* * *
Он стоял на Вершине мира.
Для И.Д.К., воспитанного на физических теориях ХХ века, Вершина
представлялась точкой в пространстве–времени, предшествовашей схлопыванию
Вселенной в кокон. Отсюда можно было видеть всю эволюцию Вселенной,
воспринимая ее исчезавшей в прошлом волной.
Он остановил мгновение – вовсе не потому, что оно было прекрасно,
просто это было последнее мгновение той Вселенной, которую И.Д.К. считал
своей. Он остановил мгновение, материальные процессы застыли, и лишь в
духовных сфирот, неподвластных времени, И.Д.К. ощущал мысли Йосефа и Мусы,
Мессии и Ричарда, Хаима и Андрея, Джоанны и Людмилы. Мысли, ощущения,
поступки остальных людей Кода во всех мирах и временах уходящей Вселенной
– живших, умерших, воскресших, рожденных и лишь зачатых в мысленных сфирот
разума – представлялись И.Д.К. чем–то вроде бега электронов по тонким и
гибким проводам. Сравнение было не лучше любого другого, сейчас И.Д.К.
интересовал лишь единственный его смысл. Вселенная уходила, скатывалась в
материальную точку, в сингулярность, и только он имел возможность повлиять
на то, каким станет мироздание на следующем своем витке.
И.Д.К. проследил мировую линию Земли, будто пальцем провел по пыльной
поверхности четырехмерия – планета уже многие миллиарды лет плыла в
одиночестве, безжизненная, как памятник ушедшей цивилизации. И.Д.К.
поискал взглядом другие планеты, где после Исхода обосновались люди Кода –
в обычном четырехмерии эти планеты располагались в разных галактиках,
разделенные такими провалами пространства, что, казалось, никакая связь
между ними была невозможна.
– Йосеф, – сказал И.Д.К., он хотел быть услышанным всеми, и все
услышали его. – Йосеф, мы можем создать Тору и Код для мира, который
придет вслед. Те, кто создал Тору и Код для нас, ушли с тем миром, что
погиб в коконе тридцать миллиардов лет назад. Они изменили для нас этот
мир, а теперь мы должны изменить мир, который возникнет из нового кокона.
– Тебе виднее, – скептически отозвался Йосеф. Он стоял на холме Стены
на Саграбале, было это почти миллиард лет назад, Йосеф не желал
присоединяться к И.Д.К. и воспринимал последнее мгновение Вселенной таким,
каким воспринимал его И.Д.К. – Тебе виднее, – повторил Йосеф. – Мы можем
это сделать. Но должны ли?
– Должны, – отозвался Мессия, так и не решившийся выглянуть в
материальный мир из многоверти духовных сфирот.
– Должны, – твердо сказал Муса, стоявший в Мекке седьмого века
христианской эры над могилой своего сына Мухаммада – он возвращался в этот
город и это время все чаще.
– Должны, – сказал Хаим и, взяв за руку Андрея – через несколько
столетий, – оказался в той же точке пространства– времени, что И.Д.К. Они
находились в одной–единственной точке, сохранившейся от материальной
Вселенной, и это обстоятельство не доставляло им ни малейшего неудобства.
И.Д.К. стоял на Вершине мира и впервые ощущал, наконец, свою
настоящую и неискаженную суть. И.Д.К. ощущал сейчас все прочие свои сути и
вовсе не удивлялся тому, что в одной из них он был коллективным разумом на
планете в звездной системе, затерянной давным–давно в эллиптической
галактике, удаленной от Земли на расстояние полутора миллиардов парсек. И
еще И.Д.К. ощутил одну из своих сутей, в которой он был ирррациональным
ужасом, охватившим жителей средневековой Европы, когда на их города
обрушилась эпидемия чумы, унесшая сотни тысяч жизней. Эта эпидемия – ее
возникновение и развитие – тоже были частью чьей–то личности, возможно,
даже одного из тех, кто погиб тогда от страшной болезни – так казалось
И.Д.К., так могло быть, и это был наверняка не первый случай, когда
человек погибал, убивая себя сам и не подозревая об этом, как на
протяжении множества веков никто из людей Кода не подозревал о тех
конкретных материальных и нематериальных измерениях, которыми был сам.
И.Д.К. погрузился вглубь себя – до уровня, когда уже не мог управлять
сознанием. И.Д.К. погрузился в себя и на глубине – если двигаться по одной
из осей времени – в четыре миллиарда земных лет обнаружил себя же в
состоянии первичного океана жизни: не на Земле, где в это время еще
бушевали вулканы, а воздух был сух и безжизнен, нет, он обнаружил себя на
поверхности не планеты даже, а большого астероида, отколовшегося от
протопланетного конденсата – он был океаном, ему еще предстояло стать
цивилизацией, и он нес в себе зачатки Кода в виде обрывков
мономолекулярных цепей. Код был еще несовершенным, но уже был, и И.Д.К.
погрузился еще глубже, и обнаружил себя сразу после Большого взрыва – он
был пучком горячих электронов, и еще он был нематериальным коконом,
который так и не взорвался тогда, не вошел в режим обычного времени и
существовал во Вселенной как бы раздельно от нее.
И все эти собственные сущности И.Д.К. ощутил, наконец, как единое
целое – он мог покачать головой, и от этого ужас, поразивший людей Европы,
становился чуть слабее или, наоборот, возрастал, и это, в свою очередь,
влияло на судьбу первичного океана, от волн которого пучок электронов едва
заметно фокусировался, меняя судьбу будущей Вселенной.
И.Д.К. отыскал Дину в этом хаосе представлений и воплощений. Он нашел
ее руку, опущенную, будто судьба, над Землей пятого века до эры Христовой,
Дина была в те годы серией землетрясений в Центральной Азии, погубившей
древнюю цивилизацию, от которой в будущем не осталось ни следа.
И.Д.К. позвал Дину, и она пришла к нему на Вершину мира, где в
пространстве–времени не было места для двух материальных тел, но дух мог
существовать беспрепятственно. И.Д.К. обнял Дину, взглянул в ее глаза
через сотни миллионов лет трехмерного времени и миллионы парсеков
пространства. И сказал:
– Мы были всегда, родная. Ты понимаешь это?
Дина молчала, но ответ был ясен.
– Я хочу, – сказал И.Д.К., чтобы мы – ты, я, Йосеф, Илья, все
остальные – стали Торой для будущих людей. Сейчас я освобожу время,
промелькнет последний квант, Вселенная обратится в кокон, останется лишь
то, что закодируем в структуре кокона мы – люди Кода.
– Структуру будущего мира, – сказал Хаим, слышавший разговор И.Д.К. с
матерью.
– Его мораль, – сказала Людмила.
– Человеческие ценности, – объявил Муса.
– Да, – подтвердил И.Д.К. – С чего начнем?
– С момента творения, – твердо потребовал Йосеф Дари. – С момента,
когда хаос кокона сменится альтернативой света и тьмы.
– Ты полагаешь, – подумал И.Д.К., – что будущий мир следует начинать
с этой альтернативы? Ты полагаешь, что будущий мир вообще следует
складывать из альтернатив? Ты видел мир уходящий, ты жил в нем; разве
свобода выбора, предоставленная людям, сделала их счастливее?
– А ведь хорошая идея, – подал голос Ричард. – Вселенная,
развивающаяся по четко продуманной программе. Вселенная, в которой
разумные существа не имеют права выбора.
– Мы выберем за них? – насмешливый голос Людмилы. – Мы можем выбирать
за тех, кого еще нет?
– Только мы и можем, – сказал Мессия. – Тот, кто создавал Код для
нашего мира, полагал, что право выбора – благо. Нам создавать Код для
Вселенной, которая придет следом. И нам решать.
Миньян – десять личностей, десять людей Кода – застыл, чтобы
собраться с мыслями. Чтобы придти к согласию с самим собой. Чтобы из
собственного восприятия уходившего мира создать Код мира будущего. Чтобы
не повторить ошибок тех, кто создал Код мира уходящего.
И.Д.К. стоял на Вершине мира, и лишь единственный квант времени
отделял его от смерти – смерти истинной и вечной, потому что в коконе
Вселенной не могла существовать личность, но лишь созданная ею информация.
– Чтобы избавиться от хаоса, – сказал Мессия, – сначала нужно его
создать.
– В начале, – поправил Йосеф.
– Не нужно хаос создавать, – пробурчал Муса, – он появится сам.
– Илюша, – прошептала Дина и поцеловала И.Д.К. в губы. – Я не хочу...
Мы должны быть вместе...
– Возвращайся, – сказал И.Д.К. – Возвращайся на Саграбал или на любой
из Израилей, где воскресшие создают то, что в наши дни называли Третьим
храмом.
– А ты...
– Я тоже вернусь. Я найду тебя. Я... я хочу, чтобы у нас был сын,
Дина.
– Парадокс, – сказала Людмила, перекинув свой голос по нематериальным
сфирот. – Ты же знаешь, что за семнадцать миллиардов лет, отделяющих время
Исхода от последнего мгновения Вселенной, не будет у тебя с Диной ни сына,
ни дочери.
– Парадокс, – согласился И.Д.К. – Потому что за эти семнадцать
миллиардов лет у нас с Диной были и дети, и внуки...
Вершина, на которой стоял И.Д.К., истончилась, как игла, плавящаяся в
огне, и последней мыслью перед тем, как И.Д.К. разрешил времени испустить
оставшийся квант и завершить свое течение, была: «Так сколько же ангелов
можно разместить на острие иглы?»