Глава 7
На другой день Савелий Лукич Куратов снова проснулся позже
обычного и некоторое время еще оставался в постели по причине болезни
головы, распространенной в русских уездах по утрам. Ночевавший в его
доме урядник головной боли не знал вовсе, а потому давно уже поднялся
и уехал куда–то по казенным надобностям. Савелий Лукич, таким образом,
не мог быть свидетелем одного незначительного эпизода, разыгравшегося
с участием урядника и кучера доктора Михельсона. Впрочем, эпизод этот
вряд ли мог заинтересовать Савелия Лукича, так что он не много и
пропустил. А вот докторский кучер прямо–таки пылал негодованием.
Поутру он принес Конраду Карловичу умыться и, убирая его постель (что
проделывалось обязательно, согласно легенде, разработанной местным
отделением Дороги Миров), рассказал о стычке с урядником.
– Только я на соломе прилег, – говорил кучер с обидой в голосе, –
только глаза закрыл – является этот пузатый. Седлай ему коня, и все
тут! Я ему, роже пьяной, объясняю, что для того есть хозяйский конюх
или кто–нибудь из дворни, а мне выспаться надо, я еще не ложился...
Куда там! Слушать ничего не хочет. По шее дал, скотина. Если бы не
легенда, показал бы я ему! Подумаешь, какой дворянский чин – урядник!
Я сам – граф.
– У него род древнее, – сказал Христофор, натягивая панталоны.
– У нас это не считается... Я, между прочим, личный адъютант
герцога Нью–Йоркского, почетный водитель Его Императорского Высочества
дворцового «Шаттла»...
В комнату вошла Ольга с подносом, накрытым салфеткой.
– Изволите откушать, барин! – сказала она громко, а затем плотно
прикрыла за собой дверь.
– Вот спасибо, Оленька! – Христофор, потирая руки, уселся за стол.
Граф потянул носом воздух и тоже стал придвигаться к столу.
– Откровенно говоря... – он смущенно кашлянул, – я бы тоже
чего–нибудь... перекусил. Или неудобно?
– Да садитесь, ешьте! Чего вы застеснялись? – Христофор снял
салфетку с подноса и заправил ее себе за воротник. – Я специально
предупредил хозяйку. что не выйду к завтраку. Садись, Оленька, нам
нужно все обсудить...
Отряд охотников принялся с аппетитом закусывать.
– Итак, – сказал Гонзо, прожевав первый кусок, – логово ифрита мы
все–таки нашли. Правильно я понимаю?
– Правильно, – Ольга кивнула.
– Остается только загнать его обратно в бутылку, верно?
– Кстати, а где бутылка? – Джек оторвался на миг от куриной ноги.
– Мы ж ее там забыли!
– Бутылка у меня, – успокоила его Ольга, – и пробку я уже
приготовила, и печать...
– За чем же остановка? – спросил Гонзо.
– За ифритом. Как заставить его выслушать заклинание?
– Я же говорю – навалиться! Что он сделает со здоровым
коллективом?
– Да все, что захочет! Может нас самих загнать в бутылку.
– М–м–да–а... – протянул Гонзо. – Понимаю. Кто быстрее прочтет
заклинание...
Ольга покачала головой.
– Ифриты не используют заклинаний. У них свой экспресс–метод.
Только я его не знаю.
– Тогда это дело безнадежное!
– Подожди, не все так печально. Ифрит ведь не знает, что это
заклинание. И, может быть, будет настроен добродушно.
– А может и не будет! Уж очень он вспыльчив, этот добряк.
Расфасовал по бутылям добрый десяток человек и в ус не дует!
– Чтобы узнать как он себя поведет, надо с ним встретиться
где–нибудь, в нейтральной обстановке...
– Да какая там нейтральная обстановка! Сидит у себя в берлоге и
ждет, когда мимо него какая–нибудь Элли пойдет в Изумрудный город. Со
Страшилой Мудрым и этим... – Христофор покосился на графа, –
металлическим...
– Ты напрасно приписываешь ему столько коварства. У ифритов ведь
нет разума. Они действуют инстинктивно. Я даже думаю, что ифрит не
знает...
Ольга не договорила. Раздался вежливый стук в дверь.
– Быстро все вон из–за стола! – прошипел Христофор. – Лишнюю
посуду убрать!... Да–да! – проговорил он громко.
Джек Милдэм отпер дверь и в смятении отступил. На пороге стоял
невысокого роста пожилой человек с бульдожьим лицом и отвислыми, как
собачьи уши, бакенбардами.
Христофор обернулся к вошедшему и от неожиданности уронил вилку.
Он узнал человека из бутыли!
– Позвольте представиться, – сказал вошедший, – помещик здешний,
Петр Силыч Бочаров, – он смело шагнул в комнату. – Я было понаведался
к Савелию Лукичу, да он еще не поднялся, а матушка, Аграфена
Кондратьевна, сказала, что–де приехал доктор из самого Петербурга. Вот
я и решил засвидетельствовать... Простите старика, коли помешал! Мы
здесь, в деревне, без чинов...
– Покорнейше прошу садиться, – совладав с первым удивлением,
сказал Гонзо и, в свою очередь, представился.
– Вот славно, что заглянули к нам, любезнейший Конрад Карлович! –
сказал Бочаров, усаживаясь. – И как раз в самую пору! Здесь у нас рай,
и воздух очень здоров. Не то что в Петербурге, где, я чай, теперь и
пыль, и духота...
Он запустил два пальца в жилетный карман и вынул оттуда
курительную трубку длиною в добрый аршин. Из трубки тотчас повалил
дым. Бочаров глубоко затянулся, пожевал губами и, исторгнув из ушей
сизые облака, продолжал:
– Вот говорят, деревня, глушь. А не в этой ли глуши жили и
прародители наши? Не с нее ли начинались все царства земные?
– Совершенно справедливо, – согласился Конрад Карлович.
– Не правда ли? А какая здесь охота! Особенно у меня... –
последнее слово Бочаров произнес с особой силой, словно выписал жирным
шрифтом, – *у меня, в Легостаевском лесу*. Ей–богу, иной раз выгонят
такого зайца, что не знаешь, стрелять или бегом бежать от этакого
зверя... Вот вы приезжайте ко мне, мы с вами на рябчиков сходим!
Только один не ходите, а то там у меня чудеса завелись...
– Какого же роду чудеса? – спросил Михельсон.
– А такого роду, что никому нет проходу! – Бочаров захохотал,
потом вдруг стал суров.
– Тут, в округе, есть такие, – сказал он, понизив голос, – которые
хотят у меня лес оспорить. За то им и наказание: как пойдет чужой
человек в лес, так его нечистая сила водит. А со мной – ничего. Чует
хозяина! – он чиркнул пальцем о стену и зажег от него погасшую было
трубку. – Видать, и нечистая сила знает: мой лес!
– Но может быть, о чудесах, это так только... языки чешут? – изо
рта у Конрада Карловича вытянулся длинный раздвоенный язык и, не
найдя, обо что почесаться, лизнул чаю из чашки.
– Нет, не говорите этого! – возразил Бочаров. – Знаете, я вас,
людей науки, ставлю очень высоко... – Конрад Карлович почувствовал,
что поднимается вместе с креслом под самый потолок, – ... но и мы
здесь, хоть и живем в деревне, а тоже, знаете, не лаптем щи хлебаем! –
Бочаров с аппетитом отхлебнул щей и снова обулся.
Конрад Карлович, вытирая спиной потолок, передвинул кресло ближе к
окну и велел Маланье заново накрывать стол. Кучера он послал было в
кухню за чаем для Петра Силыча, но в эту минуту дверь снова открылась,
и в комнату вошел всклокоченный со сна Савелий Лукич. Некоторое время
он мутно смотрел на прижатого к потолку Михельсона, затем не без труда
произнес:
– Что же это вы, г–господа... одни? Идемте в обеденную залу! Там
уж и стол накрыт!
Бочаров немедленно проглотил трубку и заявил, что сыт, но из
уважения к Савелию Лукичу готов позавтракать и вдругорядь. Конрад
Карлович, кряхтя, тоже изъявил готовность:
– Сию минуту присоединюсь к вам, господа. Вот только завершу...
туалет.
– Ну разумеется, доктор! Однако, помните, что мы ждем вас с
нетерпением... – Савелий Лукич, а за ним и Бочаров удалились. На
минуту в комнате установилась тишина, только под потолком, устраиваясь
поудобнее, возился высоко поставленный доктор.
Первой подала голос Ольга:
– Ну и как он тебе? – спросила она Гонзо.
– Довольно бесцеремонный тип, – пропыхтел Христофор. – Только не
понимаю, как ему удалось выбраться из бутыли?
– Кому удалось?
– Ну этому... Бочарову. Петру Силычу.
– Ну что ты, Христо! Петр Силыч Бочаров запечатан и по–прежнему
содержится в подвале собственного дома. Это совершенно очевидно.
– Пардон! Кто же тогда только что вышел из этой комнаты?
– Неужели ты до сих пор не понял? Ведь это Он!
– Кто – Он?
– Ифрит!
– Да с чего ты взяла?
– А ты что же, ничего не заметил?
– Н–нет...
– Ничего необычного?
– Да нет же! Граф, скажите ей!
Граф – кучер неопределенно пошевелил усами.
– Ну... Не знаю я... Барин как барин. Все они одинаковые...
– Ах, все одинаковые? Прекрасно! – Ольга щелкнула пальцами.
Христофор вдруг сорвался с потолка и вместе с креслом грянулся об
пол. Некоторое время он только хлопал глазами, испуганно озираясь.
– А теперь вспоминай, вспоминай! – Ольга взяла его за ворот халата
и как следует встряхнула. – Все одинаковые, да? Все дым из ушей
пускают? Все от пальца прикуривают? Ну?
Христофор помотал головой, взглядом измерил расстояние до потолка
и, наконец, произнес:
– Вот сукин сын! Опять обморочил!
– Ну то–то же! – Ольга выпустила Христофора и повернулась к графу.
– Джек, ты все понял?
– Ну еще бы! – граф невольно отодвинулся.
– А я не все! – упрямо мотнул головой Христофор.
– Чего же ты, Гонзик, не понял?
– Как нам дальше себя вести, чтобы паренька этого изловить?
– Очень просто. Веди себя с ним так, будто он настоящий
П.С.Бочаров, а никакой не ифрит.
– А вдруг он заметит, что мы догадались?
– Не заметит! Он и сам не догадывается.
Христофор уставился на Ольгу.
– Ты... о чем это?
Ольга махнула красивой рукой.
– Нам давно надо было сообразить, что в незнакомой обстановке
ифрит будет в первую очередь подчиняться инстинктам. А главный
инстинкт у него – какой?
– Какой? – живо спросил Христофор.
Ольга подняла палец.
– Мимикрический! Инстинкт маскировки. Вот он и замаскировался...
– Под Бочарова! – воскликнул Христофор.
Ольга кивнула.
– Наверное, старик сам откупоривал бутылку или оказался ближе
других, когда джинн вырвался на свободу. Всех, кто был в доме, он тут
же запечатал, чтобы не мешали, а с хозяина еще и копию снял. Да какую
копию! Во всех подробностях, внешних и внутренних. Теперь наш ифрит
искренне считает себя помещиком Петром Силычем Бочаровым. У него
бочаровское лицо, тело со всеми болезнями, но бессмертное, бочаровский
характер, привычки и желания – у ифритов ведь нет собственных
интересов в нашем мире... А ты обратил внимание на характерную
фразочку: «Мой лес!"? Не правда ли, что–то очень знакомое? Одним
словом, это все тот же Бочаров, только гораздо более могущественный.
Он продолжает тяжбы с соседями, но методы использует свои,
сверхъестественные, и для начала решил запугать всю округу, чтобы
никто на его лес не претендовал.
– Н–да–а... – протянул Гонзо. – Типчик. Теперь мне понятно, кто у
Турицына украл девчонку и перепугал до смерти сторожа. И таких, вы
говорите, у вас целый ящик – по одному в каждой бутылке?
Ольга неопределенно пожала плечами.
– Ну да... в общем. И нам нужно торопиться, пока они еще не все на
свободе!
– Торопиться нужно, – согласился Христофор, – но не спеша...
Он осторожно выбрался из кресла, несколько пострадавшего при
падении.
– Ладно! Пойдем, посмотрим на вашего Наполеона.
– Минуточку! – остановил его граф. – У меня вот тоже возник
вопрос.
Видно было, что высокородный кучер, которому так и не удалось
принять участие в дискуссии, чувствовал себя обиженным.
– Ну? – повернулась к нему Ольга.
Джек Милдэм нахмурил брови и глубокомысленно произнес:
– Как же он все–таки дым из ушей пускает?
