12.
Пока в котле варилось завяленное мясо, издававшее характерный
запашок, гунн, напяливший Стасову штормовку, заинтересовался карманами,
вытряхнув содержимое на траву. На цилиндрический флакон из–под валидола
поначалу никто не обратил внимания. Новый хозяин штормовки оценил зажигалку
и засунул обратно в карман, пролистал записную книжку и бросил ее в
костер, повертел и зачем–то понюхал карандаш, прежде чем кинуть его вслед
за блокнотом. Наступила очередь и смертоносного флакона. Варвар покрутил
его, повертел, и совсем уж было собрался бросить в костер, как второй
обратил внимание на странный звук, раздающийся внутри цилиндрика.
Перехватив руку напарника, он забрал флакончик и потряс его над ухом. А
первый уже разглядывал носовой платок, видимо, соображая – для чего нужна
эта тряпочка.
Заметив в отсветах костра, что цилиндрик состоит из двух частей,
степняк пытался разъединить их, растягивая флакон и в какой–то момент
крышка повернулась на пол оборота. Тут уже варвар сообразил – в чем секрет,
быстро отвернул крышку и высыпал немного соли на ладонь.
Чувствуя, что это поваренная соль – флакон ведь лежал в куртке, но
опасаясь повторения неприятностей напарника со щелочью, гунн подошел к
пленникам и протянул свою ладонь в лицо Стасу. Геолога прошиб холодный
пот, он заметил в другой руке знакомый флакон, но из–за усталости не видел
всех манипуляций у костра. Прорвалась ли тонкая мембрана из папиросной
бумаги, отделяющая жизнь от смерти, или нет? Но это был единственный шанс –
либо освободиться, либо умереть, избавившись от всех грядущих мучений
рабства. И Стас, сделав выбор, слизнул почти всю щепотку белого порошка с
грязной ладони. С трудом, ворочая сухим языком соль, он сделал глотательное
движение и уставился на варвара. Гунн внимательно посмотрел на Стаса и
затем сам лизнул остаток соли. Чмокнул губами и заспешил к костру. Его
соплеменники, наблюдавшие проверку, дружно загалдели.
Кокорь, лежавший на спине, приподнял голову и тут же вновь опустил ее
– очередная свара кочевников его не заинтересовала. Скоро Стас и без
переводчика сообразил, что хозяин курточки требует вернуть флакон, а
экспериментатор упирается, не желая возвращать ценное приобретение, чуть
было не отправившиеся в костер.
«Только бы не сыпанули в котел», – молил всех известных богов атеист
Стас,– «только бы не сыпанули..." Ведь высыпав содержимое, враги могли
заметить двойное дно, и самое главное – в кипящей воде яд потеряет всю свою
силу. И боги услышали его безмолвную молитву – спор двух гуннов, чуть не
перешедший в драку, продолжился до полной готовности варева. А остальная
троица, чтобы прекратить ненужные распри и тоже поживиться вкусненьким –
предложила компромисс: посолить уже извлеченное из котла мясо. Так и
сделали. Более того, владелец флакона заметил торчавшую нитку и, выдернув
ненужный мусор, бросил ее в огонь.
После этой манипуляции Стас напрягся и пихнул ногой Кокоря. Тот опять
поднял голову и с недоумением посмотрел на него. Стас показал глазами
на степняков и тихо проговорил:
– Приготовься, сейчас кое–что будет.
А степняки резали ножами мясо и спокойно уплетали его за обе щеки.
Внезапно один поперхнулся и схватился за горло, а рядом сидевший гунн
стукнул его по спине, считая, что тот просто подавился, но тут же сам
медленно начал валиться на спину. Третий недоуменно посмотрел на приятелей
и тоже захрипел, закашлял, хватаясь за горло. Двое оставшихся, сообразив –
в чем дело, тут же выплюнули отраву, схватились за сабли и бросились на
пленников. Один из нападавших, видимо, успел–таки проглотить отравленный
кусок, потому что не пробежав и двух шагов упал как подкошенный...
Зато второй... Или ему не досталось яда вовсе, или он не успел съесть
свою часть, – но степняк совсем не думал умирать.
Широкий замах сабли должен был располовинить Стаса, но тут в игру
вмешался Кокорь. Как он, связанный, умудрился не только подняться, но и
прыгнуть подкатом под ноги нападавшего – ни Стас, ни Неждан не заметили.
Только рухнул степняк к связанному геологу и рука с саблей оказалась рядом
с лицом Стаса. И Стас бульдожьей хваткой вцепился зубами в запястье. Он не
видел, как второй рукой гунн потянулся к засапожному ножу, но нож своим
телом накрыл Неждан. Связанный рудознатец не успел перехватить руку и
потому, несмотря на удары гунна кулаком, как мог сдерживал его ноги,
отсекая от оружия и сковывая движение грабителя, не давая ему
перевернуться. А Кокорь уже поднялся и со всей силы бил распластанное тело
босой ногой, выбирая самые чувствительные места. Впрочем, в этом
копошашемся в сумерках клубке, некоторая часть Кокоревых ударов досталась и
Стасу, и Неждану.
Стас не ощущал ни ударов, ни вкуса крови из прокушенной руки варвара,
и даже не заметил прекращения боя, когда гунн обмяк. Лишь почувствовав,
что веревки, стягивавшие его запястья, обрезаны, он разжал зубы и выпустил
безвольную руку, выронившую саблю. А над ним истерически хохотали Неждан
с Кокорем, уже освободившиеся от своих пут.
– Насмерть загрыз степняка, – кричал воин, корчась от смеха, рядом с
катавшимся по земле рудознатцем. – Первый раз такой боевой прием вижу...
Степняк лежал с неестественно вывернутой головой.
Немного прийдя в себя, пленники вернули одежду, вволю напились у ручья
и принялись ловить стреноженных лошадей.
...Ночь после освобождения и безумной скачки в темноте проспали,
словно мертвецы – и только к полудню Кокорь нехотя зашевелился, и тут же
принялся будить спутников – надо было уходить дальше. Во время ночной
суматохи трупы степняков оставили прямо там, в поле. Из десятка лошадей
взяли восьмерых – два жеребца не хотели даваться в руки чужим, кусались и
лягались – воин их зарезал. Не оставлять же врагам? Если степняки
обнаружат этот разгром – обязательно кинутся в погоню. Надежда была лишь на
то, что до основного отряда не скоро донесется весть о вероломстве пленных,
и беглецы успеют затеряться в лесах. Но степям не было ни конца, ни краю.
Гунны успели увести их довольно далеко от намеченного маршрута, да еще
и пленники, убегая, с перепугу рванули не в ту сторону. Впрочем, днем,
выскочив на берег какой–то речушки, Неждан тут же определил направление
и они отправились в путь. Возвращение к первоначальному маршруту заняло
два дня.
Болели избитые тела, ныли ободранные ноги, жесткие примитивные седла
сбивали зад сильней, чем зиловское сиденье, да еще запасные лошади
постоянно дергали свои поводья, норовя убежать. Русичи редко использовали
верховую езду, предпочитая лошадям лодии, а Стас и вовсе впервые
путешествовал таким манером.
