25.
Кокоря они нашли сидящим на пне, до которого у русичей никак не
доходили руки – выкорчевать. Дружинник смотрел прямо перед собой и,
казалось, ничего не замечал. Аборигены ходили мимо, словно и не было его.
Погода уверенно портилась и еще утром светлое небо покрылось пятнами туч,
которые незамедлительно начали сыпать крупными хлопьями снега.
– Хорошо еще ветра нет, а то б он тут и примерз к пню–то,
глубокомысленно заметил Женька.
– Как бы нам самим не примерзнуть. – Стас наклонился вперед.– Кокорь,
ты чего?
– Ничего,– отозвался тот и продолжил тупо разглядывать непонятно что.
– Странный какой–то,– Стас выпрямился и повернулся к ребятам,– может,
его Ромил чем опоил?
– Черт его знает! – все так же глубокомысленно отозвался Женька.– Но
похоже, Стас, похоже... ты бы стал вот так сидеть и ждать, когда тебя
накажут, а чего доброго и убьют?
– Да для них это в порядке вещей, я же говорил. Он наверняка считает,
что виноват и что должен быть наказан!.. Кокорь! Что с тобой Ромил сделал?
– Ничего, в глаза посмотрел и завтра мы с ним пойдем в капище –
просить у богов прощения.
– Ясно. А с прощением вернется только Ромил. Нет, все–таки урод
какой, червяк эллинский!..
– Саныч, а может и впрямь – прощения попросят и вернутся. Ведмедь,
вроде, говорил – дружинник ценный, и все такое...
– Я тут уже почти никому не верю, Жень, а Ромил может и тайком от
воеводы чего–нибудь учинить,– Стас стряхнул с себя снег и поежился.
Кокорь, мы сегодня ночью уезжаем. Ты, я помню, с нами хотел?..
– Хотел.
– А сейчас что?
– А сейчас надо прощения просить.
– Стас, он не в себе, это ж видно и без стетоскопа!
– Да вижу, хоть со стетоскопом хоть без! Ладно, будем
уезжать – прихватим его. От водки, я думаю, он не будет отказываться?
