3. На Манеже Цирка. Летающая Тарелка
Сумрачное пространство впереди расширилось и просветлело. Обращаясь к
земной терминологии, Библ бы назвал его манежем цирка с бледно–лимонными
стенами и невысоким, в несколько рядов, амфитеатром, посиневшим от сидящих
рядышком знакомых курток. Сквозь дымчатый облачный купол просвечивало
голубое небо.
Манеж был крохотным, в четыре раза меньше обычного, и амфитеатр,
естественно, вмещал лишь несколько десятков зрителей, терпеливо ожидавших
представления на манеже. Ничего здесь не было, кроме двух висевших без
опоры и, как везде на Гедоне, очень подвижных, вращающихся прозрачных
кресел. В них и усадили земных гостей спина к спине, но так, что они могли
разговаривать, поворачиваясь друг к другу на бесшумных шарнирах. Усаживал
их тот же человечек с двумя ассистентами, присоединившимися к нему с
трибун и похожими на него, как близнецы. Впрочем, присмотревшись, Библ и
Капитан сразу заметили, что и все, заполонявшие трибуны крохотного
амфитеатра, были так же похожи, словно их вылепила мать–природа по одному
образцу. А может быть, здесь сказалось то самое неумение различать черты
незнакомого склада лица, какое проявляет большинство европейцев, например,
у африканских странах. Впрочем, и меднокожие гедонийцы в синих и голубых
плавках показались вначале землянам почти неотличимыми друг от друга, и
только потом в Аоре одноликая масса превратилась для них в сумму
индивидуальностей.
На головы обоим гостям хозяева надели нечто вроде хоккейных шлемов,
плотно обхвативших виски и затылок. Ни Капитан, ни Библ не протестовали:
доброжелательный вид их спутника не предвещал никаких опасностей. Потом он
отошел в сторону и три раза повторил что–то совершенно неразличимое ни по
интонации, ни по созвучиям. И следом за ним ту же звуковую абракадабру
согласованно, почти единогласно, но негромко повторили все сидевшие на
трибунах. И – странное дело – гости все поняли, как будто эту абракадабру
произнесли, скандируя, по–русски:
– Вы называть вещи видеть их глазами мыслью.
– Вы поняли, Кэп? – спросил Библ.
– По складам, но понятно. Телепатия?
– Нет, это не телепатия. Мысль доходит с трудом и, как вы говорите, «по
складам». По–моему, это чужой эмоциональный тонус, многократно усиленный:
вы слышали, как все повторяли одно и то же. Нечто вроде эмоционального
эха. А шлемы передают его непосредственно в мозг.
– Чего же они хотят?
– Именно того, что до нас дошло. Называйте любое слово, одновременно
представляя его в уме. Они хотят изучить наш язык. Давайте, я попробую.
Библ повернулся на неощутимых шарнирах кресла лицом к трибунам и
сказал, медленно отчеканивая слова:
– Голова, лицо, глаза, нос, рот, тело, руки, ноги... Ходить, лежать,
летать, прыгать, пить, есть, спать, драться... Все это я представляю в
зрительных образах, – добавил он для Капитана, – а в каких образах,
например, представить зрительно такие понятия, как «думать», «понимать»,
«решать», «соглашаться» или, скажем, «да» или «нет», «хорошо» и «плохо»,
или просто частицу «не» перед любым существительным и глаголом?
Капитан засмеялся:
– А мы с вами, Библ, как клоуны на манеже. Так и будем поступать, как
клоуны. Разыграем репризу. Я, допустим, буду показывать, что наливаю из
бутылки в стакан, а вы разводите руками, качаете головой и всем видом
демонстрируйте, что не поняли, отчетливо произнося при этом: «Не понимаю,
нет!" Я тут же повторяю спектакль, вы – тоже. Потом в третий раз
показываю, уже раздраженно крича: «Понятно?" Вы радостно подпрыгивайте и
тоже кричите: «Да, да! Понял! Понятно!" Начинаем. Только серьезно.
Они и проделали это серьезно, не спеша, произнося слова отчетливо, не
проглатывая ни буквы. А по окончании представления Капитан, обернувшись к
зрителям, громко спросил:
– Поняли?
– Поняли, – неожиданно четко, без малейшего акцента ответил по–русски
зал.
– Значит, понятно? – переспросил Капитан.
– Понятно, понятно.
– Да или нет?
– Да, да!
– Молниеносное обучение, – усмехнулся Капитан и сказал вполголоса
Библу: – Начинаем второй урок. Сначала объясним местоимения: я, ты, он,
мы, вы, они. Проще простого.
Объяснили.
– Еще реприза. Я делаю несколько шагов, вы стоите. Я говорю: «Я иду, он
не идет», подчеркивая частицу «не». То же с глаголами «есть» и «пить». А
теперь обращаюсь к аудитории: «Вы не поняли?»
– Нет, поняли, – отчеканил зал.
– Мне одно не ясно, – шепнул Капитан Библу, – почему они так быстро все
это усваивают?
– Во–первых, эмоциональное эхо. Во–вторых, шлемы. Вы видите – все тоже
в шлемах. Должно быть, мы не совсем точно понимаем их назначение.
Вероятно, они и улавливают смысл звучащего слова, и непосредственно
воспринимают зрительный образ. Скажем условно: киберпатия.
– Ки–бер–патия, – отчетливо повторил их знакомец, сидевший поблизости в
первом ряду. – «Нет шлемы» – непонятно, «да шлемы» – понятно. Только
шлемы. Без них нельзя.
– А ведь мы не объясняли им слов «только» и «нельзя». И склонять
местоимения тоже не учили, – удивился Капитан.
Но ответил не Библ, а человечек в голубой куртке.
– Много слов мы понимать из разговоры ты и он. – Он указал попеременно
на обоих. – Вы говорить больше, мы понимать больше.
Капитан рванул кресло к Библу.
– Вот это я понимаю – контакт! Еще три урока, и ученики могут сдавать
экзамен на аттестат зрелости. На большой палец. Все говорить и все
понимать. Три урока, – повторил он, загибая пальцы на руке. – Три!
– Один, – возразил голубокожий и в свою очередь загнул палец. – Один.
Мы понимать и слова–мысли. Говорить в уме – видеть. А мы – понимать.
– У них уже и сейчас есть запас слов, необходимый для разговора, –
сказал Капитан Библу, – только почему обучение односторонне? Без
взаимности.
– Вероятно, они лингвистически способнее, да и язык их, пожалуй, нам
недоступен, и они это заметили.
– Странный язык. Или придыхания, или горловые фиоритуры. Как у
тирольских певцов.
– А вы прислушайтесь, – сказал Библ, оглядывая ряды амфитеатра. –
Слышите? Совсем по–птичьи. Как я лесу. Цокают и пересвистываются.
Он еще раз оглядел окружающие их кресла. Голубые куртки сидели тихо,
как примерные дети, не вскакивая и не меняя мест. В странной схожести лиц
теперь уже Библ заметил различия. Не было того однообразия молодости,
какое они видели в зелено–солнечной школе, – их окружали здесь и
юношеские, и зрелые лица, иногда морщинистые и даже небритые. Были и
женские – их отличали овал лица, несколько удлиненный, более мелкие черты
его и кокетливое разнообразие даже в мальчишеской короткой стрижке. Кто
они? Если принять гипотезу Алика о резервациях–заповедниках, то где же эти
заповедники? Здесь или в Аоре? Неизвестно зачем откармливаются
бездельники–потребители и трудятся умницы–производители за пультами
световых и цветных чудес. Правда, последние некоммуникабельны в отличие от
телепатически общительных гедонийцев зеленой и синей фаз. Но
некоммуникабельность сопровождает, по–видимому, только рабочий процесс. А
здешние трудовые процессы – это непостижимые вершины науки и техники.
Значит, здесь хозяева, а не там, в лучах других ложных солнц. Капитан,
кажется, не очень задумывается над этим, он с удовольствием играет в свой
лингвистический цирк. Да полно, цирк ли это? Люди смешно искажают
грамматику речи, но разве не удивительно то, что словарь их пополняется
быстрее, чем у самого совершенного кибернетического ретранслятора. А сумма
грамматических искажений уменьшается обратно пропорционально числу новых
слов. Закономерность? Да. И в ней показатель не только трудностей
возникающего контакта, но и взаимной в нем заинтересованности.
Мысли Библа прервал настороженный шепот Капитана:
– Тес... Слышите? Совсем другой звук. Похоже, что мы уже не в лесу, а
на пасеке.
Из темного прохода, соединявшего этот зал с перекрестком движущихся
дорожек–лент, вдруг послышалось негромкое ровное гудение. Так гудит или
отработанный механизм, или встревоженный улей.
– Ложиться на пол! – крикнул им их знакомец из первого ряда. – Не
говорить. Не шуметь. Тихо.
Капитан и Библ недоуменно повиновались.
А из прохода в пространство манежа не спеша выплыла медная летающая
тарелка. Может быть, и не медная, но блестевшая, как хорошо отполированная
и начищенная медь. Библ пошевельнулся и поднял голову. Тарелка тотчас же
устремилась в его сторону и повисла высоко в воздухе, небольшая, около
полуметра в диаметре, и выпуклая лишь с одной стороны, что делало ее еще
более похожей на тарелку или скорее на блюдо или поднос. С тем же пчелиным
гудением она начала спускаться, не выходя из пределов манежа. Три метра,
два метра, полтора... «Сейчас она придавит нас или накроет как одеялом», –
подумал, прижимаясь к пластику пола. Библ. На минуту ему стало страшно, но
тарелка, покружившись над ними, снова поднялась и, покачиваясь в воздухе,
медленно поплыла над амфитеатром. Голубокожие молчали, не двигаясь,
вдавленные тревогой в кресла. А тарелка, сделав несколько кругов и
восьмерок в притихшем зале, так же не спеша скрылась в темном проходе.
Пчелиный гул ее, все еще слышный и за пределами «цирка», постепенно умолк.
– Новое чудо–юдо, – усмехнулся Библ, подымаясь. – Что это было? Вы
соображаете, Кэп?
Капитан подумал.
– Похоже на летающий локатор. Видимо, он регистрирует какие–то
посторонние шумы. Кто–то приметил что–то необычное и отреагировал.
– Координатор, – откликнулся их подошедший знакомец.
– Мы не называли такого слова, – насторожился Капитан.
– Вы называли его вот тут. – Он постучал пальцем по лбу. – А тарелка
это слышать и узнавать шум. Вы говорить: посторонний, необычно. А
непосторонний и обычно – это тихо, шума нет. Но мы собрались – шум:
зтсистзссс... – Он попытался передать их пересвистывание.
– Разве у вас нельзя разговаривать? – Нить догадки опять ускользала от
Капитана.
– Там где спать – можно. Где не работать, отдыхать, смеяться. Дома, –
прибавил он гордо еще одно усвоенное без подсказки слово.
– А где это – дома?
– Здесь, за стеной. А их дом, – он указал на темный проход, явно
подразумевая своих некоммуникабельных соплеменников, – дальше. Там, где
такие дорожки. – Он дотронулся до голубого капитанского комбинезона.
– Почему же вы здесь, а они там?
– Потому что мы обманываем Координатор.
– Разве его можно обмануть?
– Вы видеть тарелка? Она уйти. Не заметить.
– Почему и как вы его обманываете? – загорелся Библ.
– Трудно объяснить. Еще мало слов. Вы брать с собой шлемы. Домой.
Разговаривать – не снимать. Спать – не снимать. Вернетесь – будем знать
больше.
– Нас четверо. – Капитан загнул четыре пальца.
– Понятно. Брать с собой четыре шлема. – В руках у собеседника
появились еще два шлема. – Вернуться всем вместе. Где ваш дом?
Капитан представил себе приземистое здание станции на черном камне
пустыни. Снова пересвистывание и недоуменный вопрос их знакомца в голубой
курточке.
– Откуда?
– С неба, – не улыбаясь сказал Капитан, довольно точно вообразив
появление космолета в свете пяти разноцветных солнц и приземление его на
зеркальном космодроме.
И опять птичий гомон прошумел по трибунам. Но вопросов на этот раз не
последовало. Почему? Испугались или насторожились? Библ уже начал
сомневаться в своих прежних суждениях о жителях Голубого города, как
строителях и хозяевах гедонийской цивилизации. Испуг и настороженность в
данном случае совсем не показатели высокого социального уровня жизни.
Творцам ли этакой технологии пугаться появления чужого разума? Но почему
пугаться? Может быть, пересвистывание на трибунах означает просто
повышенный интерес? А если подумать, то разве интерес вызвало появление
летающей тарелки? Пожалуй, даже не испуг, а пароксизм страха. Что же
испугало? Локатор посторонних шумов, угрожающий обнаружить присутствие
людей, которые совсем не хотят быть обнаруженными. И слова: мы обманываем
Координатор. Значит, даже немыслимая техническая вооруженность его не
гарантирует от ошибок: оказывается, его можно, а должно быть, и нужно
обманывать. И если считать, что Координатор – власть или орудие власти,
значит, в этом обществе есть оппозиция меньшинства большинству. Какие же
цели она преследует и почему возникла? Тут Библ окончательно запутался.
Кто же тогда хозяева Гедоны и каков ее социальный строй?
– А мы можем увидеть Координатор?
Ответ последовал неуверенно и не сразу:
– Подумать. Не сегодня. Сначала надо научиться понимать друг друга. А
сейчас – уходить.
Капитан снова загнул четыре пальца.
– Мы вернемся вчетвером. Завтра. Ладно?
– Ладно.
Библ тут же подметил, как быстро усвоил их собеседник русскую
коллоквиальную форму.
– Постой... – задумался Капитан. – Мы, вероятно, легко найдем город. Но
как в нем найти вас?
Гедониец в голубой куртке показал на лимонный цвет стен.
– Такого же цвета дорожка. Она приведет вас сюда. Я показать.
Он поспешил к темному проходу из зала. У многоцветного переплетения
дорожек они подождали до тех пор, пока из–за среза плоскости не вырвалась
желто–лимонная.
– Эта?
– Она.
Пока дорожка плыла в уровень с плоскостью, Капитан сказал:
– Я – Кэп, Капитан. Он – Библ. А ты?
Их спутник опять просвистал что–то по–птичьи.
– Ну это, брат, у нас не получится. Назовем тебя Друг. Сойдет, Библ?
– Сойдет.
Капитан крепко, по–земному, пожал руку спутника:
– Прощай, Друг. До завтра, – и соскочил на убыстряющую бег, дорожку.
Библ прыгнул вслед за ним.
И последнее, что они увидели, было синее пятно над срезом серой покатой
плоскости.