8
Пашка долго не приходил в сознание и только стонал, пока его на руках
несли к машине. Там врач (была, оказывается, у покойников с Базы и такая
должность) осмотрел его и сделал укол.
– Возвращаемся, – сказал он шоферу, – и поскорей.
Через минуту грузовик мчался по дороге на Базу. В его бронированный
кунг набилось человек двадцать, здесь было душно и сильно трясло. Олег,
Зоя и врач сидели на полу возле Пашки и старались уберечь его от ударов.
Зоя плакала, но движения ее при этом оставались быстрыми и уверенными. Она
помогла раздеть Пашку и, после того, как врач ощупал его ноги, укутала
сына чьим–то широким плащом, на лоб положила холодный компресс.
Олег с невольным удивлением наблюдал за женой. В обыденной жизни она
всегда казалась ему хрупкой и совершенно беззащитной. Теперь он понял, что
за этой хрупкостью – огромный запас прочности, душевных сил, у него
нет–нет, да и мелькал перед глазами развалившийся череп бандита... Другая,
даже со стороны увидев такую сцену, на пару суток впала бы в истерику, а
Зоя уже словно бы и забыла обо всем... Да, круто изменилась жизнь. И их
самих изменила до неузнаваемости.
Машина въехала в ворота Базы и скоро остановилась у двухэтажного
здания белого кирпича. Пашку переложили на носилки, внесли в здание и,
наконец, поместили на настоящий операционный стол во вполне оборудованном
кабинете. Несколько человек долго исследовали его состояние, кололи
лекарствами, накладывали шины.
– Ну, кажется, все в порядке, – сказал спустя два часа врач,
сопровождавший Пашку в машине. – Теперь он будет спать. Вероятно, около
суток. Нервная система, конечно, страшно перегружена, но сердце работает
вполне удовлетворительно. Ваша помощь пока не нужна Идите, устраивайтесь.
Вам самим необходимо отдохнуть. Приходите вечером, тогда и посоветуемся. У
нас есть кое–какие соображения относительно вашего сына.
С большим трудом удалось уговорить Зою оставить Пашку хоть на
несколько часов. Она хотела знать все, и немедленно.
– Побеседуйте с Зарецким – сдался, наконец врач. – Вы с ним, кажется,
знакомы... Его знаком... Его сына мы уже подвергли... лечению... по той
методике которую хотим предложить вам. Сознаюсь, это довольно рискованный
эксперимент. Но... – он невесело усмехнулся, – не в нашем с вами положении
бояться рискованные экспериментов...
База поразила Олега своими размерами. Это была огромная территория с
разбросанными на большом расстоянии друг от друга куполами лабораторий
длинными приземистыми корпусами вивариев, собственной энергоустановкой –
настоящей электростанцией, столовой госпиталем и, наконец, целым кварталом
жилых домов – бывшим поселком ликвидаторов. По периметру Базу окружало
двойное кольцо проволочных заграждений, в комплект к ним входили
пулеметные вышки караульное помещение склад оружия, гараж и ремонтные
мастерские. Все это содержалось в образцовом а главное, работоспособном
состоянии, так что База была, надежно защищена от нападения извне.
С утра до вечера лагерь был полон размеренного деловитого движения.
Казалось, каждый нашел себе здесь занятие по вкусу и целиком посвятил ему
весь ничтожный остаток своей жизни. Вероятно впечатление это было
поверхностным люди, обреченные на смерть не могут не испытывать приступов
отчаяния не могут работать с неугасающим энтузиазмом точно зная что не
всякий их труд может быть завершен. Каждый день дежурная похоронная
команда проходила по улицам поселка направляясь к огромному кладбищу Базы.
Одно это зрелище должно было выбивать из колеи всех кто при нем
присутствовал, но... не выбивало. Человек не способен слишком долго
предаваться отчаянью, не способен постоянно ждать смерти, так же как не
способен полностью игнорировать ее приближение.
– У моего Кости нет другого выхода, кроме «Нейрона». Состояние очень.
тяжелое... – говорил Ефим Зарецкий. Черные с проседью усы его при этом
нервно шевелились. Общие беды сблизили Олега с Зарецким так, как никогда
не сближало бывшее многолетнее соседство. Они быстро перешли на «ты».
Теперь Ефим показывал Олегу Базу и вводил его в курс здешних порядков и
дел.
– «Нейрон» применяют не только к больным, – говорил он. – Это вообще
не лечебный агрегат, а скорее, объект исследования. На Базе он еще с
доаварийных времен. Его выкопали в какой–то шахте и привезли сюда.
По–моему, никто толком не знает, что это такое, но оно помогает... – он
помолчал, – помогает не загнуться раньше отведенного каждому из нас срока.
А глазное – дает возможность прожить остаток дней в неведении...
– Погоди–ка, погоди, – перебил его Олег. – В шахте, говоришь, нашли?
это не тот ли монолит, которым здесь занимался... этот... э – э... Корф,
вроде?
Зарецкий искоса посмотрел на Олега.
– Откуда ты знаешь?
– Один врач рассказывал. Да ты его должен помнить – наш участковый
микробиолог, Жора Кислицын.
– А он как узнал? Тема ведь была засекречена.
Олег махнул рукой.
– У нас все засекречено! И все обо всем знают. Полгорода работало на
Базе, остальная половина – на Базу. Какие тут могут быть секреты? Корф сам
Кислицыну рассказал как–то за рюмкой.
– Сам, Корф?! – Зарецкий взволновался. – Слушай, так ведь это же
страшно важно! Вот что. Пойдем сейчас прямо в лабораторию, на «Нейрон». Я
тебя познакомлю с тамошней командой, все им расскажешь. После Корфа
осталось слишком мало документов, а он был последним, если не единственным
специалистом по «Нейрону». Они теперь изучают каждое его слово, где–либо
записанное или кем–либо услышанное. Без этого нельзя до конца разобраться
в «Нейроне». Да и времени мало, сам понимаешь. У всех у нас крайне мало
времени. Только начнешь что–то понимать, глядишь – умирать пора.
Зарецкий блеснул на Олега черным глазом, но тому еще было не до
шуток.
– А какая польза от этого «Нейрона»? – спросил он. – Почему с ним так
носятся?
– Пойдем, пойдем, там все подробно объяснят, – Ефим потянул Олега за
рукав. – Видишь ли... Иногда эта штука продлевает жизнь.
Просторное помещение внутри купола было ярко освещено. Его наполняло
трансформаторное гудение и озоновый запах высоковольтных разрядов. Олегу
стало ясно, зачем на Базе такая мощная электростанция. Его провели в
кабинет и принялись дотошно выспрашивать, просто–таки выпытывать
мельчайшие подробности рассказа Жоры Кислицына о Корфе. Особенно наседал
один – не старый еще, но до глаз заросший клочковатой бородой субъект,
назвавшийся Виктором Бойко, нынешним главным инженером «Нейрона».
Олег присматривался, присматривался к нему и вдруг узнал: да ведь это
же тот самый зверски всклокоченный бородач из очереди, который рассказывал
про живую Землю!
– Было дело, – признался Виктор, когда допрос окончился и Олег сам
решил спросить кое о чем. – Иногда мы пытаемся раздобыть информацию и в
городе.
– Вы ходите в город? – удивился Олег. – Постоянно?
– Еще бы! Как же иначе узнавать, что он против нас замышляет? Самое
удобное место для этого–очередь. Можно завести разговор на любую тему и
услышать сотню мнений – выбирай любое. Вот только микробиологов мало
осталось... Если бы я тогда знал, что Кислицын был знаком с Корфом,
конечно, нашел бы повод поговорить с ним. А так, наобум... Не идти же мне,
в самом деле, на анализ крови!
– И многие покой... то есть... многие здешние бывают в городе? – Олег
виновато улыбнулся.
Но обижаться здесь было не принято. Да и не на кого...
– Группы уходят и возвращаются каждый день, – сказал Бойко, – Нам
нужны продукты, горючее, еще много чего... Приходится заниматься и
разведкой, и драться порой...
– С кем? – спросил Олег и сразу вспомнил завал на дороге, где на них
напали бандиты.
– С городом, – ответил Виктор. – Да, драться с городом. Нельзя им
позволять убивать нас. Для их же пользы. Потому что мы – это они. И вирус
распространяется не нами, как они думают, а их собственной нищетой. Когда
не хватает продуктов, жилья, одежды, рано или поздно обязательно
начинается еще и эпидемия. Не СВС, так чума, холера или оспа... Отсутствие
ботинок и велосипедов означает и отсутствие лекарств, элементарных
санитарных средств, вообще – отсутствие возможности спастись. Не только от
болезни – от чего угодно! От землетрясения.
Да, СВС неизлечим. Но распространение его можно было предотвратить
одними профилактическими мерами. Если бы люди в погоне за куском хлеба не
изматывались до полного скотского равнодушия друг к другу, если бы
правительство не делало вид, что ничего не происходит...
– Правительство не трожь! – прервал вдруг разгоряченного оратора
человек, только что вошедший в комнату. Был он высок и очень худ, даже,
пожалуй, изможден. Но глаза его смеялись. Все, кто был в комнате,
повернули головы и смотрели на его запыленную одежду и окровавленную
повязку на голове.
– Правительство не дремлет, – сказал он, бросив на пол звякнувший
рюкзак и блаженно развалившись в кресле. – Только что из города. Все
говорят о планирующейся бомбардировке Базы.
– А! – Виктор махнул рукой. – В первый раз, что ли? Ты лучше скажи:
привез?
Человек к кресле устало улыбнулся.
– А как же! – сказал он с ехидцей.
– Сколько? – выдохнули все.
– Восемь штучек. Как одна копейка.
Несколько человек сразу бросились к рюкзаку, и стали вынимать из него
какие–то незнакомые Олегу железяки с торчащими во все стороны проводами.
– Имейте в виду, – лениво протянул худой, – три штуки мои...
– Чай! По этому поводу – чай! – засуетился Виктор.
– У нас, между прочим, тоже не без новостей, – сказал он худому и
показал на Олега. – Вот, знакомьтесь. Новенький кое–что рассказывает про
Корфа...
– Ну?! – худой подался вперед с выражением живейшего интереса на
лице.
Олегу пришлось еще раз повторить всю историю. Но, закончив рассказ,
он потребовал, чтобы и ему, наконец, объяснили, что представляет собой
«Нейрон», и какой в нем прок.
– Судя по тому, что ты рассказываешь, – начал Виктор, – Корф всерьез
считал найденный монолит частью нервной системы Земли, чем–то вроде
нервной клетки у животных. Он и установку назвал по имени такой клетки –
«Нейрон». В своих записях он утверждает, что авария на Базе и появление
вируса СВС – прямое следствие экспериментов с монолитом.
«Воздействие на него раздражителей различной природы», – наизусть
ведь помню уже, а? Значит э–э... – «химических, электрических,
механических и т. п. неизменно вызывает реакцию. Но реакция эта
непредсказуемая». В другом месте у него сказано, что также непредсказуема
реакция нашей планеты на раздражители ее нервной системы, создаваемые в
результате деятельности человека. Иными словами, новый вирус действительно
может возникнуть в ответ на вновь пробуренную скважину, а землетрясение
может стать следствием загрязнения атмосферы.
Но это все у Корфа. Мы же пока не можем найти веских подтверждений
этой теории. Монолит не особенно похож на нейрон, разве что внешне. Больше
чем на гранитный памятник нейрону он не тянет. То есть наоборот – он
гораздо сложнее. И все же что–то от живой клетки в нем есть.
Как в хромосомах клетки содержится информация обо всем организме, так
и в этом ветвящемся камешке закодировано описание целого мира – обитаемой
планеты... Только вот какой? В некоторых деталях она сильно отличается от
Земли!
– Откуда вы знаете? – не удержался Олег. – Вы ее видели?
– Да, – просто сказал Виктор. – Некоторые видели. Корф, например.
Именно он изобрел способ проникнуть в этот мир.
– А как? – жадно спросил Олег.
– Довольно просто. Дело, видишь ли, в том, что монолит Корфа больше
всего похож не на нейрон и не на клетку с хромосомами.
– А на что?
– На компьютер. Да, да, на самый обычный компьютер, только имеющий
огромную память и быстродействие, способный выполнять множество
параллельных операций. В его памяти хранится вся информация о неизвестной
планете, а может, о Земле, какой она когда–то была, или могла быть, или
будет, если включит в работу этот удаленный модуль своей интеллектуальной
системы.
Вне этой системы он мертв, как простой камень, пока не запущена
управляющая им программа. Корф научился программировать на этом
компьютере. Он создал аппаратуру, которая переписывает в его память часть
человеческого сознания, присоединяет необходимые для жизнедеятельности
блоки информации самого «Нейрона» и, наконец, дает старт сконструированной
таким образом программе. Вот и все, что нужно, чтобы оказаться внутри. Эту
идею Корфу, возможно, подсказали фантастические романы, описывающие жизнь
в недрах компьютера, как некое «Путешествие в таинственную страну». Но на
деле все оказалось не так уж просто, и сейчас перед нами гораздо больше
проблем, чем путей их решения.
Олег кивнул. Он слабо разбирался в вычислительной технике, но с
разного рода проблемами сталкивался не раз.
– Так например, – продолжал Бойко, – записав часть своего сознания в
память «Нейрона», человек не может отсоединиться от его информационных
портов, пока сам не вернется из дальнего путешествия в чужой мир, а к тому
есть препятствия.
Если человек, вернее, его тело, в ходе эксперимента погибает «здесь»,
то смерть настигает его и «там», только «Нейрон» обставляет ее гораздо
красивее – в свойственных ему понятиях.
И, наконец, самое страшное. «Нейрон», выражающий все в собственных
понятиях, как бы переводит на свой язык и человеческое сознание. Другими
словами, попав «внутрь», невозможно остаться самим собой, приходится
становиться, по выбору «Нейрона», одним из его персонажей. Нельзя
сохранить свою подлинную память, она заменяется опытом этого персонажа.
Только по возвращении к самому себе через выходной информационный порт
человек вспоминает кем он является «здесь», не забывая при этом, кем он
был и что с ним происходило «там»...
Олег зажмурился и помотал головой.
– Бр–р! Требуется некоторое время, чтобы понять, что тут к чему...
– Поймешь. Рано или поздно все понимают. Вот только участвовать в
нашем эксперименте соглашаются немногие.
– Почему?
– Н–ну... утрата памяти... это ведь, в некотором роде... смерть
личности. Хорошо, если временная...
– Так, так. Ты что–то говорил насчет препятствии к возвращению.
– Препятствие одно. Ты просто не знаешь, что тебе нужно возвращаться.
Потому что не помнишь, что уходил.
– Ах, да! Черт! И такую процедуру хотят проделать с моим сыном!
Олег поднялся и порывисто заходил по комнате.
– Но он забудет, что неизлечимо болен, – возразил Виктор.
– Ну да! Мы все забудем, если, например, застрелимся! Это ведь то же
самое. Просто вместо одного человека появляется совсем другой. И
неизвестно, где.
– Но он может вернуться.
– А что, многие возвращаются?
– Не очень.
– Ну вот! Тогда я вообще не понимаю, зачем вы возитесь с этим
«Нейроном»!
– Погоди, не горячись, – спокойно сказал Виктор, – послушай:
покойницкий глаз всем нам отмерил по одному году. Кто–то его уже доживает,
а у кого–то (Олег потупился) он все еще впереди. Но только один! Так вот.
Некоторые из вернувшихся до истечения своего годового срока говорят, что
провели «там» года три–четыре! У нас разный темп времени. Мало того, у
«Нейрона» он то и дело меняется! Как? Отчего? Нельзя ли его еще ускорить и
подарить покойникам лет десять – пятнадцать, вместо этого проклятого года?
Вот над чем мы бьемся. И кое–что, между прочим, начинает получаться...
Бойко закончил лекцию и смог, наконец, вернуться к своему порядком
остывшему чаю. Вместо него вдруг заговорил худой, до сих пор, казалось,
вовсе не следивший за ходом беседы.
– Это еще не все, – произнес он. – Витя будет возмущаться и спорить,
но я скажу есть у меня все–таки сомнения насчет Корфа. Кажется, не все
мертвые умирают в том мире...
– Ладно, ладно, – поморщился Виктор, – как всегда запишем в протокол
особое мнение Дашкевича.
– Хорошо, – сказал Олег. – Теорию этого дела я, вроде бы, начинаю
понимать. Ну а какой он, этот мир? На что он похож?
– О! – смеялся глазами худой. – Экзотика! Копья мечи. Короли и
принцессы. Драконы, правда...
– Средневековье, – подытожил Виктор, – но довольно оригинальное.
Вечером Зоя и Олег пришли в госпиталь. Пашка все еще спал, сильно
осунувшееся его лицо было спокойно. Тот же врач пригласил их к себе в
кабинет для беседы.
– Непосредственная опасность вашему сыну сейчас не угрожает, – начал
он. – Оба перелома веточные, довольно легкие, без сомнения, скоро
срастутся. Но вот со стороны психики... во–первых, налицо все признаки
легкого сотрясения мозга. Во–вторых, нервное истощение... Он до сих пор в
шоковом состоянии...
– Что с ним делали? Пытали? – прошептала Зоя.
Врач прошелся вдоль стола туда – обратно.
– М–м–да, похоже на то, – его вдруг передернуло, будто вспомнилось
что–то свое. – Там же уголовники. Тюремная школа. Они это умеют...
В общем, я не могу приказывать, но рекомендую настоятельно. Есть у
нас...
– Доктор, – перебил его Олег, – мы уже все знаем. Мы уже дали
согласие на применение «Нейрона». Только с одним условием...
– Хм! С каким же? – поинтересовался врач.
– Мы отправляемся все втроем...
