4. Поединок. Нет Лилового Солнца
Это случилось за вторым завтраком, после того как Алик отправил
очередное сообщение на Землю.
– Черт знает что! Высверливаем пространство лазером со скоростью света,
научились принимать и передавать фотонные телеграммы, а кофе варим, как
сто лет назад: кофеварка, горелка и сгущенное молоко, – философично
заметил он.
– А тебе бы хотелось, как в Аоре, – съязвил Малыш, – раз–два,
повернулся на брюхе, чихнул – и горячая жижица под носом.
– Стоп, – сказал Капитан. – Тихо!
Все замолчали, вглядываясь в его напряженное лицо. Стиснутые зубы еще
резче подчеркивали синеватые вмятины щек. Глаза смотрели сквозь
окружающих, никого не видя. Он к чему–то прислушивался.
– Так, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Понятно. Только Библ и я.
Повторяю: вездеход под защитным полем оставляем на открытом месте. Выходим
и входим по мысленному приказу. Все. – Он оглядел недоумевающие лица
притихших товарищей. – Готовь вездеход, Малыш. Едем с Библом. А вы с
Аликом охраняете станцию: мало ли что может случиться.
– Не случилось же, когда мы были в Нирване, – недовольно возразил Алик.
– Учитель вызывает только меня и Библа, – уточнил Капитан.
Малыш легонько стукнул Алика по затылку:
– Приказам повинуются без возражений. Мне, например, все ясно. Капитан
– потому что он Капитан. Библ – потому что социолог. А техник и физик
Учителю не нужны.
– Кто передал? – спросил Библ.
– Фью.
– Странно, что мы не услышали. Шлемы на каждом.
– Псилучевой приказ, настроенный на определенные частоты мозга, –
подумал вслух Алик. – Шлемы не только переводная, но и транслирующая
машина. С Учителем, впрочем, они не понадобятся.
– Фью просил не снимать их. Вероятно, у них есть и записывающие
функции.
Позже, уже на вездеходе, когда Капитан и Библ колесили по черной
пустыне в поисках связки с пространством зеленого солнца, откуда они могли
стартовать к Учителю, ибо только там и в Аоре действовал механизм
телепортации, Библ долго и сосредоточенно молчал, нехотя откликаясь на
реплики Капитана. Наконец тот не выдержал:
– О чем это вы размышляете, Библ?
– Глупости, – сказал Библ.
– А все же?
Библ улыбнулся:
– Почему в жизни Малыш безапелляционно командует Аликом, а в
материализованном фантастическом эпизоде с петлей времени безропотно
перешел на подчиненное положение? Вы обратили внимание, Кэп, он даже не
поправил его в рассказе.
– Так ведь это Алик все и придумал.
– Если бы только Алик! Но и воображение Малыша подключилось к его
сознанию синхронно даже в деталях. Как бы слилось с ним. Чужой мозг даже
не сопротивлялся, его синапсы [синапс – сигнал, идущий от одного нейрона к
другому, характеризующий деятельность головного мозга] почти в точности
воспроизвели индивидуальность другого. Малыш, никогда не работавший на
ускорителях, материализовал в памяти все подсказанное Аликом. Какой же
техникой должна располагать цивилизация, чтобы так управлять психикой
человека!
– А мы едем разоблачить эту цивилизацию.
– Высота этой цивилизации не адекватна высоте ее техники, – заключил
Библ.
Ему пришлось повторить эти слова уже в беседе с Учителем. Все, что
предшествовало этой беседе, уложилось в полчаса. Мираж нашли через две–три
минуты после заключительной реплики Библа. Прошли над мшаником, выбрались
на утоптанную плешину в низкорослых корявых кустах, поставили вездеход под
защиту.
– Проверим телепортацию, – усмехнулся Капитан и шагнул в белый зал к
аквариуму с мутной массой–в недвижной жидкости. Тотчас же рядом возник и
Библ. Обменялись улыбками: действует телепортация! На большее мысль не
отважилась, ее сразу же подавила чужая воля: сядьте, подождите, пока я не
познакомлюсь с накопленной вами информацией. Сели уже в привычные кресла,
не обратились друг к другу ни с молчаливым вопросом, ни с недоумевающей
усмешкой, тупо, заклиненно открыв кому–то для обозрения содержимое своих
черепных коробок. Впрочем, кому, было ясно обоим.
И через несколько минут, именно минут, а не часов, молчания этот кто–то
откликнулся. Ему не потребовалось много времени для того, чтобы узнать,
что они увидели, переговорили и передумали в дни своего знакомства с
Гедоной.
– Я знаю каждый ваш шаг и каждое ваше суждение, – «услышали» они, как и
раньше, беззвучный «голос», – но вы мыслите убийственно медленно, слишком
медленно, чтобы скорость моего мышления могла бы проследить все ползки
вашей мысли. Поэтому придется кое–что уточнить. Вы считаете, что моя
цивилизация мертва?
– Да, – отрезал Библ, – мертва. То, что вы создали на планете, –
леность материи, энтропия. В ваших деформированных пространствах не больше
жизни, чем в метановых озерах и глыбах замерзшего водорода, которые мы
видели в космосе на пути к Гедоне.
– Что значит мертвое и живое? Жизнь здесь, как и везде, – лишь один из
вариантов бытия материи. Вопрос в том, какой вариант считать идеальным.
– Допустим, что ваш. Попробуем согласиться. Ваш мир разумен, как высшее
проявление материи, стабилен ввиду постоянства жизненных циклов и
двойственности организационной структуры его, свободен от капризов
природы, от диктатуры техники, от любых ограничений, кроме тех, что
обеспечивают путь к Нирване. Так вот: ни с одним из этих тезисов наш
земной ум согласиться не может. Ни с разумностью вашего мира, ни с его
свободой и благоденствием.
– Уточните.
– Разумность любого мира определяется путями совершенствования разума,
постоянством и непрерывностью этого процесса. Вы остановили его. Вы
исключили разум как основу цивилизации.
– Мы заменили его воображением. Я прочел в вашем сознании знакомую
мысль: разум ведет к истине долгим извилистым путем, воображение легко
взбирается на вершину горы. Только воображение подсказывает, как раскрыть
идеал, то, чего еще нет, но что должно быть.
Библ внутренне усмехнулся: он действительно думал о том, что в
философии гедонийцев воображение противоположно разуму. Но он припомнил
этот тезис как ошибочный, идеалистический.
– Воображение – один из компонентов разума, – продолжил он
невысказанную мысль. – Вы же отождествили воображение с мифотворчеством.
Вам, знающему более высокие формы мышления, должно же быть ясно, что его
мифологическая форма – это наиболее примитивная форма сознания, когда
человек поклоняется силам, с которыми отождествляет себя. Ваш миф снимает
вопрос о личной ответственности, о подлинном выборе, создавая стандарты
поведения, которым нужно лишь бездумно следовать. Вы говорите: «Все
дозволено», но опутываете человека запретами куда более бессмысленными,
чем у нас на Земле. И самый страшный запрет – запрет на знание, постоянно
развивающееся и совершенствующееся. Каждый может создавать свое
собственное представление об окружающем, не обращаясь к наукам, которых у
него нет. А ведь только науки могут дать ему не иллюзорное, а подлинное
знание о мире, под небом которого он живет.
– Зачем ему это знание? Любая наука создает лишь смятение мыслей и
чувств, мы же воспитываем в нем безмятежность духа и уверенность в своей
правоте, высокую самооценку и высокий уровень притязаний.
– На что? – гневно воскликнул Библ, пораженный философской
ограниченностью Учителя, и тут же подумал, что техническая вооруженность
ума создателя гедонийской цивилизации может и не соответствовать его
социально–философскому арсеналу. И, уже сдержавшись, продолжил: – Высоких
притязаний? Я спрашиваю: на что? На идиотизм Аоры? На тупые грезы Нирваны?
На запойное безделье ваших гедонийцев? Не удивительно, что в мире,
культивирующем подобные притязания, ни мысль, ни разум, ни истина не в
почете.
– В вашем обществе, – «услышали» в ответ Капитан и Библ, – следуют
принципу: от каждого по способностям, каждому по труду. Но ведь труд – это
источник несвободы, область необходимости. В таком обществе никто не
свободен.
Знакомая философия, подумал Библ. Были и на Земле анархиствующие
философы, время от времени предпринимавшие ревизию марксизма. События и
наука их давно опровергли. А здесь, на вершинах технической эволюции,
социально–философская вдруг предлагает им такие одряхлевшие откровения.
– Человек, как известно, начинается с труда, – поучительно сказал Библ,
– и совершенствует его вместе с разумом. Лучшие умы на Земле на протяжении
двух тысячелетий видели счастье в совершенстве труда. Я не называю имен,
вы их не знаете, но то, что они утверждали, верно для любого общества в
любом уголке Галактики. Уничтожение дармоедов и возвеличивание труда – вот
постоянная тенденция истории. Жить – значит работать. Всякий труд
благороден, и благороден лишь один труд. Ведь самое прекрасное в мире
нашем то, что создано трудом, умной человеческой рукой, и все наши мысли,
все идеи возникают из трудового процесса. Не буду повторять то, что все
это истины, знакомые любому разумному существу. Что вы когда–то были
таким, я в этом не сомневаюсь. Но в целях смелого, хотя и сомнительного
эксперимента вы построили модель общества с иной социальной структурой:
часть людей вы освободили от труда и они перестали быть людьми,
опустившись до уровня хорошо выдрессированных животных, которых принято
считать биологическими предками человека. С обслуживающим их персоналом вы
поступили иначе: этим вы привили наслаждение трудом, мало чем отличающееся
от наркотических наслаждений Нирваны. И там, и там – миф как регулятор
поведения.
Серый комок нервных клеток, застывший в аквариуме, послал свой
беззвучный отклик. При некоторой смелости воображения в нем можно было
даже «услышать» насмешливую интонацию.
– Разве труд, которым, как ты говоришь, так восхищаются на Земле, не
является источником наслаждения для человека?
Теперь уже рассердился Капитан.
– Да, является, – вмешался он. – Но труд не отупляющий и
бессодержательный, требующий такого же отупляющего и бессодержательного
отдыха. Такой труд на Земле заменяют машинным. Не знаю, почему вы этого не
сделали. Ведь он даже на участках, требующих самой высокой квалификации,
ничего не создает, не улучшает, не совершенствует. Вы исключили всякое
творчество, погасили изобретательскую мысль, любую попытку придумать
что–то новое, что–то улучшить, что–то изменить. Все стабильно, неизменно,
неколебимо. И все же труд Голубого города – основа и фундамент вашей
цивилизации. Уничтожьте его – и развалятся Аора с Нирваной. Рассыплется в
прах все двухслойное здание вашего идеального мира. Есть еще на Земле
такое ничтожное паразитирующее насекомое – клоп, иногда беспокоящее
человека. Раздавите его, и человек останется жив, а клопа не будет. Но
уничтожьте человека, и насекомое исчезнет как вид – не на ком будет
паразитировать. По–моему, в этой побасенке суть и будущее вашей
цивилизации. Ложность не в цвете солнц, а в ее социальной структуре.
На этот раз аквариум не послал реплики. Мозг безмолвствовал, кое–где
заметно пульсируя. Может быть, в нем смещались далеко обгоняющие
человеческую мысль цепи ассоциаций, взвешивая и оценивая суждения землян.
Капитан и Библ обменялись недоуменными взглядами. Что это? Конец беседы?
Но долгожданная реплика наконец дошла до их сознания в лаконичной
формулировке:
– Без Аоры и Нирваны мне Голубой город не нужен. Это один из
компонентов техносферы моего мира.
– Если исчезнет земная техносфера, – сказал Капитан, – человек ее
восстановит. Может ли это сделать гедониец?
– Нет.
– Но можно ли научить его конструировать, строить, изобретать?
– Нет. Циклы обучения стабильны и неизменны.
– А психика? Мысль? Поиск?
– Бытие живой материи запрограммировано навечно.
– Тогда я повторю мысль Библа. В вашем мире не больше жизни, чем в
замерзшем аммиаке на мертвых планетах.
– Я обдумаю ваши суждения, и, если найду их правильными, вы узнаете об
этом не от меня.
Мозг «замолчал», и тотчас же оба землянина, не сговариваясь и не
колеблясь, движимые чужой, хотя и неощутимой волей, шагнули из белой
кипени зала на вытоптанную лужайку в низкорослом кустарнике, где стоял их
никем не тронутый вездеход.
Связку с черной пустыней нашли минут через десять, и только тогда
Капитан осторожно спросил:
– Ну как?
– Он думает в сто раз быстрее нас, – сказал Библ.
– Ну и что?
– Может быть, информация уже передана Координатору. Я имею в виду
поправки к программе.
– Какие?
– Исходящие из нашей беседы. Он не будет ни лицемерить, ни обманывать
себя, ни утешаться иллюзиями. – Библ говорил загадочно, словно нехотя,
что–то соображая.
– Ничего не понимаю, – сказал Капитан, – что вы подразумеваете?
– Опасение. – Библ почти вплотную придвинулся к уху соседа. – А что,
если он согласится с нашей оценкой его создания?
Капитан задумался.
– Что мы можем предвидеть? Это не человеческий мозг. Даже не мозг
гения. Это супермозг.
– Выводов, конечно, предвидеть нельзя. Но можно предположить. Один из
вариантов: уничтожить станцию и нас, свидетельство которых может иметь для
него нежелательные последствия. Но я лично в это не верю. Так поступил бы
ум низкий, трусливый, несовершенный. Опаснее другое: он может уничтожить
себя и свое детище.
– Вместе с нами?
– Возможно, если ему не помешают.
– Кто?
– Хотя бы мы.
Капитан крякнул: он привык понимать с полуслова.
– Тогда поторопимся.
Станция уже показалась на горизонте. Еще несколько минут, и на фоне ее
выросли бежавшие навстречу вездеходу фигурки. Капитан остановил машину:
– Что случилось?
– Лиловое солнце погасло, – сказал Малыш.