Как я Спасал Россию
Я уже говорил, что не люблю странное свойство памяти подсовывать в самые
неожиданные моменты совершенно ненужные воспоминания и ассоциации. Для
чего, собственно, человеку память? Чтобы помогала пользоваться прошлым
опытом и принимать верные решения. А если память не желает делиться
необходимымой в данный момент информацией, предлагая воспоминания, не
имеющие к делу никакого отношения?
Я служил в зман–патруле то ли три, то ли четыре месяца (вот вам пример,
когда память не желает подсказывать точное число) и начал уже привыкать к
постоянным скачкам из настоящего в прошлое и обратно. Едва я вернулся то
ли из Древней Греции, то ли вообще из Египта времен Четвертой династии (о
Господи, сегодня память просто объявила забастовку!), как был вызван в
кабинет начальства, и голографическое изображение госпожи Брументаль,
внимательно оглядев меня с головы до пят, сказало томным голосом:
– Шекет, вами довольны. Но то обстоятельство, что вы работаете
исключительно в средних веках, а то и в более ранние эпохи, отрицательно
сказывается на вашем опыте зман–патрульного. Следующее задание будет
особым и сложным: вам предстоит отправиться в Россию тысяча девятьсот
двадцать третьего года и воспрепятствовать деятельности апарайской
агентуры. Задание ясно?
Попробовал бы я сказать «нет»!
Апарайская агентура – это серьезно, господа. Вообще говоря, сведения об
этой цивилизации отдел безопасности всегда держал в секрете, но я попробую
приоткрыть тайну – ведь вы не узнаете от меня не только координат Апарая в
Галактике, но даже названия планеты: Апарай, как вы понимаете, – всего
лишь псевдоним.
Так вот, апарайцы, внешне очень похожие на людей (отличаются они только
расположением аппендикса, но кто же в обыденной жизни способен углядеть
эту разницу?), постоянно вмешиваются в нашу историю – во всяком случае,
вмешивались до тех пор, пока Договор 2076 года не положил конец этим
пиратским наскокам. А нам, зман–патрульным, приходится тратить уйму
времени, отслеживая действия пришельцев и не позволяя им делать из истории
человечества цирковое представление.
Как–то апарайцы надумали потренироваться в построении коммунистического
общества. Тренировались бы на себе, но они предпочли вынести эксперимент в
космос, на Землю. Нет, я не имею в виду попытку построения коммунизма в
России, это совершенно другая история, и здесь апарайцам был дан лично
мной надежный отпор. Об этом я расскажу ниже, а опыт по созданию
коммунистической общины они все–таки осуществили. Было это, кто не знает,
в XVIII веке – апарайцы провели агитацию среди нескольких индейских племен
в Южной Америке, и те обобществили все, что возможно, начав, естественно,
с женщин. Денег у них отродясь не было, так что и отменять было нечего.
Выдвинули лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и
стали жить согласно моральному кодексу строителя коммунизма. Зман–патруль
вмешался, когда коммунистической общине было 74 года от роду и бедные
индейцы никак не могли понять, чем они, собственно, занимаются. Проблему
решил агент Моти Эренфест – ему удалось опознать апарайского резидента и
разоблачить его перед советом старейшин. Не спрашивайте, как происходило
разоблачение – это служебная тайна, которая даже мне не известна. Во
всяком случае, индейцы прогнали апарайца в джунгли, Моти Эренфеста хотели
вздернуть на лиане, но он вовремя свалил в колодец времени, а коммуну в
тот же день отменили и всех женщин мужчины, естественно, разобрали по
праву сильного. Странно в этой истории то, что просуществовала индейская
коммуна именно 74 года – ровно столько, сколько прожила советская власть.
Может, это всеобщий исторический закон? Впрочем, я несколько отвлекся от
темы – память, как вы понимаете, опять играет со мной, как кошка с мышью.
Итак, отправился я в Москву 1923 года с заданием не позволить апарайским
агентам привести к власти товарища Льва Давидовича Бронштейна (он же
Троцкий). Замысел наших врагов был ясен. Апарайцы не любили человечество,
но больше всего они не любили евреев, хотя и не понимали, чем средний
еврей отличается от столь же среднего папуаса с кольцом в носу. Но разве
для межзвездного антисемитизма нужны какие–то разумные причины?
Так вот, они хотели изменить историю России, привести к власти Троцкого, а
тот стал бы насаждать казарменный коммунизм, и всем было бы плохо, а
обвинили бы евреев, и начался бы русский бунт, бессмысленный и
беспощадный, и всех евреев в России извели бы под корень – Троцкого в
первую очередь. По плану Льва Давидовича должен был застрелить начальник
его личной охраны товарищ Поскребышев.
Прибыв в столицу Советской России, я прежде всего отправился в резидентуру
зман–патруля и встал на учет у нашего резидента Осипа Финкеля – он держал
в Москве парикмахерскую и стриг, говорят, даже жену самого товарища
Ворошилова.
– Трудно вам будет, Шекет, – вздыхая, сказал Финкель. – Я здесь уже пятый
год резидентствую, с самой, можно сказать, революции, и до сих пор не смог
выявить ни одного апарайского агента. Самое надежное было бы – вскрыть и
посмотреть, где у него аппендикс. Но я ведь парикмахер, а не хирург! Вот
если бы их можно было отличить по прическе...
– Есть способ, – сказал я. – Попробую разобраться методом ультразвуковой
дефектоскопии.
Хороший метод, но я никогда прежде им не пользовался. Пропуск в Кремль мне
выправило некое важное лицо в наркомате обороны – Финкель пообещал этому
лицу, что будет стричь его вне очереди, и тот не смог устоять. Напустив на
себя вид ходока, разыскивающего Владимира Ильича Ленина, я бродил по
коридорам, всматривался в лица и прислушивался к разговорам. Сначала я
решил, что апарайским агентом является товарищ Буденный – уж слишком
громко он орал о роли товарища Троцкого на фронтах гражданской войны. Но
просветив героя припасенным для этой цели карманным ультразвуковым
детектором, я обнаружил, что аппендикс у товарища Буденного находится на
положенном для человека месте, и перенес свои подозрения на товарища
Бухарина. Подобраться к Бухарину со своим детектором мне удалось только
вечером следующего дня, и я был вынужден разочарованно отступить.
Честно говоря, одно время я грешил даже на самого Ленина. Почему нет?
По–моему, только апарайскому агенту могла прийти в голову гениальная идея
устроить мировую революцию в одной, отдельно взятой стране. Но Ленин лежал
больной в Горках, допускали к нему только близких людей, и прощупать
детектором аппендикс вождя мирового пролетариата не было никакой
возможности.
Проваландавшись неделю и обнаружив, что у восьми процентов членов
советского правительства вообще нет аппендикса, я уже готов был сдаться и
привести в действие второй вариант плана – а именно, перейти от поиска
апарайского агента к уничтожению последствий его возможной деятельности.
Иными словами, подложить товарищу Троцкому яд в питье, чтобы раз и
навсегда избавиться от проблемы влияния евреев на мировую революцию.
Вот тогда–то и случилось то, о чем я потом не мог вспоминать без
содрогания.
В Кремле назначено было заседание военачальников, на котором должна была
присутствовать вся верхушка власти, включая товарищей Сталина, Троцкого,
Бухарина и так далее. Я, конечно, отправился к Финкелю и потребовал
пропуск. Резидент охарактеризовал мою наглость нехорошим ивритским словом
«хуцпан», но пропуск достал. Чтобы быть неузнанным в толпе военных, я
нацепил форму командарма и отправился в Кремль. Согласитесь, что, если бы
я надел форму рядового бойца Красной армии, меня остановил бы первый
патруль. А командармов в те дни по кремлевским коридорам ходило столько,
что они даже не здоровались при встречах, потому что не знали друг друга в
лицо.
В зале, где проходило заседание, яблоку негде было упасть. Впрочем, для
яблок был уже не сезон, их и взять–то было негде. Я прошел в первый ряд,
сел рядом с товарищем Микояном, который забрел на заседание от нечего
делать, и принялся осматриваться.
– Вы какой армией командуете, товарищ? – наклонился ко мне Микоян, пронзая
меня острым армянским взглядом.
– Чукотско–таймырской, Анастас Иванович, – отрапортовал я, очень надеясь,
что двадцать седьмой бакинский комиссар не силен в географии.
– Ага, – задумчиво произнес Микоян и приготовился задать новый вопрос, но
от возможного конфуза меня спасло появление за столом президиума товарищей
Троцкого, Блюхера и Тухачевского. Как только они заняли свои места,
ультразвуковой детектор в моем боковом кармане завопил, как ворона, у
которой из клюва выхватили кусок сыра. Однако! Апарайским агентом был
кто–то из сидевших передо мной героев! Кто? Неужели Блюхер или Тухачевский?
Товарищ Троцкий поднялся, чтобы начать речь, и я понял все коварство наших
апарайских врагов. Агентом был именно Лев Давидович! Именно у него –
единственного в этом зале – аппендикс находился не на положенном месте.
Ловко, однако, придумано! Объявить себя евреем, взять власть, понастроить
в стране концлагерей, – одним махом решить все проблемы: и Россию
развалить, и евреев из страны прогнать, и идею коммунизма раз и навсегда
опорочить.
Что я должен был сделать в сложившихся обстоятельствах? Стрелять в
апарайца–Троцкого? Это исключалось, я все–таки был зман–патрульным, а не
террористом!
Вот тогда–то память и сыграла со мной злую шутку, которую я ей никогда не
прощу. Сидя в первом ряду и сверля товарища Троцкого мрачным взглядом, я
почему–то вспомнил о том, что в 1940 году этого типа зарубили ледорубом по
приказу товарища Сталина. Значит, подумал я, нужно сделать ставку на
Сталина, а он уж сам с Троцким разберется.
Мне бы еще поднапрячь память и вспомнить о других делах Иосифа
Виссарионовича, но время поджимало, и я огляделся в поисках усатой
физиономии. Сталин сидел справа от Микояна, и место рядом с ним было
свободно. Я немедленно и пересел.
– Иосиф Виссарионович, – жарко зашептал я на ухо будущему генсеку, – вы
знаете, какой компромат я могу вам представить на Троцкого?
Компромата на Троцкого у Сталина и самого было достаточно, но кто же
отказывается от дополнительного материала?
Поговорили мы хорошо. Сталин остался доволен. Я тоже – мне казалось, что я
отлично выполнил свою миссию.
На следующий день Троцкого не пустили в Горки к Ленину, и я понял, что
дело сделано, и мне можно возвращаться. Попрощавшись с резидентом
Финкелем, я прыгнул в колодец времени и вернулся в кабинет госпожи
Брументаль, чтобы доложить о выполнении задания.
– Троцкий не стал генсеком, – бодро сказал я. – Апарайский агент
обезврежен и в 1940 году уничтожен.
– Да? – мрачно сказало изображение госпожи Брументаль. – По–вашему, Шекет,
Сталин лучше? Вы хоть понимаете, что лишили Россию светлого будущего? Ведь
зман–патруль не может вмешиваться в историю вторично – что сделано, то
сделано!
Только тогда я понял, что нельзя надеяться на память – она всегда
подсказывает лишь то, что вредит делу. С тех пор я предпочитаю на память
вообще не полагаться. Если я вспоминаю, что сегодня четверг, то непременно
смотрю в календарь – вдруг сегодня на самом деле суббота?