Включить Агента
Вы никогда не были на Рувдане–4? Очень рекомендую – замечательная планета,
рай для туриста, желающего ощутить полное единение с природой. Отели там,
к примеру, вырезаны в толще огромных деревьев, достигающих высоты более
ста километров. Номер напоминает дупло, из окна вы выглядываете, будто
птенец тамошней птицы амрукарес. Птицы эти, кстати, используются на
Рувдане–4 вместо общественного транспорта, но будьте осторожны –
амрукаресы понимают мысли, и если вы подумаете ненароком что–нибудь
нехорошее о планете, ее климате и аборигенах, то жить вам останется
недолго: птица–автобус сбросит вас с высоты полета в глубокую пропасть,
где вас ждет смерть в желудке прожорливого существа фааримору, о котором
биологи до сих пор спорят – то ли это слишком большая змея, то ли очень
маленький материк. Туристу, однако, от этого не легче, поэтому, пребывая
на Рувдане–4, думайте только о чем–нибудь хорошем: о том, например, что
насыщенный хлором воздух чрезвычайно полезен для здоровья. Не вашего,
конечно, но это не имеет значения.
Что касается меня, то мне пришлось отправиться на Рувдан–4, лишь изображая
из себя фланирующего туриста – на самом деле я выполнял первое свое
задание в должности специального агента Агентурного отдела Внешней
разведки Соединенных Штатов Израиля. Мне предстояло найти аборигена по
имени Четвертый–Сир–банклат и активизировать его как тайного агента СШИ.
Для тех, кто не читал предыдущей главы моих воспоминаний, сообщаю: агентов
на Рувдане–4 не вербуют, агентами там рождаются, поскольку вербовочные
установки впечатывают в генетический код будущего младенца, еще
находящегося в утробе матери. Не спрашивайте о том, как это делается, я
этого не знаю, но сдается мне, что здесь не обошлось без доноров–отцов из
земной агентурной службы. Впрочем, не моя это забота. В нашей профессии –
по крайней мере, в те годы – главным было правило: не знать лишнего. Много
будешь знать, скорее отправишься, как гласит древняя поговорка...
Итак, я прибыл на Рувдан–4 в самый разгар сезона дождей – то есть, в самый
пик туристической вакханалии. Дождь на Рувдане – это вовсе не вода,
льющаяся из туч. На этой планете наблюдаются сильные вертикальные потоки
воздуха, они поднимают вверх с многочисленных плантаций миллионы тонн
созревших фруктов и овощей, переносят их за тысячи километров и обрушивают
на головы зазевавшихся аборигенов и гостей Рувдана–4. Продолжается дождь
недолго – несколько минут, – но за это время некоторым туристам удается
собрать до ста килограммов замечательных фруктов. Есть их, правда, нельзя,
поскольку рувданская гастрономия принципиально отлична от земной, но зато
сколько спортивного удовольствия!
Прибыв на планету и попав под ливень прямо на посадочном поле, я
зарегистрировался в туристическом бюро и отправился на крыле птицы
амрукарес в кемпинг, где и должен быть приступить к выполнению своего
первого задания.
С высоты птичьего полета поверхность Рувдана–4 напоминала огромную
шахматную доску: темные квадраты сменялись светлыми и наоборот. На светлых
располагались туристские резервации, с которых власти Рувдана–4 получали
колоссальный доход, а на темных – области, куда не пускали не только
туристов, но даже дипломатов с иных планет, не говоря уж о военных миссиях
галактической инспекции. Вы, надеюсь, понимаете, что именно эти закрытые
области представляли самый большой интерес для земной внешней разведки.
Попасть туда, однако, имел шанс только уроженец Рувдана–4, вот нашим
специалистам и пришлось выращивать агентов методом генетического
моделирования. А на мою долю достался момент активации.
Кемпинг Рахахаш представлял собой большой куб, вырезанный из корня
одноименного дерева. Моя комната располагалась на первом уровне – это было
дупло с кроватью, торчавшей из деревянного пола подобно пню. В окне
открывался замечательный вид на лес рахахашей, вытянувших свои кроны до
высот, где могли летать искусственные спутники. Мне, кстати, предлагали в
туристическом агентстве комнату на 38055 этаже, где–то на уровне ста
километров, но я отказался – мне было известно, что агент, которого я
должен активизировать, работает на одном из самых нижних уровней.
Отдохнув и пообедав в ресторане (в меню оказались только генетически
измененные продукты местного производства, и я выбрал краба размером с
небольшую акулу), я отправился на поиски Четвертого–Сир–банклата,
предполагаемое описание которого было впечатано в мою память еще в
Иерусалимском центре подготовки. На Земле мне и в голову не приходило,
насколько трудным может оказаться задание. Во–первых, рувданцы похожи друг
на друга, как китайцы. Во–вторых, они еще и одеты совершенно одинаково, и
голосами не отличаются друг от друга, и даже мысли их, – по крайней мере,
те, что я мог уловить менталоскопом, – оказались похожими, как две капли
из одной лужи.
Конечно, я знал, что каждый рувданец – чрезвычайно яркая индивидуальность,
ведь и среди двух одинаковых на вид китайцев один может оказаться
поэтом–песенником, а другой – полководцем или даже военным преступником.
Но как определить эти глубокие внутренние отличия, скрытые под абсолютно
одинаковыми личинами?
Я бродил по коридорам, вслушивался в чужие мысли, отсеивал лишнюю
информацию и при этом изображал из себя туриста–одиночку, обеспокоенного
тем, как использовать с максимальной пользой выпавшее на его долю счастье.
Шел второй день моего пребывания в кемпинге Рахахаш, когда я, выходя из
ресторана (на этот раз мне достался бок осьминога, вываренного в жиру
птицы феникс), увидел стоявшего в дверях рувданца, на которого, входя,
вообще не обратил внимания. Мой менталоскоп, направленный в сторону
швейцара, заверещал, и я переключил на прием вшитый мне в ухо декодер.
«Странный турист, – думал швейцар–рувданец. – Что–то мне в нем знакомо.
Где–то я его видел. Он мне нравится. Если он ко мне подойдет, я испытаю
счастье».
– Скажите, любезный, – произнес я, подойдя к швейцару вплотную, – если не
ошибаюсь, вас зовут Четвертый–Сир–банклат?
Конечно, это был рискованный поступок с моей стороны. Что, если я ошибся?
Рувданцы – народ подозрительный. Меня немедленно препроводили бы в особый
отдел отеля, подвергли допросу с прочисткой подсознания и отправили на
Землю, присовокупив ноту протеста в адрес МИД Соединенных Штатов Израиля.
Но если я не ошибся, то прямой вопрос позволял мне выиграть время. Я был
уверен, что ошибки не произошло, поскольку ни один нормальный рувданец не
стал бы думать о землянине: «Он мне нравится» или, тем более, «я испытаю
счастье»...
– Да, – ответил Четвертый–Сир–банклат, не понимая уже ни собственных
мыслей, ни того обстоятельства, почему заговорил с инопланетником, хотя
это запрещено законом.
– Очень хорошо, – кивнул я. – Если мы отойдем в сторону, я скажу вам два
слова, и на этом мы закончим наши отношения.
Четвертый–Сир–банклат последовал за мной, и мы скрылись за колоннами от
толпы туристов, ввалившихся с посадочной галереи амрукаресов.
– Дорогой Четвертый–Сир–банклат, – сказал я, – вы ощущаете в себе желание
поработать для Соединенных Штатов Израиля?
Ничего подобного Четвертый–Сир–банклат не ощущал, поскольку я еще не
произнес пароля, включающего наследственный информационный код. Но мне
нужно было проверить реакцию аборигена – не завербовали ли его местные
органы контрразведки?
– Нет, – сказал Четвертый–Сир–банклат, и мой менталоскоп подсказал, что
так оно и есть. Значит, все в порядке, можно продолжить.
– Зеленый вареник опускается на дно Босфорской пустоши, – медленно
произнес я фразу включения, и взгляд Четвертого–Сир–банклата сразу стал
осмысленным – я и сам поразился тому, как быстро произошло генетическое
перерождение. Да, господа, классная работа ученых–генетиков!
– Ох, – сказал Четвертый–Сир–банклат. – Ох... Меня просто ломает... Как я
люблю Землю! Как я люблю Соединенные Штаты Израиля! Кстати, где она
находится – моя любимая Земля? В школе мы не проходили...
– Неважно, – отмахнулся я. – Меньше будешь знать – дольше проживешь.
Слушай внимательно...
– Ах, как я люблю Землю, – продолжал причитать Четвертый–Сир–банклат все
время, пока я излагал ему суть задания. – Я готов отдать за нее жизнь...
– Только не нужно сообщать об этом всем и каждому, – строго сказал я. –
Итак, понятно? Устроишься работать на завод, производящий вулканические
пушки, соберешь информацию, уволишься, вернешься на прежнее рабочее
место...
– Ах, как я люблю Землю...
– ...И будешь ждать связника. А если тебя вычислит контрразведка, то...
Тут я сделал паузу, поскольку это был второй критический момент операции.
Действия, связанные с возможным разоблачением, тоже были, по идее,
впечатаны в генетическую память Четвертого–Сир–банклата, и если все было в
порядке, агент обязан был сейчас отреагировать вполне определенным образом.
– О! – воскликнул Четвертый–Сир–банклат. – Я съем рыбу–турругу. Это очень
вкусная рыба, я ее с детства ношу в этой сумке, но никогда не ем, потому
что она слишком вкусная.
Отлично. Рыба–турруга – самое ядовитое создание на Рувдане–4, достаточно
откусить кусочек, и смерть наступает спустя сотую долю секунды. Если
Четвертый–Сир–банклат носит турругу с собой, как он утверждает, с детства,
значит, генетически запрограммированные инстинкты в нем развиты в полном
соответствии с планом.
И тут я едва не завалил всю операцию, неожиданно для себя задав вопрос, не
предусмотренный никакими инструкциями.
– И не жалко себя? – спросил я. – Ты же рувданец. Неужели какую–то Землю
ты действительно любишь больше, чем свой Рувдан?
Четвертый–Сир–банклат запнулся, взгляд его потускнел, все шесть рук
задрожали, а коленные чашечки застучали так, будто кто–то отплясывал танец
с кастаньетами.
– Ах, – сказал он. – Земля... Рувдан... Кто я? Почему я? Зачем?..
Возможно, бедняга тут же и откусил бы от хвоста рыбы–турруги, но, к
счастью, я понял, что операция может из–за моей глупости закончиться
провалом.
– Плюнь, – быстро сказал я. – Любить можно две родины, даже если одна из
них – чужая. И вообще, зеленая ряска всплывает над серой тиной.
Я вовремя успел произнести кодировочную установку! Взгляд
Четвертого–Сир–банклата прояснился, рот раздвинулся в широкой улыбке, он
вновь был в полном ладу с самим собой, и даже мой чувствительный
менталоскоп не обнаружил в мыслях агента внутренних противоречий.
Четвертый–Сир–банклат готов был к выполнению задания.
– Извините, обознался, – сказал я, повернулся к агенту спиной и направился
к лифту.
В комнате–дупле я быстро собрал свои вещи и в тот же день отбыл в
космопорт. Выходя из отеля, я бросил взгляд на швейцара–рувданца. Понятия
не имею, был ли это Четвертый–Сир–банклат или кто–то из его сменщиков –
все они на одно лицо.
