5. После Битвы. Выход Пленного
Эффект вихревой воздушной волны отражателя, видимо, оказал какоето
воздействие и на межфазные связки, потому что угрожавший нашим героям лес
начал буквально на глазах изменяться.
Сначала он убрал свой высунутый к станции длинный лохматый язык, потом
стал медленно отползать к горизонту, все время съеживаясь, пока не
уменьшился до размеров блуждающего по ветру зеленого облачка, а затем и
совсем исчез, растворившись в плоской каменной черноте.
Все это наблюдали Библ и Капитан, летевшие на «поясах» к станции над
таявшими в нагретом воздухе хвощами и папоротниками. Козней леса, отбитых
их друзьями, они уже не застали, но отступление его видели, хотя и не
понимали, откуда, например, взялся этот странный горб рыжих лохмотьев,
неправильным полукругом огибавший станцию на довольно большом расстоянии.
Как будто ктото жег перед ней грязные тряпки, а потом аккуратно отмел их
подальше, чтоб не мешали.
Библ снизился и поднял чтото непонятное и хрупкое, тотчас же
рассыпающееся в руках.
Это не тряпка, Кэп, сказал он подошедшему Капитану. Это какаято
растительность. Помоему, жженый мох.
Малыша и Алика они нашли у смотрового окна в состоянии полной
прострации. Отступление леса они наблюдали уже отсюда, так как
трансформация пейзажа восстановила и коридор с его хламом и ящиками, и
наружную стену, закрыв все за ней происходящее. Совмещение фаз, таким
образом, отнюдь не уничтожало массы поглощенного вещества. Этот вывод и
погнал их к окну, а затем наступила реакция. Оба повалились в кресла и
облегченно вздохнули.
Был бой? спросил Капитан.
Оба обрадованно вскочили.
Погодите, продолжал Капитан, рассказы потом. Сначала наденьте
шлемы. Он отдал один Малышу, другой Алику. Объяснения тоже потом.
Застегните вот здесь, как у нас. Не снимайте ни вечером, ни утром. Даже
ночью во время сна. Кстати, они очень удобны, почти неощутимы.
Когда все было рассказано, Капитан подытожил:
Насыщенный день. Снятый энергозаслон на межфазных связках, конечно,
может создать затруднения, но, как опыт показывает, мы лучше вооружены и
лучше защищены. А шлемы помогут устранить некоммуникабельность между нами
и жителями Голубого города. Сейчас это самое главное.
Алик откровенно обрадовался. Значит, его предположение о характере
гедонийской цивилизации эмпирически подтверждается. Хозяева планеты не в
Аоре, а в Голубом городе. Создатели технологии, которую человеческий разум
даже осмыслить не может, творцы чудес, перед которыми библейские детские
забавы, не больше, ставят грандиозный эксперимент с псевдочеловечеством,
освобожденным от требований разума, общественной пользы, труда и
необходимости. Создают же люди на Земле зоопарки и обезьянники, в которых
ставятся какието опыты. Алик уже высказывал эту мысль, теперь она
подтверждается практикой. Правда, здешний зоопарк больше похож на
санаторий для неучей и бездельников, но именно в этомто и проглядываются
черты опыта. Человек, как живое существо, становится драгоценным
материалом для него, подобно трансурановым элементам в химических
реакциях. Ни в зеленом, ни в синем мире ничто не калечит человека ни
техника, ни оружие. Нет даже лестниц, с которых можно свалиться, экипажей,
которые могут сшибить, неприрученного огня, который может обжечь или
спалить. Здесь негде утонуть нет ни рек, ни озер, влага подпочвенная, а
океан, должно быть, только в одной закрытой для опыта фазе; здесь даже в
детстве не лазают на деревья и нет скал и обрывов, с которых можно
сорваться. Какие цели преследует опыт, зачем он нужен хозяевам Голубого
города, пока еще остается неясным, но большинство неизвестных в уравнении
Гедоны практически уже найдено.
Все это Алик, захлебываясь и торопясь, чтобы его не перебили,
последовательно изложил слушателям.
Есть чтото, сказал Малыш.
Есть, повторил Капитан, верные наблюдения и неверный вывод.
Почему? пошел в бой Алик.
Твое уравнение Гедоны можно было бы записать так: a жители Голубого
города, хозяева планеты, ставящие опыт; b жители обезьянника, объект
опыта; c смысл опыта, как создание некоего гомо сапиенс, свободного от
пут необходимости и общественной пользы, и d цель опыта знак вопроса.
Так?
Предположим, так.
Здесь все неверно. Жители Голубого города не хозяева планеты.
Никакого опыта они не ставят. Жители Аоры не подопытные кролики, а самый
опыт поставлен уже больше тысячелетия назад и превратился в близкий к
бесконечности процесс биологического бессмертия и регулярной смены
жизненных циклов. Это и есть цель опыта, все остальное производные.
Кроме того, в уравнении не предусмотрен Мозг и Координатор, их
взаимосвязь, некоммуникабельность Голубого города, его социальный строй,
наличие оппозиции, неизвестно почему и как возникшей, какие цели
преследующей и как существующей при наличии супертехники обнаружения и
подавления.
Мне кажется, что у оппозиции такая же супертехника самозащиты,
вставил Библ.
Капитан не ответил. Он приподнялся в кресле, словно собирался вскочить,
и прислушался. По коридору внизу простучали чьито шаги, потом послышался
звук падающего тела и нечленораздельный, почти звериный вопль.
Включи свет внизу, кивнул Капитан Малышу, сидевшему у пульта, и
выбежал на площадку за дверью, откуда Малыш с такой лихостью опрокидывал
вражеские колонны.
Один за другим протиснулись в дверь и остальные. Яркий люминесцентный
свет выхватил из темноты коридора фигуру гедонийца в голубых плавках. Лежа
на животе в лохмотьях спаленных мшаников, он барабанил ногами по полу, как
раскапризничавшийся ребенок, и нестерпимо визжал.
Откуда он? удивился Капитан.
Не успел скрыться с лесом, пожал плечами Малыш.
Должно быть, забрался куданибудь, предположил Алик. Двери
открыты, от наших гранат дым и вонь, заблудился, запутался, а может быть,
и сознание потерял.
Возьмем его наверх, предложил Капитан, и попробуем объясниться.
Отчаянно сопротивлявшегося парня с трудом втащили по лестнице в комнату
и бросили в кресло. Он прижался к спинке и затих, недоуменно оглядывая
окружающих. Взгляд его, любопытный и злой, однако не обнаруживал страха.
Где я? мысленно спросил он, и все поняли.
У друзей, сказал Капитан.
Я вас знаю, продолжал вглядываться гедониец, вон того и этого.
Он показал на Малыша и Алика. Они и тогда дым пускали.
Как ты сюда попал? спросил Малыш.
А мы настигли вас еще днем. До заката солнца. Подстерегли за лесом, а
тут ваше черное облако. Я упал. Трудно дышать. Только выполз еще
облако. Сбоку дыра мягко. Потом ночь. Проснулся побежал. Темно. Леса
нет.
Это он на склад залез, сказал Алик. «Сбоку дыра мягко». А это
дверь и маты.
Почему вы жужжите? спросил гедониец; русая борода окаймляла его
лицо, как сияние.
Ладно, сказал Капитан, это мы думаем так. Шумно. А чего ты орал?
Есть хочу. Приказал нет еды. Приказал еще раз ничего.
Рассердился.
Дай ему малинового желе, сказал Капитан Алику.
Алик вскрыл банку и протянул ее меднокожему. Тот высосал ее не
отрываясь, швырнул на пол и тотчас же послал мысленный приказ:
Еще!
Алик вскрыл вторую банку. Гедониец, урча, расправился с ней столь же
поспешно и потребовал третью.
Я не знаю, что они там едят, сказал Капитан, но двух банок,
полагаю, достаточно. Слишком много кислоты.
Нельзя, кивнул Алик гедонийцу и развел руками. Нету больше.
Нельзя.
Гедониец моргал глазами, явно не понимая.
Ты знаешь, что такое игра? подсказал Библ. Так вот правила игры
запрещают больше двух банок. Понял?
Что понял гедониец, никто не узнал, потому что его в этот момент
заинтересовал «хлыст» Алика, оставленный на столе. Предмет сей для
меднокожего пояснений не требовал. Он тут же схватил его, и белая молния
резнула по лицу Алика.
Тот вскрикнул, прижимая ладонь к глазам. Вторая молния обожгла руку
Библу, бросившемуся на помощь Алику. Гедониец заржал, размахивая своей
сверкающей плеткой. Третий удар предназначался Малышу, но реакция
последнего оказалась быстрее. Он бросился под ноги бородачу в плавках и
опрокинул его на пол. В ту же секунду «хлыст» был уже у него.
Роговица не повреждена, сказал Библ, осмотрев глаза Алика,
отреагировали только кончики нервов. Чисто болевое оружие, он помахал
рукой, до сих пор жжет.
Зачем ты это сделал? спросил он у гедонийца.
Тот засмеялся:
Хорошо бить! Жжет. Болит. Весело.
Хорошо, говоришь? грозно спросил Малыш. А когда тебя бьют? Вот
так. И могучая длань его хлестнула по волосатой щеке. Весело, да? И
вторая пощечина швырнула бородача к стенке.
Оставь его, сказал Капитан, это же несмышленыш.
А несмышленыш уже ревел, как выпоротый мальчишка, размазывая кулаком
слезы по взлохмаченной бороде.
Возни с ним не оберешься, сказал Библ. Придется сделать укол.
Проспит сутки, а за это время поищем гденибудь зеленый миражик и
подбросим это сокровище его родичам.
Такой мир не имеет права на существование, зло проговорил Алик;
глаза у него уже не болели. Даже в волчьей стае живут дружнее, а эти как
пауки или скорпионы. Их с колыбели переучивать надо. С той минуты, как им
соски с кашицей дают.
Их не переучишь, сказал Капитан, однозначность биологических
циклов запрограммирована тысячелетие назад и на тысячелетия вперед.
Тогда надо сломать программу.
Как?
Алик молчал.
Не знаешь? И я не знаю. И я еще не готов для второй встречи с
Учителем.
Сматываться надо отсюда, сказал Малыш. Ничему мы их не выучим и
ничему не научимся сами... Слишком хитра наука, а концы спрятаны.
Капитан и Библ переглянулись: онито знали больше, чем другие.
«Пожалуй, всетаки раненько делать выводы, Библ», сказал взгляд
Капитана. Библ усмехнулся: «У нас есть еще завтрашний день». А вслух
сказал:
Мне еще не до конца ясна роль Голубого города. А это, пожалуй, самое
важное звено в ожерелье Гедоны.
Завтра узнаем, резюмировал Капитан.
Кто? встрепенулся Алик.
И ты в том числе. Все четверо. Потому я и настаиваю на том, чтобы
шлемы никто не снимал до завтрашней встречи. У них нет телепатического
общения, и шлемы нужны как средство коммуникаций. Они помогают им понимать
наш язык. Даже то, что мы думаем сейчас и будем думать до завтрашнего дня,
мысли, выраженные в словах, и зрительные образы во время сна все это
сохранят, расшифруют и донесут до них наши шлемы.
Коллектор языковой информации, уточнил Библ.