Чужое Счастье
Никогда не думал, что сумасшедшие – такие милые существа. И умные – вот
что я скажу! Психически больной изобретатель отличается от безумного тем,
что не докучает экспертам своими идеями – он даже не знает о том, что на
Церере существует Институт Безумных Изобретений, где некий Иона Шекет
мучается над оценкой самых удивительных идей в истории человечества. Мысли
свои изобретатель–псих излагает лишь роботам–санитарам, вот почему, по
моим наблюдениям, в больнице на Альтрогенибе Втором так много автоматов,
способных построить вечный двигатель, но абсолютно не умеющих связать
опасного пациента, если тот неожиданно начнет буйствовать.
Только это последнее обстоятельство и мешало мне посещать Альтрогенибскую
лечебницу чуть ли не ежедневно; уверяю вас, долгая беседа с сумасшедшими
изобретателями куда приятнее, чем минутный разговор с амбициозными
посетителями нашего Института – один Бурбакис чего стоит!
Выкроив время между составлениями отрицательных заключений (а что еще
можно было сказать, например, о предложении распылить Землю, чтобы эта
планета не напоминала о мрачных периодах в истории человечества?), я
отправился на Альтрогениб Второй, где главный врач Галактической
психбольницы Пук Дан Шай встретил меня словами:
– Счастье, Шекет! Сумасшедшее счастье нам привалило!
– В прямом смысле или переносном? – осведомился я.
– В обоих! – воскликнул Пук Дан Шай. – Пойдемте, я проведу вас в палату,
где лежит – а если выражаться точно, то бегает – пациент по имени Сто
Тридцать Два Плюс.
– На какой это планете разумных существ обозначают числами? – проворчал я,
направляясь за главврачом к палате, расположенной в конце длиннейшего
коридора.
– На Мигуаре, – отозвался Пук Дан Шай. – Планета в системе Омеги Рыси.
Звезда очень холодная, вот аборигенам и приходится...
Что именно приходится делать аборигенам Мигуары, чтобы не умереть от
холода, я увидел минуту спустя, когда мы переступили порог странной
палаты. В центре ее на растяжках висела самая большая лента Мебиуса, какую
я когда–либо видел. По ленте, не останавливаясь ни на секунду, бежал
огромных размеров муравей, отличавшийся от земных собратьев не только
величиной, но и цветом – иссиня–белым, будто насекомое недавно покрасили
несмываемой краской.
– У вас тут зоопарк, дорогой Пук Дан Шай, – ехидно спросил я, – или
приличное заведение для разумных психов?
– Сто Тридцать Второй Плюс разумнее нас с вами! – обиделся за своего
пациента главврач. – На Мигуаре живет раса разумных муравьев,
единственная, кто смог выдержать борьбу за сохранение вида. Мигуарцы
вынуждены всю жизнь проводить в движении, останавливаясь только в момент
смерти. Неподвижный мигуарец – мертвый мигуарец. А собственных имен у
мигуарцев не может быть, ведь муравейник – это коллективный разум.
– Ну хорошо, – сказал я, – что же изобрел Сто Тридцать Второй?
– Сто Тридцать Второй Плюс, – поправил гравврач. – Очень умный псих, скажу
я вам. Только вчера начал обучение по вашей системе, успел освоить
несколько главных приемов, и вот, пожалуйста...
– Я изобрел Всеобщий Вселенский Генератор Счастья, – послышался у меня в
голове скрипучий голос – впечатление было таким, будто звучали кости
черепа, создавая внутри черепной коробки гулкий резонанс. – Это гениальное
изобретение, которое...
– Понятно–понятно, – быстро сказал я, – ясно, что изобретение ваше
гениально. Но в чем его суть?
– Прием квантования, Шекет! Я его выучил вчера вечером, и мне сразу стало
ясно, что нужно делать! Дарю вам лично! И лично Пук Дан Шаю! И лично всей
моей общине на Мигуаре! И лично...
– Перечислять будете потом, если получите патент, – довольно невежливо
перебил я. – Не изволите ли изложить...
– Шекет! – прошипел у меня над ухом Пук Дан Шай, – не забывайте, что перед
вами психически больное существо, не нужно его раздражать, имейте терпение.
– Я и не собирался, – пробормотал я, а Сто Тридцать Второй Плюс, сделав
неожиданно поворот, начал бежать по ленте Мебиуса в противоположную
сторону, причем так быстро, что мне показалось, что сейчас он встретится
сам с собой.
– И лично президенту Галактической федерации Асортуманту Диактерию! –
завершил перечисление изобретатель и начал наконец излагать идею по
существу. Слова возникали в моей голове, будто вспышки света в пустой
комнате, и я даже закрыл глаза, чтобы лучше видеть и понимать.
– Что есть счастье? – продолжал рассуждать Сто Тридцать Второй Плюс. – И
почему еще никогда никому не удавалось передать другому свое личное
ощущение счастья? Да потому, что счастье неделимо! Передав ощущение
счастья другой личности, вы перестаете ощущать счастье сами, становитесь
несчастным, и количество счастливых разумных существ во Вселенной не
увеличивается таким образом ни на одну единицу. Но давайте используем
прием квантования, о котором я прочитал на втором видеодиске курса по
развитию творческой фантазии. Разделим испытываемое вами ощущение счастья
на мельчайшие отрезки длительностью в миллионную долю секунды каждый.
Можем мы это сделать?
Поскольку в словесном потоке, извергаемом Сто Тридцать Вторым Плюс,
наступила пауза, я понял, что вопрос обращен ко мне, и ответил:
– Конечно. Любое чувство можно разделить на кванты, ну и что из этого?
Ваше ощущение счастья от этой процедуры не изменится, а другой от этого
счастливее не станет.
– Прием квантования, Шекет, прием квантования! – завопил Сто Тридцать
Второй Плюс. – Разве вы перестанете быть счастливым, если отдадите мне не
все свое ощущение, а лишь его незначительную часть, мельчайший квант
длительностью в миллионную долю секунды? Ни одно разумное существо не
способно реагировать на реальность с такой скоростью! Вашего счастья от
этого не убудет!
– Но и вашего не прибавится, – пробормотал я, надеясь, что бежавший со
скоростью звука изобретатель меня не услышит. Но он немедленно ответил:
– Не прибавится, потому что квант счастья длительностью в миллионную долю
секунды я не успею ощутить, вы правы! А если вы мне отдадите не один такой
квант, а миллион? Но не подряд, а каждый второй или третий? Что тогда?
Я начал понимать ход мыслей Сто Тридцать Второго Плюс и поразился их
гениальной простоте.
– Эффект двадцать пятого кадра! – воскликнул я, не сдержав восхищения.
Мне показалось, что Сто Тридцать Второй Плюс еще быстрее побежал по ленте,
догоняя звук собственного возмущения.
– Только не говорите, что приоритет принадлежит не мне! – воскликнул он. –
Какой еще двадцать пятый кадр?
Естественно, откуда ему знать? Это ведь из области кино, а классические
фильмы на пленке исчезли из обихода несколько десятилетий назад, с
изобретением голографических проекторов. Раньше фильмы снимали на ленту и
показывали со скоростью двадцать четыре кадра в секунду. Так вот, какой–то
тогдашний гений заметил: если врезать после каждого двадцать четвертого
кадра еще один – например, с рекламой пива, – то после сеанса зритель
непременно воскликнет: «Пиво – великолепный напиток!" И наоборот: если
вырезать из каждой ленты один кадр из двадцати четырех, никто этого не
заметит, а между тем из вырезанных кадров можно составить новый фильм!
Говорить об этом Сто Тридцать Второму Плюс я не стал. В конце концов, он
ведь предлагал поделиться счастьем, а вовсе не кусочком старого целлулоида.
– Хорошая идея, – сказал я. – Вполне безумная.
Стоявший рядом со мной Пук Дан Шай дернулся и наступил мне на ногу – он,
видимо, решил, что пациент может обидеться.
– Безумная! – радостно подтвердил Сто Тридцать Второй Плюс. – Но ведь не
сумасшедшая, верно?
– Разумеется, – согласился я, покосившись на главного врача.
– Предлагаю немедленные испытания! – прокричал Сто Тридцать Второй Плюс,
пробегая мимо меня с такой скоростью, что у меня зарябило в глазах.
Только выразительный взгляд Пук Дан Шая не позволил мне ответить
решительным отказом. Хватит с меня испытаний! После полетов на планеты
Бурбакиса я предпочитал, чтобы новые изобретения испытывали те, кому это
положено по приговору суда: заключенные из камеры смертников на Весте.
– Внимание! – воскликнул между тем счастливый пациент галактической
психушки. – Начинаю передачу!
Что–то во мне щелкнуло, и я стал счастливым. Я бежал по поверхности ленты
Мебиуса, все мое существо сливалось с двумерным пространством и
остановиться означало – стать самым несчастным существом во Вселенной,
потому что тогда начнешь понимать, что есть еще и третье измерение, до
которого мне сейчас не было никакого дела. Я готов был бежать вечно –
вперед, вперед, и в то же время назад, потому что только на ленте Мебиуса,
у которой нет другой стороны, можно возвращаться, не возвращаясь, и это
счастье так переполняло меня, что...
– Вы понимаете меня, Шекет? – услышал я доносившийся будто из другой
Вселенной голос Пук Дан Шая.
– М–м–м... – пробормотал я и понял, что лежу на операционном столе, а надо
мной склонился главный врач психушки с лучевым скальпелем в руке. – Эй!
Что вы собираетесь делать?
– Уф... – пробормотал Пук Дан Шая и облегченно вздохнул. – Я уж решил, что
придется отсекать у вас лобные доли.
– Вы с ума сошли! – возмутился я и спрыгнул на пол. – Я всего лишь испытал
чужое счастье, но сам пока не рехнулся!
– Понравилось? – деловито спросил врач. – Вы три часа не желали выходить
из транса.
– Три часа! – поразился я. – Нет, господин Пук Дан Шай, придется вашему
пациенту изобретать что–нибудь другое. Делиться счастьем нельзя, это я вам
как эксперт говорю!
– Почему? Ведь счастье – это, что должно быть у каждого!
– Вот именно! И каждый понимает счастье по–своему. Для вас счастье –
вылечить пациента, а для меня – оказаться в самой гуще звездных
приключений. И если я дам вам частицу своего счастья, станете ли вы
счастливее?
– Понимаю, – удрученно пробормотал Пук Дан Шай. – Что же мне сказать Сто
Тридцать Второму Плюс? Он был уже на пути к выздоровлению, но если узнает,
что вы ему отказали...
– То останется психом, верно? И следовательно, сможет сделать еще одно
безумное и сумасшедшее изобретение! Разве это не замечательно?
– Может быть, – с сомнением произнес врач. – Но вы не откажетесь
ознакомиться с очередным творением, когда оно будет сделано?
– Это моя работа, – гордо произнес я и покинул психолечебницу под рев
какого–то пациента, пытавшегося разнести гору, в недрах которой находилась
его палата. А может, это всего лишь пробуждался вулкан?
В своем любимом кабинете на Церере я почувствовал себя наконец полностью
лишенным чужого счастья бежать по ленте Мебиуса, не имевшей ни конца, ни
начала. Я приказал двери не впускать посетителей и прикорнул на диване,
чтобы немного восстановить силы.
