Шпиковая Драма
Иногда я на своих читателей удивляюсь. Напишешь, скажем, пустячок вроде
«Контролера», и на следующий день почтовый ящик ломится от восторженных
посланий: «Ах, Шекет, какой вы душка, здорово этого Хлестика изобразили,
ну совсем, как Гоголь!" Не знаю, кто такой Гоголь, но получать такие
послания приятно, даже если они в электронном виде.
А бывает, напишешь эпохальное произведение, и что в результате? Почтовый
ящик пуст, редкий читатель, живущий в отдаленной галактике, оставит
сообщение: «Ну вы даете, Шекет, и что только вы своим романом хотели
сказать?»
Вы подумайте: автор теряет здоровье, создает книгу высочайшего
трагедийного уровня (это я об «Омлете, шпице Татском» говорю), а у него
спрашивают: «Что вы сказать хотели?»
В общем, читатели те еще фрукты. И потому, если честно, пишу я прежде
всего для себя уж самто я себя понимаю, как никто другой, мне ничего
объяснять не надо, сам могу разобраться в собственной писанине. «Шпиковую
драму» я тоже для себя создавал, не думая о возможных читателях, и это
самое правильное, что может сделать настоящий автор.
Однако, уже запустив свое новое произведение в издательскую сеть, я о
читателе всетаки вспомнил и понял, что если не предпошлю роману
предисловие с кратким изложением сюжета, то читатель опять останется в
недоумении, и мой почтовый ящик будет завален вопросами типа: «Что вы
хотели сказать? Где свадьба героев? Почему Берлинн не похож на Аполлона?»
Героя моего романа, как вы, должно быть, поняли, зовут Берлинном, родился
он в семье колонистов Шпрехена2, где и провел свое детство,
продолжавшееся несколько дольше, чем обычно: юноше было двадцать, а он
только закончил начальную школу и не умел даже рассчитывать в уме
трехмерные интегралы. Естественно, что и о теории игр мой герой слыхом не
слыхивал.
Однажды, выйдя в галактическую компьютерную сеть, Берлинн обнаружил там
виртуальный игорный дом, заинтересовался, поставил на кон все отцовское
состояние и, естественно, проиграл его с первого же захода. Результат:
отец выгнал Берлинна из дома, и бедняге ничего не оставалось, как
записаться в космофлот, где он дослужился до младшего офицера. Его любили
не за характер, но за удивительную способность проигрывать во всех
играх, в которых Берлинну приходилось участвовать. Он проигрывал в зелт,
прудак, аристон, бекласс, шурд и даже в самое тривиальное лото. Он
проигрывал все свое жалование, а потом играл на то, что ему не
принадлежало, например, на бортовые двигатели звездолета, и их проигрывал
тоже. Он желал отыграться во что бы то ни стало и еще глубже опускался на
дно долговой ямы. Он стал угрюм, скрытен и слыл во флоте психом, с которым
кроме как об игре и поговорить было невозможно.
От полного распада личности беднягу Берлинна отделяла только страстная
мечта узнать наконец такой способ, чтобы угадать в лото все шестьдесят
чисел. Ему говорили, что способа такого нет и быть не может, потому что
теория вероятностей и генератор случайных чисел полностью исключают
возможность предсказания выигрышного сочетания. Но что Берлинну была
теория? «Суха теория, говорил он, цитируя другого моего героя, а древо
жизни пышно зеленеет».
Однажды, когда звездолет «Барсук», где влачил службу Берлинн, стоял на
ремонте в доке планеты Шпик4, мой герой отправился погулять в местный
парк иллюзий и услышал разговор, который вели за его спиной два аборигена.
«Вот она, сказал один, та самая, кто выиграла шестьдесят. Она получила
секрет от адмирала Канистры, погибшего в Паранаболке, и дала ему слово
сыграть только раз и больше никому не открывать тайны выигрыша».
«И что? спросил второй. Она действительно держит слово?»
«Да, подтвердил первый. Никому еще не удалось выведать у нее тайну, а
сама она сыграла только раз и обогатилась на свю жизнь»...
Берлинн обернулся, но никого позади себя не обнаружил, а чуть поодаль
увидел две женские фигурки, на которые и обратил свое пристальное
внимание. Первая фигурка принадлежала старухе лет ста пятидесяти, о
которой можно было сказать одно слово: «Ведьма». Рядом со старухой стояла
прелестная девушка, ровесница Берлинна, и он влюбился сразу, потому что
решил, что именно она и являлась владелицей тайны шестидесяти чисел.
Логически рассуждая, любой на месте Берлинна сделал бы противоположное
заключение как, на самом деле, могла молодая девушка узнать у Канистры
тайну выигрыша, если адмирал погиб лет за сто до ее рождения? Берлинн,
однако, не думал о такой частности: выбор свой он сделал и немедленно
приступил к атаке.
С томным видом Берлинн подошел к женщинам и скромно представился, не
доверяя никому процедуру представления собственной персоны. Девушку звали
Лайзой, а старуху, оказавшуюся Лайзе родной бабушкой, называли Графинкой,
и Берлинн так и не понял, было это имя, прозвище или, может быть, какойто
местный титул.
Лайза, которой ужасно докучали поклонникикосмоматросы, была рада общению
с молодым человеком, из всех комплиментов признававшим только один: «Вы
прекрасны, как главный приз!" О своей любви Берлинн сказал Лайзе в тот же
вечер, когда они встретились на вечеринке в клубе космопорта. Девушка,
правда, не очень поняла, признавался ли ее новый знакомый в любви к ней
или он имел в виду игру в лото, о которой говорил с придыханием и
закатыванием глаз.
Разумеется, она сделала выбор в пользу первой гипотезы и потому, когда
Берлинн, не желавший упускать ни минуты, предложил Лайзе встретиться ночью
в ее спальне, чтобы обсудить шансы на будущее, девушка решила, что речь
идет о будущей совместной жизни, и сказала «да». Могла ли она думать, что
Берлинн имел в виду вовсе не предложение руки и сердца?
Спальни Лайзы и ее бабушки Графинки располагались рядом и соединялись
большой, никогда не закрывавшейся дверью. На Шпике4, где с жильем всегда
была напряженная ситуация, такое расположение спален считалось роскошью
в иных домах спальня вообще была общей. Но Берлинн об этом не знал на
его планете каждый желавший мог иметь собственный дом, сотканный из
стеблей прубанны.
Дальнейшие события развивались со скоростью звездолета, преодолевающего
световой барьер. В полночь Берлинн явился к Лайзе, воображая, что станет
обладателем как девушки, так и ее тайны, причем второе занимало моего
героя больше, чем первое. Лайза же готова была отдать себя, но ни о какой
тайне не имела ни малейшего представления. Так они и беседовали. Берлинн
кричал «Откройся!", а Лайза отвечала «Конечно, люблю!", полагая, что
именно это хотел услышать ее неожиданный возлюбленный.
Дискуссия могла бы продолжаться до утра, если бы страдавшей бессонницей
Графинке не надоело слушать пререкания молодых. В отличие от внучки, она
давно забыла о том, что такое любовь, но тайну шестидесяти чисел помнила
по гроб жизни, и страстные вопли Берлинна оценила сразу.
В самый разгар свидания Берлинн на коленях с заломленными руками, Лайза
перед ним с бледным лицом и страстным взглядом Графинка ворвалась в
спальню внучки и закричала: «Молодой человек, отстаньте от девушки, только
я знаю эту тайну, только я!»
Ах, какой облом! Берлинн повернулся вокруг оси и с теми же заломленными
руками обратил свой призыв «Откройся!" не к внучке, а к бабушке. Поняв,
какой оказалась дурой, Лайза упала в девичий обморок, легкий, как ветер
мая, а Графинка твердо заявила: «Открыть тайну? Только через мой труп!»
Нашла кому угрожать! Доведенный до отчаяния Берлинн все понимал буквально.
Через труп? Пожалуйста, будет тебе труп. Мой герой достает излучатель,
штатное оружие космопроходцев, и делает из Графинки труп, к которому
обращает свой призыв раскрыть наконец тайну.
От вспышки Лайза пришла в себя, увидела мертвую бабушку и бросилась ей на
грудь, а Берлинн понял, что собственными руками убил мечту своей жизни.
Кто ему откроет теперь тайну шестидесяти чисел? Лучевик упал из руки
Берлинна, и юноша поплелся прочь, оставив в спальне свое несбывшееся
счастье.
Едва он скрылся из глаз, Графинка поднялась на ноги и сказала внучке:
«Этот тип сумасшедший. Он действительно убил бы меня, если бы не
промахнулся. Ничего, я отплачу ему той же монетой». Лайза, окончательно
переставшая понимать происходящее, вторично упала в обморок на этот раз
уже до конца романа.
Берлинн вернулся в свою комнатку в космопортовской гостинице, где, как и в
спальне Лайзы, двери не закрывались вовсе. Он бросился на постель, проклял
судьбу и вдруг услышал голос Графинки: «Я скажу тебе числа, а ты
запоминай, может и пригодятся».
О чем мог подумать Берлинн, увидев в дверном проеме убитую им старуху?
Лично я подумал бы, что мне мерещится. Лайза решила бы, что вечером выпила
слишком много дамского вина «Шанель». Любой из читателей предположил бы,
что это голографическая запись из архива. Но Берлинну такое и в голову не
пришло. Графинка вернулась с того света, чтобы сообщить победные числа
такой была его первая и единственная мысль.
Медленно продиктовав случайный числовой набор и убедившись, что Берлинн
все аккуратно записал в тетрадку, Графинка удалилась с сознанием
исполненного долга. «Все, сказала она внучке в ту же ночь, теперь этот
тип будет знать, как морочить бедным девушкам голову!»
Между тем осчастливленный Берлинн, поверивший в одночасье в потусторонний
мир и в женскую благодарность, отправился в местное отделение лотерей и
продиктовал компьютерубанкомату одно за другим числа из своей драгоценной
тетрадки. Он готовился встать под дождь из галактических банкнотов, но
вместо этого услышал заунывный голос компьютера: «Угаданы три числа из
шестидесяти. Ваша ставка бита»...
«Проклятая Графинка», подумал Берлинн и, глядя в глаза
компьютерубанкомату, увидел вместо пластиковой оболочки фигурку старухи,
так ужасно обманувшей его ожидания. Я бы на месте моего героя тоже лишился
рассудка, так что последующие действия Берлинна были вполне предсказуемы.
Окончательно рехнувшись, несчастный юноша хотел было выстрелить в себя из
лучевика, но не тутто было он ведь уронил оружие возле «трупа» старухи!
Пришлось воспользоваться другим способом, популярным среди самоубийц на
Шпике4: с криком «Провалиться мне на этом месте!" Берлинн нажал на кнопку
выключателя, и пол под ним действительно провалился, открыв шахту глубиной
сто семьдесят метров, куда в местных гостиницах бросали устаревшее
оборудование, поломанную постояльцами мебель и грязное белье, с которым
никто не хотел возиться.
Берлинн умер в полете, воображая, что падает в ад, где непременно
встретится с Графинкой и отомстит за ее вероломство. Последние строки
романа удались мне больше всего это настоящий апофеоз силам судьбы,
которые играют человеком, когда им больше нечем играть.
А теперь скажите: что в этом сюжете непонятного? Почему отдельные читатели
не поняли авторской мысли? Нет, господа, иногда я на своих читателей
удивляюсь. Както я даже не удержался и высказал одному читателю все, что
я о нем думаю.