Орлеанская Девица
Странно. Почему мне вдруг вспомнилось событие далекой юности – посещение
Орлеанской девы? За бортом моего звездолета вращался спутник связи ОЕ02,
автоматика готовила корабль к швартовке, я совсем недавно покинул странную
планету Арамгорн – казалось бы, к чему мне было вспоминать одно из первых
своих заданий в Зман–патруле, тем более, что выполнил я его, хотя и с
усердием, но не могу сказать, что с большим успехом.
Почему мне вдруг вспомнилась Жанна д'Арк? Может потому, что созвездие
Фурии, самое яркое в небе Арамгорна, напоминало стилизованную букву J,
первую букву имени этой странной девушки? Не знаю. Воспоминания о госпоже
д'Арк нахлынули с такой силой, что мне ничего не оставалось, как поддаться
им и окунуться мыслями в то славное время, когда вездесущее изображение
госпожи Брументаль поручало мне самые дурацкие и никому не нужные задания.
Действительно, зачем Зман–патрулю было вмешиваться в ход французской
истории и отыскивать в забытой Богом деревне придурковатую девицу по имени
Жанна? Ну победили бы англичане французов, а не наоборот, нам–то, евреям,
какая разница?
Именно этот вопрос вертелся у меня на языке, когда я выслушал полетное
задание из уст голографического портрета моей начальницы. Я запомнил все
от слова до слова и, естественно, ничего не стал спрашивать – субординация
прежде всего, а приказы не обсуждаются.
Вы когда–нибудь бывали во французской деревне XV века? Знаете, что сводит
с ума зман–патрульного, тем более, если он происходит из приличной
еврейской семьи? Запах! Пахло чем–то неопределимым, но зато сильно. А мне
нужно было найти девицу по имени Жанна и сказать ей пару теплых слов. Я
проверил, правильно ли подвешен у меня на груди мыслетранслятор и точно ли
сфокусирована камера искажающих полей. Ведь меня никто не должен был
увидеть! Кстати, приборчик этот к шапке–невидимке, с которой его путают
неучи, не имеет никакого отношения. Он вовсе не делает человека невидимым
в физическом смысле, но всего лишь внушает всем окружающим, что на
зман–патрульного не следует обращать внимания. Идет себе, ну и пусть идет,
а вам, мол, без разницы. Некоторые гипноизлучению не поддавались, так они
потом говорили, что видели призрак.
Я нашел Жанну в коровнике – войти внутрь мне не позволило мое тонко
организованное обоняние, я остановился на пороге и подумал: «Послушай,
Жанна, у меня к тебе дело. Тут, понимаешь, англичане хотят прибрать к
рукам твою родину, и кто–то, насколько мне известно, тебе уже нашептал,
что без тебя французы в этой борьбе не выстоят. Верно я говорю?»
Жанна подняла голову и оставила в покое корову, которую она доила второй
час и, по–моему, давно выдоила не просто досуха, но вообще до той стадии,
когда бедное животное становится похоже на рыбу–камбалу.
– Ах! – сказала будущая героиня Франции. – Господь надоумил меня, и сам
король скоро приедет, чтобы благословить меня на подвиг ратный.
«Король молод и полюбит тебя. А любовь никогда ни к чему хорошему не
приводит. И тебя любовь доведет только до костра, а там и бросит, и на
костер тебе придется идти самой, а ты знаешь, как это неприятно?»
– Костер? – спросила Жанна, глядя, естественно, не на меня, а куда–то в
узкое оконце, откуда падал косой солнечный луч. – За любовь к родине и к
своему сюзерену можно пойти и на костер!
Господи, до чего довели девушку! В отличие от бедной Жанны, я точно знал,
что голос, звучавший время от времени в ее голове, принадлежал Огюсту
Вальдену, нашему конкуренту из Зман–патруля (или, как там говорили –
патруля Времени) Французского отделения Общества спасения истории.
«Так ведь жарко и кости будет ломить!" – предупредил я.
– Готова вынести любую муку! – заявила эта спасительница отечества.
«Есть предложение, – бодро подумал я, не понимая по молодости лет, что тон
мысли имеет в разговоре с подобными экзальтированными особами решающее
значение. – Послушай меня, Жанна, и ты спасешь не только Францию, но весь
род людской».
Заткнуть мне рот, как вы понимаете, Жанна не могла, хотя и сделала бы это
с большим удовольствием – я это прочитал на ее лице и, думаю, не ошибся.
«Тот, кто подвигнул тебя на спасение Франции, – продолжал думать я, –
вовсе не Творец Вселенной, а такой же сотрудник патруля охраны Времени,
как и я. У него свое задание, а у меня свое. Выбор же остается за тобой,
ибо выбор всегда остается за женщиной, и тебе это прекрасно известно!»
– Какой выбор? – нахмурилась бедная Жанна, до сегодняшнего дня умевшая
выбирать лишь парней, с которыми плясала на деревенских праздниках.
«Выбор между любовью короля Карла VII и любовью простого еврея из
Иерусалима».
– Иерусалим! – в экстазе воскликнула Жанна. – Гроб Господень все еще в
руках неверных, и я возглавлю новый крестовый поход после того, как
Франция одолеет Англию!
«После того, как Франция одолеет Англию, – напомнил я, – тебя поведут на
костер. Так что выбирай сейчас. Но имей в виду: любовь короля
недолговечна, и сердце его склонно к измене, как ветер мая».
Сравнение было из другой оперы, но я об этом не подумал.
Жанна прислушалась к чему–то внутри себя, а потом сказала:
– А тот, другой, он тоже великий король?
«Он простой ремесленник, – признался я. – Но в нем спит полководческий
гений. Только он способен собрать войско, поднять евреев на восстание
против басурман, свергнуть власть сарацинов и вернуть евреям Иерусалим и
все оккупированные территории. Только он!»
– А я? – прошептала Жанна.
«Да, ты! – мысленно воскликнул я, все больше входя в роль архангела. –
Только ты можешь разбудить гений этого еврейского полководца! Оставь в
покое Францию, под английским игом ей будет совсем не плохо. Отправляйся в
Иерусалим! Явись перед Пинхасом...»
– Его зовут Пинхас... – прошептала Жанна, и я почувствовал ее внутреннее
сопротивление: имя ей не понравилось. Мне оно, честно говоря, тоже было не
по душе – лучше звучало бы Моисей или Соломон, но тут уж что есть, то есть.
«Его зовут Пинхас Бен–Мордехай, – подумал я, – и он ждет тебя. Явись пред
ним, и он полюбит тебя. А полюбив тебя, он поймет, что должен совершить
ради тебя великий подвиг. И подвигом этим будет освобождение Иерусалима...»
– Пинхас спасет Гроб Господень! – воскликнула Жанна.
«Как же, держи карман, – подумал я совершенно машинально. – Зачем евреям
спасать какой–то гроб? Иерусалим Пинхасу нужен, чтобы ждать там пришествия
Мессии, не того, в которого верят христиане, и ты, Жанна, тоже, но
другого, настоящего!»
Вы видите, каким я тогда был молодым идиотом? Я не умел даже собственные
мысли держать в узде, думал все, что приходило в голову! Я совсем забыл в
тот момент, что не слова мои, сказанные вслух, слышит Жанна, но именно
мысли, которые звучат в ее голове.
– О чем ты говоришь мне? – со страхом воскликнула Жанна. – Ты дьявол! Уйди
от меня!
И она протянула в мою сторону (интересно, как она догадалась, где я стою?)
свой нательный крестик, воображая, что эта вещица способна лишить разума
зман–патрульного. Но я уже осознал свой промах и поспешил исправить ошибку:
«Пинхас полюбит тебя так, как не способен полюбить король Карл! Пинхас
спасет Иерусалим, а ты спасешь Гроб Господень и привезешь его в Авиньон.
Может, ты даже станешь Папой!»
А что, почему нет? Был же женщиной один из Пап по имени Климент, Жанна
тоже могла – при ее–то упорстве! – добиться высшего сана. Особенно, если
аргументом станет гроб, привезенный из Иерусалима и выставленный на
обозрение в Авиньонском храме...
– Папой... – прошептала Жанна и наверняка увидела себя в этот момент
сидящей на престоле главы христинской церкви.
«Да, – поспешил я закрепить наметившийся успех, – ты станешь Папой, а
супруг твой Пинхас станет царем Иудейским, и еврейский народ вернется на
историческую родину, и не будет изгнания из Испании, и не будет погромов в
России, и не будет страшной Катастрофы, и все это сделаешь ты, Жанна. И
всего–то нужно тебе совершить паломничество в Иерусалим, а не поддаваться
на уговоры короля Франциска и не идти освобождать Францию от английского
нашествия».
– Пинхас, – прошептала Жанна. Вот не нравилось ей это имя, и все тут! От
какой мелочи зависит любовь женщины! Она этого Пинхаса еще в глаза не
видела, но уже сомневалась, стоит ли он ее любви. То ли дело – Карл VII,
тем более, что он уже король, а Пинхас еще только будет. Может быть.
От моих дальнейших слов зависело будущее Палестины и еврейского народа.
Нужно было найти самые точные мысли, самые верные интонации, а был еще
молод и...
И задание я завалил, сказав, точнее – подумав:
«И вообще, ты на себя бы в зеркало посмотрела. Нужно будет еще этого
Пинхаса уговаривать, чтобы он в тебе увидел пророчицу, а не доярку».
Я тут же отрекся от сказанного, но было уже поздно.
– Ах, уговаривать! – воскликнула Жанна. – Никого и никогда! Нельзя!
Уговаривать! Полюбить! Меня!
О Господи, тоже мне, Клеопатра... Впрочем, все женщины ведут себя
одинаково, когда им намекают, что они не очень–то красивы.
– Никогда! – Жанна схватила ведро, полное парного молока, и швырнула его
через весь коровник в мою сторону. – Ни за что! Уж лучше этот тощий Карл,
чем твой Пинхас! Дьявол! Искуситель!
Бедная девушка впала в состояние аффекта, у нее вот–вот мог начаться
приступ эпилепсии – так, во всяком случае, показывал мой нательный
диагност. Продолжать беседу было бессмысленно, и я вошел в колодец
Времени, думая о том, что за проваленное задание изображение госпожи
Брументаль немедленно уволит меня в запас под дружные аплодисменты членов
попечительского совета.
Каково же было мое изумление, когда, доложив о неудаче, я услышал:
– Отлично, Шекет, отлично! Вы в точности выполнили поручение!
– Но... – пробормотал я. – Я должен был переправить Жанну в Иерусалим,
чтобы...
– Чепуха! – воскликнуло изображение госпожи Брументаль. – Не было в те
годы в Иерусалиме никакого Пинхаса. А истинная цель задания была в том,
чтобы Жанна пришла к твердому убеждению, что этот дурачок король Карл VII
достоин ее любви. Вы просто еще не знаете женщин, дорогой Шекет. Наш
эмиссар два месяца внушал Жанне голосом Творца, что она должна полюбить
короля и спасти Францию. Она все сомневалась, а тут явились вы, наговорили
глупостей, вот тогда–то Жанна и поняла, в чем ее назначение в жизни.
Теперь она пойдет на костер с улыбкой на лице, как говаривал российский
министр Грачев, правда, в другое время и при других обстоятельствах.
– Идите, Шекет, – продолжало изображение госпожи Брументаль, – идите, вы
получаете повышение по службе.
Я и пошел. Скажу честно, воспоминание о том, как я охмурял Жанну д'Арк,
всегда было мне неприятно. Знаете, почему я вспомнил о том давнем эпизоде,
когда подруливал на зведолете к спутнику связи в системе Арамгорн? Теперь
я это понял: спутник имел форму крестика, очень похожего на тот, что висел
на шее у Жанны.
