил готовность:
Сию минуту присоединюсь к вам, господа. Вот только завершу...
туалет.
Ну разумеется, доктор! Однако, помните, что мы ждем вас с
нетерпением... Савелий Лукич, а за ним и Бочаров удалились. На
минуту в комнате установилась тишина, только под потолком, устраиваясь
поудобнее, возился высоко поставленный доктор.
Первой подала голос Ольга:
Ну и как он тебе? спросила она Гонзо.
Довольно бесцеремонный тип, пропыхтел Христофор. Только не
понимаю, как ему удалось выбраться из бутыли?
Кому удалось?
Ну этому... Бочарову. Петру Силычу.
Ну что ты, Христо! Петр Силыч Бочаров запечатан и попрежнему
содержится в подвале собственного дома. Это совершенно очевидно.
Пардон! Кто же тогда только что вышел из этой комнаты?
Неужели ты до сих пор не понял? Ведь это Он!
Кто Он?
Ифрит!
Да с чего ты взяла?
А ты что же, ничего не заметил?
Ннет...
Ничего необычного?
Да нет же! Граф, скажите ей!
Граф кучер неопределенно пошевелил усами.
Ну... Не знаю я... Барин как барин. Все они одинаковые...
Ах, все одинаковые? Прекрасно! Ольга щелкнула пальцами.
Христофор вдруг сорвался с потолка и вместе с креслом грянулся об
пол. Некоторое время он только хлопал глазами, испуганно озираясь.
А теперь вспоминай, вспоминай! Ольга взяла его за ворот халата
и как следует встряхнула. Все одинаковые, да? Все дым из ушей
пускают? Все от пальца прикуривают? Ну?
Христофор помотал головой, взглядом измерил расстояние до потолка
и, наконец, произнес:
Вот сукин сын! Опять обморочил!
Ну тото же! Ольга выпустила Христофора и повернулась к графу.
Джек, ты все понял?
Ну еще бы! граф невольно отодвинулся.
А я не все! упрямо мотнул головой Христофор.
Чего же ты, Гонзик, не понял?
Как нам дальше себя вести, чтобы паренька этого изловить?
Очень просто. Веди себя с ним так, будто он настоящий
П.С.Бочаров, а никакой не ифрит.
А вдруг он заметит, что мы догадались?
Не заметит! Он и сам не догадывается.
Христофор уставился на Ольгу.
Ты... о чем это?
Ольга махнула красивой рукой.
Нам давно надо было сообразить, что в незнакомой обстановке
ифрит будет в первую очередь подчиняться инстинктам. А главный
инстинкт у него какой?
Какой? живо спросил Христофор.
Ольга подняла палец.
Мимикрический! Инстинкт маскировки. Вот он и замаскировался...
Под Бочарова! воскликнул Христофор.
Ольга кивнула.
Наверное, старик сам откупоривал бутылку или оказался ближе
других, когда джинн вырвался на свободу. Всех, кто был в доме, он тут
же запечатал, чтобы не мешали, а с хозяина еще и копию снял. Да какую
копию! Во всех подробностях, внешних и внутренних. Теперь наш ифрит
искренне считает себя помещиком Петром Силычем Бочаровым. У него
бочаровское лицо, тело со всеми болезнями, но бессмертное, бочаровский
характер, привычки и желания у ифритов ведь нет собственных
интересов в нашем мире... А ты обратил внимание на характерную
фразочку: «Мой лес!"? Не правда ли, чтото очень знакомое? Одним
словом, это все тот же Бочаров, только гораздо более могущественный.
Он продолжает тяжбы с соседями, но методы использует свои,
сверхъестественные, и для начала решил запугать всю округу, чтобы
никто на его лес не претендовал.
Ндаа... протянул Гонзо. Типчик. Теперь мне понятно, кто у
Турицына украл девчонку и перепугал до смерти сторожа. И таких, вы
говорите, у вас целый ящик по одному в каждой бутылке?
Ольга неопределенно пожала плечами.
Ну да... в общем. И нам нужно торопиться, пока они еще не все на
свободе!
Торопиться нужно, согласился Христофор, но не спеша...
Он осторожно выбрался из кресла, несколько пострадавшего при
падении.
Ладно! Пойдем, посмотрим на вашего Наполеона.
Минуточку! остановил его граф. У меня вот тоже возник
вопрос.
Видно было, что высокородный кучер, которому так и не удалось
принять участие в дискуссии, чувствовал себя обиженным.
Ну? повернулась к нему Ольга.
Джек Милдэм нахмурил брови и глубокомысленно произнес:
Как же он всетаки дым из ушей пускает?