Странные Приключения Ионы Шекета - Павел Амнуэль - Книжная Полка

Планета Мести

– Мне кажется, – вежливо сказал я, – что мы направляемся вовсе не туда, куда нужно.

Это действительно было так. После того, как безумный изобретатель планет Игнас Бурбакис продемонстрировал мне свою Терру Бурбакиану, вполне достойную быть занесенной в Книгу Гиннесса, но абсолютно непригодную для того, чтобы здесь жили нормальные переселенцы, я, естественно, отказал в выдаче патента. Изобретатель гневно сверкнул глазами, и я уже тогда подумал, что вряд ли вернусь домой живым и невредимым. А когда после старта Бурбакис при полном ускорении повернул в сторону, противоположную Солнечной Системе, я понял, что моя интуиция опять не ошиблась.

– Вы ошиблись в прокладке курса, – заметил я, не желая прежде времени вступать с Бурбакисом в открытый конфликт.

– Я не ошибся, Шекет, – сухо сообщил изобретатель и увеличил ускорение до предельного значения, при котором начинают трещать растяжки корпуса. Для пассажиров это не имеет значения, мы–то люди тренированные, но вот корабль может не выдержать подобного с собой обращения и от возмущения способен рассыпаться на части. Как тогда мы доберемся до Цереры или другого небесного тела?

Я сказал об этом Бурбакису, соображая как все же выпутаться из неприятной истории, и получил ответ:

– Не рассыплемся. Видите ли, Шекет, у меня после общения с вами не в порядке нервы...

– Это и видно, – согласился я.

– А в таких случаях, – продолжал изобретатель, – я обычно гоняю свой «Гений» на предельных перегрузках. Это успокаивает.

«Гений», если вы поняли, – название звездолета, на котором безумный изобретатель Бурбакис возил меня показывать свою не менее безумную планету. Хорошее название, сразу показывает, с кем приходится иметь дело.

– К тому же, – не унимался Бурбакис, – после того, как вы нанесли мне тяжелую душевную рану, я просто обязан показать вам планету, идею которой не собираюсь патентовать.

– Вот как? – ехидно спросил я, не сдержав своих чувств. – У вас есть изобретения, которые вы готовы подарить человечеству?

– Человечество обойдется без моих подарков! – воскликнул Бурбакис и уменьшил наконец ускорение, отчего «Гений» глубоко вздохнул и отблагодарил своего хозяина отказом всех бортовых следящих систем. Я бы на его месте просто отказался продолжать полет – в конце концов, даже у неодушевленной техники должно быть чувство собственного достоинства.

– Ну вот, – мрачно сказал я. – Мало того, что вы похитили государственного чиновника при исполнении им служебных обязанностей, так вы еще и не сможете вернуть его обратно, поскольку не будете знать даже собственных координат.

– Спокойно, Шекет, – нервно отозвался Бурбакис. – На Вендетту я могу опуститься и с завязанными глазами. Вы только не говорите под руку.

– Молчу, – сказал я, понимая, что словами все равно делу не поможешь, но слова о том, что Вендетта – не лучшее название для планеты, так и вертелись на моем языке.

В молчании прошло около двух часов, в течение которых изобретатель лишь изредка давал указания бортовому навигатору. Наружные экраны были слепы, а приборы ориентирования показывали чушь, и я понятия не имел, в какой области Галактики мы находились. Оставалось надеяться на то, что интуиция Бурбакиса не уступает моей.

Наконец изобретатель включил тормозные двигатели, за бортом что–то звучно грохнуло, и несколько минут спустя я ощутил легкий толчок – похоже, мы действительно где–то приземлились.

– Прошу вас, Шекет, – сказал Бурбакис и распахнул люк прежде, чем я успел сказать, что здесь, на неизвестной планете, воздух может оказаться смертельно опасным для нашего здоровья.

– Это моя Вендетта, – с радостной улыбкой клинического идиота на губах заявил изобретатель, когда мы выбрались из корабля на зеленый луг – я поклялся бы, что нахожусь на Земле, если бы не был твердо уверен в невозможности этой гипотезы. – И повторяю, Шекет, я не собираюсь просить патент на изобретение этой планеты.

– Зачем же вы меня сюда доставили? – спросил я, оглядываясь по сторонам. У горизонта виднелись корпуса нескольких дальних звездолетов и даже одного военного крейсера постройки середины ХХI века. Как сюда попала эта колымага, собратья которой были списаны в металлолом еще в те годы, когда я работал в зман–патруле?

– Могли бы догадаться, Шекет, – сухо сказал изобретатель. – Это планета моего мщения.

– Вот как? И в чем же, с позволения сказать, заключается месть? То есть, я хотел спросить: чем ваша Вендетта отличается от других землеподобных планет? В чем ее, с позволения сказать, патентная новизна?

– Это черная дыра, Шекет. Мне удалось соединить в одном небесном теле несоединимые, казалось бы, качества. Черная дыра захватывает своим полем тяжести все вокруг и может поглотить даже Вселенную, если будет иметь для этого достаточно времени. Но черная дыра убивает все живое, поскольку обладает, как вы знаете бесконечно большим полем тяжести. С другой стороны, на обычной планете приятно жить, но захватить своим полем тяжести она может лишь мелкие камни, в просторечии именуемые метеоритами.

– Понятно, – прервал я изобретателя, поняв, к чему он клонит. – Вам удалось объединить в одной планете бесконечное поле притяжения черной дыры и комфортные условия для жизни.

– Более того, Шекет! – в экстазе воскликнул Бурбакис. – Более того! Поле тяжести Вендетты избирательно – моя планета притягивает лишь объекты, достойные наказания! Пассажирский лайнер, к примеру, пролетит мимо Вендетты, и капитан даже не заметит планету на бортовых локаторах. Но корабль, капитан которого имел несчастье совершить в отношении меня какую–нибудь подлость, не имеет шансов добраться до цели, даже если маршрут будет проложен в сотне парсеков от моей дорогой Вендетты.

Судя по нездоровому блеску в глазах, Бурбакис мечтал о том, чтобы я спросил, как удалось ему совместить в одном небесном теле столь несовместимые свойства. Но я, естественно, не собирался потакать нездоровым желаниям изобретателя, и смотрел вокруг себя, изображая равнодушное любопытство денди, попавшего на скучный бал с угощением а–ля фуршет.

Естественно, моя тактика привела к цели быстрее, чем это могло бы сделать видимое Бурбакису любопытство. Мое показное равнодушие вывело его из себя, и он воскликнул:

– Из вас, Шекет, эксперт как из меня марсианский кот! Вас ничего не интересует, кроме собственного протертого кресла на Церере! Моя Вендетта – переворот в области планетостроения, а вы смотрите вокруг, будто это какая–то очередная израильская провинция вроде Регула или Альгениба!

– Почему же? – холодно сказал я, почувствовав, что довел–таки изобретателя до нужной кондиции. – Будучи экспертом по безумным изобретениям, я прекрасно понимаю, как вам удалось совместить несовместимое, конструируя Вендетту. Вы разделили противоречивые свойства в пространстве. А также использовали известный в изобретательстве каждому неучу прием квантования. Ваша черная дыра, названная Вендеттой, находится в подпространстве Маркова, а землеподобная планета, также носящая имя Вендетты, обращается около этой черной дыры, находясь при этом в обычном пространстве нашей Галактики. Система остается связанной, поскольку черная дыра на незначительные доли секунды появляется в нашем мире и...

Удрученный вздох Бурбакиса показал, что я, конечно же, правильно описал его изобретение.

– Вендеттой же вы назвали свою систему потому, – продолжал я, – что притягивает она лишь те объекты, которые, по вашему мнению, в чем–то перед вами виноваты. Для этого вы использовали прием...

– Я сам знаю, какой прием я использовал! – взревел изобретатель, оскорбленный в лучших чувствах. – И не нуждаюсь в том, чтобы какие–то эксперты подсказывали мне...

– Ваше изобретение действительно безумно, – добил я Бурбакиса, – но подпадает под статью восемьдесят шесть уголовного кодекса Израиля. Это статья о самосуде, если вы помните. Пятнадцать лет в тюрьме на Весте. Совсем недалеко от Цереры, кстати говоря. Я смогу навещать вас каждую неделю...

– Если вам удастся покинуть Вендетту, – буркнул изобретатель, воображая, что оставил за собой последнее слово.

– Скажите–ка, Бурбакис, почему оказался здесь этот вот старый военный звездолет? – деловито произнес я. – Насколько я понимаю, вас еще на свете не было, когда корабли этого типа списали в металлолом. Когда же его экипаж успел вам насолить?

– А... – сказал изобретатель, проследив за моим взглядом. – Это «Брит», флагман израильского космофлота. Он действительно был списан вскоре после моего рождения. Экипаж – тысяча двести человек. Капитан – Хаим Бурбакис, если вам что–то говорит это имя.

– Вот оно что! – воскликнул я. – Ваш отец! Конечно! Я читал вашу анкету – Хаим Бурбакис бросил свою жену вскоре после рождения ребенка, оставив ее без средств к существованию. Ребенком были вы, верно? Мать воспитала в вас ненависть к отцу, я правильно понимаю? И вы решили: Хаим Бурбакис достоин мести. А тысяча двести человек команды? Они тоже? И кроме того, «Брит» ведь не пропал без вести в глубинах космоса, я точно помню, что корабль был списан, а его командир...

Тут я прикусил себе язык. Черт побери, я не должен был показывать изобретателю, что не сразу понял истинную суть его изобретения! Я чуть не уронил в грязь свое непогрешимое реноме! Оставалось надеяться, что Бурбакис, находившийся в состоянии крайнено возбуждения, не заметил моего мгновенного смущения.

– И вообще, – сказал я, будто продолжая уже начатую мысль, – вы поступили очень мудро, захватывая и подвергая изощренной мести лишь копии своих врагов, а не их оригиналы. Иначе вас действительно могли бы судить за самосуд, который в нашем просвещенном двадцать первом веке...

– Господи, Шекет, – с досадой произнес Бурбакис, – я думал, что хотя бы до этого вы не догадаетесь.

– Я эксперт по безумным изобретениям, – гордо заявил я. – Когда ежедневно разбираешь десятки патентных заявок, поневоле становишься догадливым.

Бурбакис загрустил. Он действительно хотел отомстить мне за то, что я не дал ни единого положительного заключения по его изобретениям. Но какая же это месть, если предмет мщения понимает, что является всего лишь копией, а оригинал в это время спокойно сидит в своем кабинете на Церере и принимает очередного посетителя?

А может, оригиналом все–таки был я, а на Церере сейчас восседал и вел прием Шекет–второй, созданный безумной фантазией Бурбакиса с единственной целью – отомстить обидчику?

– Знаете что? – сказал я задумчиво. – Самой изощренной местью с вашей стороны было бы отпустить меня и вернуть на Цереру, чтобы я начал разбираться с тем, другим, Шекетом, кто из нас реальный, а кто – копия для мщения.

– Как вы догадались? – спросил наконец Бурбакис, не сумев преодолеть собственное любопытство.

– А, – я пожал плечами. – Полтораста лет назад японцы придумали нечто подобное. Конечно, куда примитивнее, чем ваша Вендетта... На предприятиях была комната, где стояло чучело начальника и куда каждый недовольный мог прийти, чтобы двинуть шефе по уху и сказать вслух все, что думает... Ваш случай посложнее, но ведь и время другое.

Бурбакис смерил меня испепеляющим взглядом и надолго замолчал. Я увидел, как из леса, стоявшего в сотне метров от места посадки «Гения», вышел человек и направился в нашу сторону. Почему–то мне показалось, что это была копия Хаима Бурбакиса, созданная для удовлетворения сыновнего гнева господина изобретателя. Присутствовать при семейной сцене у меня не было никакого желания.

– Вы правы, Шекет, – хихикнул Бурбакис, тоже увидевший отца, – я отправлю вас назад на Цереру. Разбирайтесь там сами с собой, кто из вас эксперт, а кто копия. Это будет хорошая месть! А я приду на прием, чтобы посмотреть, как вы будете препираться. Ха–ха!

Через минуту «Гений» стартовал с Вендетты, а через час молчавший всю дорогу Бурбакис высадил меня на стартовом причале Цереры и улетел, не попрощавшись. Да и к чему было прощания? Мы оба знали, что вскоре встретимся. Я проследил взглядом за удалявшимся «Гением» и поспешил в кабинет, чтобы доказать Ионе Шекету свое право сидеть в кресле эксперта по безумным изобретениям.