2. Как Провалиться в Тартарары. Не Наркоз, а Допинг
Неширокая, как старый московский переулок, «улица» эта сразу
устремилась в глубь архитектурной бесформицы. «Не говорите –
архитектурной, я что–то не ощущаю материальности этой архитектуры», –
шепнул Библ. Стоять было трудно: «улица» убегала из–под ног пароходной
палубой в качке, а по сторонам шла мутная световая игра. Тускло, но
разномастно окрашенные пучки света то выплескивались, как петергофские
фонтаны, то завихрялись спиралями, концы которых под разными углами и на
разных уровнях пересекали неподвижные плоскости. Неопределенная толщина их
казалась тончайшим срезом пластика или металла – единственное ощущение
массы в призрачной цветовой бессмыслице.
Часто в этих световых пучках возникали и люди, их темно–голубые куртки
то проступали, то расплывались, когда они двигались вдоль и наперерез
потокам света по своим вертикальным или горизонтальным конвейерам.
Сравнить все это, сопоставить с чем бы то ни было на Земле ни Капитан, ни
Библ не могли – не хватало ни образов, ни метафор. Даже
художники–иллюстраторы научной фантастики не воспроизводили ничего
похожего – их фантазию ограничивало человеческое воображение. А
воображение, создавшее окружающую материальную среду, не было
человеческим, оно породило не завод или лабораторию будущего, а
дьявольскую дыбу, на которой комкалось, рвалось, сплющивалось и плавилось
вещество жизни.
Их эскалаторная дорожка поравнялась с плоскостью, неподвижно без
каких–либо опор повисшей на том же уровне, и Капитан, оттолкнувшись,
прыгнул на ее пластиковый срез. Дорожка тотчас же подпрыгнула, словно
уровень ее зависел от тяжести человеческого тела, и плоскость с Капитаном
ушла вниз, в воздушную яму. Библ, не задумываясь, последовал за Капитаном,
но ему уже пришлось прыгать с двухметровой высоты, чтобы не потерять
товарища в пучинах живой взбесившейся геометрии.
– А если б я не прыгнул? – спросил он.
– Я бы стащил за ногу.
– Не успели бы.
– Научимся.
И Капитан, не предупреждая, снова перемахнул на поравнявшуюся с ними
дорожку. Она тут же провалилась вниз, и Библу уже пришлось вытягивать
Капитана из движущейся глубины. Плоскость держала крепко, как утес над
пропастью, куда убегала белой спиралью оставленная Капитаном дорожка.
– Придется выучиться, – сказал он жестко, – мы с вами, Библ, как дети в
сказочном замке.
– Только замки из камня строились, а этот?
– Из квантов, фотонов и электронов – из чего же еще? Материал, в общем,
не новый. Поглядим – разберемся.
Библ оглянулся. Сначала бегло, мимолетно, как впервые знакомятся с
обстановкой, потом еще раз пристально, внимательно, выделяя в ней
вещественное, как говорят физики, обладающее массой. В той игре цвета и
света, которой так хитро занимались хозяева этого мира, проступали и
неподвижные конструкции разной формы и, видимо, различного назначения.
Одни из них, наиболее приметные, тянулись вверх ажурными башнями. Вместо
стрел они выпускали потоки многоцветного жидкого или газообразного
вещества, в котором проглядывались пляшущие, завихряющиеся штуковины
странной формы, явно порожденные выдумкой специалиста по топологии: Они то
вытягивались, то съеживались, то сливались с соседними, похожими на пятна
от расплывающейся в воде марганцовки или сброшенных с авторучки чернил.
Ниже эти мачты смыкались с экранами вроде телевизорных общественного
пользования – этак метров шесть в поперечнике, равномерно вспыхивавшими и
угасавшими. И в этих вспышках струилась та же цветная газообразная вязь,
иногда застывая на мгновение знакомыми пятнами, – не то борт цветной
рубахи гедонийца из Аоры, не то тень кувшина или чаши.
В этой игре полностью отсутствовал звук. Даже люди в голубых куртках,
скользившие в ней по прямым и волнистым диагоналям, тоже двигались
совершенно бесшумно, как жрецы диковинного бога, занимавшиеся прозаической
уборкой храма во время отсутствия молящихся. Тишина сковывала губы,
настораживая мысль. Зачем все это? Для чего? Какая техника управляет этой
бессмыслицей и какая наука создает и питает эту технику? И может ли земной
человек понять что–нибудь в ней, найти какую–нибудь логическую,
техническую или смысловую закономерность?
– Попытаюсь, – подумал вслух Библ, отвечая на немой свой вопрос.
– Что? – спросил Капитан.
– Объяснить это. Как думаете, Кэп, где мы находимся?
Капитан беспомощно развел руками.
– В синтезаторе. Эти мерцающие диски на мачтах – уловители желаний.
Цветная сумятица – потоки первичной материи жизни. Световые экраны – табло
материализаторов. Именно там и оформляются мысленные заказы из миров
зеленого и синего солнц. Снопы и спирали – реагенты телекинеза.
– А люди?
– Технический аппарат. Контролеры, механики, диспетчеры управляемых
процессов, телекинетчики.
Капитан задумался.
– Потоки первичной материи жизни. Как это понимать?
– Несвязанные молекулы, из которых можно создавать любые вещественные
структуры, органические и кристаллические.
– Где?
– Я уже говорил: в материализаторах – свободных емкостях, ограниченных
только силовыми полями.
– А зачем их раскрашивать?
– Вероятно, двигатели и движители управляемых процессов реагируют на
цвет.
Капитан с любопытством взглянул на Библа, словно тот был деталью этого
мира.
– Я где–то читал, – сказал он, – что в каждом человеке живет поэт. Поэт
умирает, человек продолжает жить. У вас аномалия: поэт выжил.
– А гипотеза классная, – засмеялся Библ и оглянулся еще раз, словно
хотел проверить придуманное.
И шагнул назад, не заметив, что стоит на краю плоскости: скользившая
рядом дорожка обманывала. Шагнул и провалился вниз вместе с дорожкой. Не
устоял, поскользнулся и тут же вскочил.
– Давай! – крикнул Капитан, протягивая руку.
Но подхватить ее Библ не успел. Дорожка уже вырвалась вперед метра на
полтора. Капитан побежал по неподвижному краю плоскости, рассчитывая
догнать товарища, но дорожка вдруг вильнула вправо, исчезнув за срезом
уровня. Не раздумывая, Капитан прыгнул вниз на ползущую ленту, но она
почему–то спружинила, как батут, и швырнула его на срез другой плоскости.
Капитан подумал, что это прежняя, и рванулся по краю за убегавшей
дорожкой, но тут же остановился. «Пейзаж» был другой, столь же
бессмысленно скомпонованный и раскрашенный, но конструктивно иной.
Сообразив, Капитан снова прыгнул на эскалаторную «улицу», она опять
спружинила, однако он устоял, удержавшись на четвереньках. Да и дорожка
была не прежней, шире и темнее, почти в цвет осеннего, запорошенного
желтой листвой проселка. Прежняя бледно–розовая куда–то пропала, а вместе
с ней и Библ.
Капитан прислушался: кто–то кричал над ним за срезами двух
пересекавшихся под острым углом плоскостей – пройти по ним мог только
цирковой акробат.
– Я здесь! – крикнул Капитан, но Библ не ответил – либо не услышал,
либо ответ его поглотила сумятица цветных газообразных потоков.
Раскачиваясь и пружиня, дорожка нырнула в проход между встречными
конвейерами голубых курток. Люди плыли навстречу вместе со световыми
табло, полными завихряющейся цветной тарабарщины. Капитан толкнул одного в
плечо – рука не достала куртки, отброшенная ударом невидимой, но ощутимо
пружинящей силы, как туго натянутая резина. Силовое поле? Он тронул
другого – пальцы встретили тот же невидимый заслон. Неужели каждый на этих
конвейерах сидит под непроницаемым силовым колпаком? Вероятно, этим
гарантировалась здесь точность работы, уплотненной изолированностью
рабочего места.
Раздумывая, Капитан чуть не свалился с дорожки, поворачивающей на таком
крутом вираже, что пришлось шлепнуться плашмя, чтобы не вылететь на
соседний плоскостной срез.
– Я под вами, Кэп, – услышал он из глубины цветного каньона, уходящего
вниз.
Дорожка пересекала его, как подвижной мост, а на плоском «берегу»,
похожем на невыкрашенный цинковый лист, стоял, размахивая руками, Библ:
– Прыгайте!
Капитан прыгнул, но пролетел мимо, подхваченный другой дорожкой,
вынырнувшей навстречу, видимо из того же каньона. Теперь ажурные
конструкции обрывались вниз в той же геометрической искаженности, а
мерцающие диски рассыпались в туманностях, как далекие звезды из
смотрового окна космолета. Где же Библ? Он только что был внизу, но
Капитан пролетел мимо, и Библ, если только он не устремился вдогонку,
должен быть где–то над ним, на срезе мелькнувшей плоскости. Может быть, ее
достанет эта спасительная дорожка?
– Библ! – крикнул Капитан. Голос прозвучал глухо, негромко: вероятно,
звуковые волны гасли в этом переплетении плоскостей и дорожек, наползающих
одна на другую, как нитки в клубке.
На стены или, вернее, на то, что можно было считать стенами, Капитан не
смотрел – они тонули в цветной бесформице. Мелькнул подсвеченный изнутри
куб, за ним другой, третий, с перемещавшимися внутри фигурками по всей
емкости куба. «Класт», – вспомнил Капитан гедонийские шахматы. Кто же
играет здесь? И тут же сообразил: никто. Здесь только улавливаются
мысленные приказы извне, и телекинетчики передают требуемые игрой
перемещения. А дорожка вдруг прыгнула вверх, и Капитан снова увидел Библа.
– Эй! – закричал он. – Сюда, Кэп!
Цинковая плоскость наплывала сверху вниз, и протянутая рука Библа
помогла устоять в прыжке.
Оба вздохнули облегченно и радостно. Только сдержанность Библа помешала
Капитану расцеловать товарища, но обнялись они, как влюбленные.
– Давайте подальше от края, – предложил Капитан, – только здесь я
грубо, зримо, вещественно понял, что значит провалиться в тартарары.
Отойдя, оглянулись. И опять «пейзаж» удивлял по–новому неожиданно
изменившимися архитектурными формами. Никакой игры света, никакой
взбесившейся цветной геометрии уже не было. Свет, падавший с мутного
потолка – «неба», ровно освещал длинный–предлинный зал, как пустынную
улицу, тянувшуюся в тумане хмурого зимнего утра. По бокам так же
вытягивались серые, как дома, «стены» с единственным рядом очень низко
посаженных иллюминаторов – «окон». «Окна» вспыхивали и гасли с кажущейся
необъяснимостью, а потом, как оказалось в действительности, с вполне
понятной закономерностью. Мимо этих окон медленно двигалась эскалаторная
лента не шире обычного тротуара в небольших переулках. На ней с равными
промежутками были закреплены столики наподобие дирижерских пультов, а за
каждым столиком не то на корточках, не то на едва различимом стуле сидел
человек в голубой куртке. Он появлялся с другой дорожки, занимал
проплывающий мимо пустой стул–невидимку и, пристроившись к очереди
сидевших за столами–пультами, медленно двигался вместе с ними.
Поравнявшись с освещенным окном–иллюминатором, он что–то вынимал оттуда,
ставил на стол и плыл дальше мимо погасших «окон» до вновь освещенного,
проделывал ту же операцию и снова повторял ее у следующего освещенного
«окна», миновав добрый десяток погасших. Четвертой «оконной» операции или
не было, или Библ с Капитаном ее не видели: дорожка с голубокожими уже
исчезала в тумане. Аналогичная живая лента раскручивалась и с другой
стороны «улицы», но в обратном направлении.
– Вы что–нибудь понимаете, Кэп? – спросил Библ.
– Какой–то вид работы.
– Это не работа.
– А что?
– Я все еще думаю. Что–то проясняется.
Что прояснилось, Капитан узнал по крайней мере минуту спустя.
– Это обед, или завтрак, или что–нибудь в этом роде, – сказал Библ.
– Из окон?
– Конечно, «окна» и есть окна. Раздаточные автоматы. Свет – значит,
блюдо готово. Человек забирает его и ест, проезжая мимо погасших окон. Они
освещаются уже для следующих за ним клиентов, а затем снова гаснут, пока
автомат не подаст второго блюда. Блюд, повидимому, три или четыре, судя по
виденным нами операциям. Мы в их столовой, Кэп.
Капитан недоверчиво пожевал губами.
– Боюсь, что это только гипотеза.
– Давайте проверим.
Устремившись к устью дорожки, вползавшей в зал, и опередив не спешивших
голубокожих, оба тут же захватили два пустых стула–невидимки у
пластмассовых пультов. Первое же окно оправдало предположение Библа: в его
освещенной емкости без видимой опоры висел прозрачный горшочек с
темно–зеленой массой. Не раздумывая Капитан подхватил его. Окно тотчас же
погасло, а следующее уже осветилось для Библа, повторившего ту же
процедуру. Зеленая масса оказалась густым желе с воткнутой в него широкой
лопаточкой. На ложку она не походила, но служила, вероятно, для той же
цели.
– Попробовали, Кэп?
– Чуть–чуть на язык. Не так плохо. Что–то вроде киселя из крыжовника.
Непредусмотренное вторжение землян переполоха не вызвало. Их даже не
заметили. «Обед» продолжался с автоматической точностью. Следующее окно
одарило горшочком с коричневой массой: точь–в–точь хорошо выпаренная
фасоль по–грузински, только без специй. В третьем окне получили совершенно
безвкусные шарики, таявшие во рту как мороженое. И, наконец, что–то
жидкое, напоминавшее кока–колу. Затем в блаженном состоянии сытости
Капитан и Библ поплыли уже за пустыми пультами – посуда сразу куда–то
исчезла, даже не звякнув. Окон уже не было, но стулья покачивало, как в
гамаке. Мозг отупел, не рождая ни одной мысли. Сколько минут и секунд
продолжалась эта гамма пищеварения, никто не знал, только окончилась она
прозаично и даже неуважительно: «стулья» подскочили и, спружинив,
выбросили обоих землян на пол другого зала. Голубые куртки впереди тотчас
же бросились на пересекающие дорожки и скрылись за срезами плоскости. То
же самое проделали и другие, следовавшие за Капитаном и Библом. Никто ни к
кому не обращался, не обменялся ни словом, ни взглядом – полная
некоммуникабельность, – и никто не остался в зале, кроме Капитана и Библа.
Собственно, это был не зал, а перекресток движущихся «улиц»–дорог,
расходившихся в трех измерениях. Фактически они не перекрещивались, а
пробегали одна над другой на разных уровнях не ниже человеческого роста,
так, что под ними можно было пройти.
– А куда? – спросил Капитан, сжимая кулаки. – Бодрость чертова, а
деваться некуда.
– Откуда бодрость, вы подумали, Кэп? – откликнулся Библ. – Нас порядком
потрепало, как в центрифуге. А только что на стульчиках мы чуть не
заснули. Хотите, я вам скажу, откуда? От еды.
– Химия, – отмахнулся Капитан. – Я бы шашлычок предпочел. По–карски.
– Не говорите. Первое блюдо – желе – вызывает острое чувство голода.
«Фасоль» гасит его, заполняя балластом желудок. Тающие шарики рождают
блаженную сытость, а «кока–кола» – дремоту. Затем нам дают стулом по заду
и выбрасывают на дорожку – станки и пульты ждут не дождутся. А мы и рады –
горы своротить можем. Хорошо продуманный обед.
– Одного не понимаю, – все еще недоумевал Капитан, – почему здесь и в
Аоре кормят по–разному. И устройство кормежек различно, и меню непохоже.
Смысл же один – еда. Стимулятор к действию.
– Технология другая, – предположил Библ, – здешние лепо – или как их
тут называют? – просто столовки, а в Аоре плюс объект накопления инединиц.
Здесь – элементарная механическая подача пищи, там – царство телекинеза и
выдумки. И стимуляторы разные. Там – к действию иррациональному и
бессмысленному, нечто вроде наркоза, здесь – к разумному и направленному,
если хотите, допинг.
– А пол трясется, – заметил вдруг Капитан.
– Да, вибрация. Нас толкает куда–то.
– Опять? – поморщился Капитан. – Надоело мне это царство глухонемых.
Хоть бы один нас заметил.
– Оглянитесь, – сказал Библ.
Мигающие цветные плоскости суживались, образуя темный проем. В центре
его стоял человек в голубой куртке и делал какие–то знаки.
– Похоже, нам.
– Зовет, должно быть.
Подошли. Человек, скорее человечек, едва ли выше полутора метров,
приложил руки к сердцу – жест, понятный всем гуманоидам. Капитан и Библ
сделали то же самое. У человечка засветились глаза, большие и выпуклые.
Черный зрачок заполнял почти все пространство глаза, так что трудно было
определить цвет. И во всем остальном человечек был непохож на гедонийцев.
Не только складом лица с орлиным носом и небесно–голубым цветом кожи, но и
ее не свежим, а каким–то мутноватым, белесым оттенком. «Живут в тюрьме без
свежего воздуха», – подумал Капитан и испугался: не поймет ли. Но
голубокожий и виду не показал, что он понял. Вернее, не понял, потому что
всем видом своим выражал только ожидание.
– Привет, – сказал Капитан по–русски и повторил по–английски.
В ответ человечек произнес что–то не поддающееся повторению, похожее на
птичий свист или клекот. И, заметив, что его не поняли, показал рукой на
черный проем.
– Приглашает, – сказал Библ. – Ну как, Кэп?
– Принято.